ПРОЯВЛЕНИЯ
"НАМЕРЕНИЯ"
Дон Хуан хотел, чтобы мы совершили один продолжительный
поход в горы, прежде чем я уеду домой, но мы так и не осуществили
это. Вместо этого он попросил меня подвезти его в город.
Ему там нужно было повидаться с какими-то людьми.
По пути он говорил обо всем кроме "намерения".
Это была желанная передышка.
После обеда, уладив свои дела, дон Хуан предложил мне посидеть
на его любимой скамье на площади. Она оказалась свободной.
Я был очень утомленным и сонным. Но потом совершенно неожиданно
приободрился. Мой ум стал кристально чистым.
Дон Хуан тут же заметил перемену и засмеялся над моим жестом
удивления. Он улавливал мысли в моем уме, или, возможно,
это я вбирал в себя мысли от него.
- Если бы ты думал о жизни, как о периоде часов, а не лет,
твоя жизнь была бы намного длиннее, - сказал он. - даже
если ты будешь думать о ней, как о нескольких днях, жизнь
все равно покажется тебе бесконечной.
Это было точно тем, о чем я думал.
Он сказал мне, что маги считают свои жизни на часы. И что
один час жизни мага может быть равен по интенсивности целой
обычной жизни. Эта интенсивность является преимуществом,
когда она подходит к информации, заложенной в движении точки
сборки.
Я попросил его объяснить мне это более подробно. Много раз
прежде в затруднительных ситуациях в течение бесед он советовал
мне хранить всю информацию, полученную мной о мире магов,
записывая ее не на бумагу и не в уме, а в движении моей
точки сборки.
- Точка сборки даже при самом незначительном перемещении
создает полностью изолированные острова восприятия, - сказал
дон Хуан. - здесь можно хранить информацию в форме переживаний,
отложенных в усложненности сознания.
- Но как можно хранить информацию о том, что так неясно?
- спросил я.
- Ум в равной степени неясен, и все же ты доверяешь ему,
благодаря своему знакомству с ним, - возразил он. - у тебя
пока нет такого знакомства с движением точки сборки, а так
это то же самое.
- Я хотел узнать, как сохраняется информация? - спросил
я.
- Информация хранится непосредственно в переживании, - объяснил
он. - позднее, когда маг сдвигает свою точку сборки именно
туда, где она была в прошлом, он проживает вновь свое полное
переживание. Такое воспоминание магов является способом
возвращения информации, содержащейся в движении точки сборки.
- Интенсивность - это автоматический результат движения
точки сборки,
- продолжал он. - например, ты проживаешь эти моменты более
интенсивно, чем делал это обычно, поэтому можно сказать,
что сейчас ты откладываешь в запас свою интенсивность. Однажды
ты проживешь вновь этот миг, сдвинув свою точку сборки в
точное место, где она находится сейчас. Это и есть способ,
которым маги сохраняют информацию.
Я рассказал дон Хуану, что сильное воспоминание, пришедшее
ко мне несколько дней назад, просто случилось со мной, без
какого-то особого ментального процесса, который я бы осознавал.
- Как можно преднамеренно управлять воспоминанием? - спросил
я.
- Интенсивность, будучи аспектом "намерения",
естественно связана с блеском глаз магов, - объяснил он.
- для того, чтобы вспомнить эти изолированные островки восприятия,
магам надо только "намеренно" вызвать особый блеск
своих глаз, который ассоциируется с тем местом, в которое
они хотят вернуться. Но я тебе уже это объяснял.
Наверное, я выглядел озадаченным. Дон Хуан смотрел на меня
с серьезным выражением лица. Я раскрывал рот несколько раз,
пытаясь задать ему несколько вопросов, но не мог оформить
свои мысли.
- Поскольку его размер интенсивности больше обычного, -
сказал дон Хуан. - за несколько часов маг может прожить
эквивалент обычной жизни. Его точка сборки, перемещаясь
в незнакомую позицию, требует энергии больше, чем обычно.
Этот дополнительный поток энергии называется интенсивностью.
Я понял то, о чем он говорит, с удивительной ясностью, и
моя рациональность рухнула при столкновении с потрясающим
контекстом.
Дон Хуан некоторое время фиксировал на мне свой взгляд,
а затем предупредил, чтобы я остерегался реакции, которая
обычно причиняет страдания магам - неудовлетворенного желания
объяснить магическое переживание убедительными, благоразумными
терминами.
- Переживание мага так необычно, - продолжал дон Хуан. -
что маги считают его интеллектуальным упражнением и используют
его для "выслеживания" самих себя. Тем не менее,
их козырной картой, как "сталкеров", является
то, что они продолжают остро осознавать, что мы воспринимающая
сторона, и что восприятие обладает большими возможностями,
чем может представить себе ум.
Как общее замечание, я высказал свое понимание необычных
возможностей человеческого сознания.
- Чтобы защитить себя от этой безмерности, - сказал дон
Хуан. - маги научились придерживаться идеальной смеси безжалостности,
хитрости, терпения и ласки. Эти четыре основания немыслимо
перепутаны друг с другом. Маги культивируют их, намеренно
вызывая эти основания. Они, конечно же, являются позициями
точки сборки.
Он продолжал говорить, что каждое действие, выполняемое
магом, было определением владения этими четырьмя принципами.
Поэтому, собственно говоря, любое действие мага продумано
и в мыслях, и в реализации, и представляет собой своеобразную
смесь четырех оснований "выслеживания".
- Маги используют четыре настроения "выслеживания"
как путеводители,
- продолжал он. - это четыре различных состояния ума, четыре
различных марки интенсивности, которые маги могут использовать,
заставляя свои точки сборки передвигаться в особые позиции.
Он вдруг показался мне раздосадованным. Я спросил, не беспокоят
ли его мои настойчивые просьбы и расспросы.
- Я просто удивляюсь, как наша рациональность бросает нас
под молот на наковальню, - сказал он. - это наша тенденция
размышлять, спрашивать, разоблачать. Но ей нет места внутри
дисциплины магии. Магия - это акт достижения места безмолвного
знания, а безмолвное знание невозможно осмыслить. Его можно
только переживать.
Он улыбнулся, его глаза блестели, как пятна света. Он сказал,
что маги, пытаясь защитить себя от подавляющего эффекта
безмолвного знания, развили искусство "выслеживания".
Выслеживание передвигает точку сборки ежеминутно и неуклонно,
тем самым давая магам время и возможность поддержать себя.
- В искусстве "выслеживания" есть техника, которую
маги используют наиболее часто - это контролируемая глупость.
Маги утверждают, что контролируемая глупость является единственным
способом, посредством которого они имеют дело сами с собой
- в их состоянии расширяющегося сознания и восприятия -
а также и каждым в мире повседневных дел.
Дон Хуан объяснял контролируемую глупость как искусство
контролируемого обмана, или искусство притворства быть полностью
погруженным в действие, которое в данный момент под рукой
- притворства до такой степени, когда никто не сможет отличить
его от реального поведения. Контролируемая глупость - это
не открытый обман, говорил мне дон Хуан, но утонченный,
артистичный способ быть отделенным от всего, в то же время
оставаясь неотъемлемой частью всего.
- Контролируемая глупость - это искусство, - продолжал дон
Хуан. - Очень надоедливое искусство и трудное для обучения.
Большинство магов просто воротит от него, не потому, что
ему присуще какое-то зло, а потому, что при использовании
его требуется много энергии.
Дон Хуан признался, что он сознательно практикует его, хотя
это и не особенно нравится ему, возможно, из-за того, что
его бенефактор был так искусен в этом. Или, может быть,
из-за того, что его индивидуальность - которая, как он говорил,
была неискренней и мелочной - просто не обладала проворством,
необходимым для того, чтобы практиковать контролируемую
глупость.
Я взглянул на него с удивлением. Он замолчал и уставился
на меня озорными глазами.
- Когда мы приходим к магии, наши личности уже сформированы,
- сказал он и пожал плечами, выражая смирение, - поэтому
все, что нам остается делать, это практиковать контролируемую
глупость и смеяться над собой.
Наплыв сочувствия заставил меня сказать, что он, по моему
мнению, ни в коей мере не мелочный.
- Но такова моя основная индивидуальность, - настаивал он.
Я с этим не согласился.
- "Сталкеры", практикуя контролируемую глупость,
верят, что в вопросах личности вся человеческая раса делится
на три категории, - сказал он и улыбнулся так, как делал
это всегда, когда выдавал себя за меня.
- Это абсурд, - возразил я. - человеческое поведение слишком
запутано, чтобы его можно было характеризовать так просто.
- "Сталкеры" говорят, что мы не так сложны, как
нам кажется, - сказал он. - и что мы все принадлежим к одной
из трех категорий.
Я нервно рассмеялся. Обычно я принимал такие заявления как
шутку, но в этот раз, благодаря тому, что мой ум был совершенно
чист, я почувствовал, что он говорит совершенно серьезно.
- Ты не шутишь? - спросил я вежливо, как только мог.
- Я совершенно серьезен, - ответил он и начал смеяться.
Его смех немного расслабил меня. И он продолжил объяснение
системы классификации, созданной "сталкерами".
Он сказал, что люди первой категории являются идеальными
секретарями, помощниками и компаньонами. Они обладают очень
подвижной индивидуальностью, но их подвижность не является
вдохновляющей. Тем не менее они полезны, заботливы, полностью
приручаемы, изобретательны до определенных границ, забавны,
воспитаны, милы и деликатны. Другими словами, это люди,
приятнее которых не найти, но у них есть огромный недостаток
- они не могут действовать самостоятельно. Они всегда нуждаются
в тех, кто бы направлял их. Получив направление, каким бы
напряженным и противоречивым оно ни было, они потрясающи
в его реализации. Но предоставленные самим себе, они погибают.
Людей второй категории милыми вообще не назовешь. Это мелочные,
мстительные, завистливые, недоверчивые и эгоистичные люди.
Они говорят только о себе и обычно требуют, что-бы люди
подчинялись их стандартам. Они всегда перехватывают инициативу,
даже если с ней им неуютно. Им не по себе в любой ситуации,
и они никогда не расслабляются. Такие люди ненадежны и всегда
всем недовольны, при большей незащищенности они становятся
еще более отвратительными, чем есть на самом деле. Их смертельным
недостатком является то, что они должны убивать, чтобы быть
лидерами.
К третьей категории относятся люди, которые ни милы, ни
отвратительны. Они никому не служат и никому не навязывают
себя. Скорее всего они равнодушны. У них есть возвышенное
понятие о самих себе, составленное из грез и желаемых мечтаний.
В чем они экстраординарны, так это в ожидании, что вот-вот
что-то произойдет. Они ожидают, что будут открывателями
и победителями. Они обладают чудесной способностью создавать
иллюзию того, что их ждут великие дела, которые они всегда
обещают себе выполнить, но не делают этого никогда, поскольку
для этого у них нет, фактически, никаких ресурсов.
Дон Хуан сказал, что он сам определенно принадлежит ко второй
категории. Потом он попросил меня классифицировать самого
себя, и я начал трещать без умолку. Дон Хуан, согнувшись
от хохота, свалился на землю.
Он предложил мне еще раз классифицировать себя, и я неохотно
предположил, что представляю собой комбинацию всех трех
категорий.
- Мне не нужна эта комбинация чепухи, - сказал он, по-прежнему
извиваясь от хохота. - мы просто люди, и каждый из нас представляет
только один из трех типов. И как я убежден, ты принадлежишь
ко второй категории. "Сталкеры" называют таких
людей пердунами.
Я начал протестовать, что его схема классификации унизительна.
Но остановился на середине фразы. Вместо этого я понял,
что это правда, что существует только три типа личностей
и каждый из нас пойман в одну из трех категорий, в жизни
нет места надежде на изменение и освобождение.
Он согласился, что это как раз тот самый случай. Но все
же остается один путь к освобождению. Маги давно научились
тому, что только наше личное самоотражение бросает нас в
одну из категорий.
- Наша беда в том, что мы принимаем себя слишком серьезно.
- сказал он. - в какую бы категорию не попадал наш образ
самих себя, вопрос заключается только в нашей собственной
важности. Если у нас нет собственной важности, значит, нет
и вопроса, к какой категории мы относимся.
- Я всегда был пердуном, - продолжал он, и его тело затряслось
от смеха. - так же, как и ты. Но теперь я тот пердун, который
не принимает себя серьезно, в то время как ты по-прежнему
делаешь это.
Я был возмущен. Я хотел поспорить с ним, но не мог собрать
для этого энергии.
На пустой площади реверберация его смеха была неестественно
жуткой.
Потом он сменил тему, и скороговоркой произнес основные
ядра, которые мы с ним обсуждали: манифестация духа, стук
духа, надувательство духа, нашествие духа, требование "намерения"
и управление "намерением".
Он повторил их, словно давал моей памяти шанс полностью
сохранить их. А затем он кратко изложил все, что прежде
говорил мне о них. Было так, словно он нарочно вынуждал
меня сохранить всю эту информацию в интенсивности этого
момента.
Я отметил, что основные ядра по-прежнему оставались тайной
для меня. У меня появилась все та же озабоченность о моей
способности понимать их. У меня было впечатление, что стоит
ему прекратить обсуждение темы, и я тут же потеряю ее смысл.
Я настаивал на том, что должен задать ему массу вопросов
об абстрактных ядрах.
Он, казалось, мысленно оценил сказанное мной и тихо кивнул
головой.
- Эта тема была очень трудна и для меня, - сказал он. -
и я тоже задавал много вопросов. Возможно, я был более эгоцентричным,
чем ты. И таким же противным. Придирки были единственным
способом задавания вопросов, который я знал. Ты же скорее
воинственный инквизитор. В конце концов, конечно, и ты,
и я в равной степени надоедливы, но по различным причинам.
Прежде чем сменить тему, дон Хуан добавил к нашей беседе
об основных ядрах еще одну вещь: то, что они открывали себя
очень медленно, то появляясь, то капризно уходя.
- Я не могу повторять слишком часто, что каждый человек,
чья точка сборки сдвинулась, может передвинуть ее дальше,
- начал он. - и единственная причина, по которой мы нуждаемся
в учителе, заключается в том, что кто-то должен постоянно
подстегивать нас. В противном случае нашей естественной
реакцией будет остановка для того, чтобы поздравить себя
с окончанием такой большой темы.
Он сказал, что мы оба являемся хорошими примерами нашей
отвратительной тенденции поменьше касаться самих себя. Его
бенефактор, к счастью, будучи потрясающим "сталкером",
вообще не щадил его.
Дон Хуан сказал, что в течение их ночных путешествий по
диким местам нагваль Хулиан пространно обучал его природе
собственной важности и движения точки сборки. Для нагваля
Хулиана собственная важность была монстром с тремя тысячами
голов. И тот, кто вступал с ней в бой, мог победить ее одним
из трех способов. Первый способ состоял в отсечении каждой
из голов по очереди, вторым было достижение таинственного
состояния бытия, называемого местом отсутствия жалости,
которое разрушало собственную важность, медленно убивая
ее голодом, третьим была оплата немедленного уничтожения
тысячеголового монстра своей символической смертью.
Нагваль Хулиан рекомендовал третий выбор. Но он говорил
дон Хуану, что считал бы себя счастливым, если бы мог выбирать.
Для этого был дух, который обычно решал, каким путем идти
магу, и маг был обязан следовать ему.
Дон Хуан сказал, что так же, как и он вел меня, его бенефактор
заставил его отсечь три тысячи голов собственной важности,
одну за другой, но результат был совершенно разным. В то
время, как я реагировал очень хорошо, он не реагировал на
это вообще.
- Со мной была особая ситуация, - продолжал он. - с того
самого момента, как мой бенефактор "увидел" меня,
лежащим на дороге с пулевой раной в груди, он знал, что
я новый нагваль. Он действовал в соответствии с этим. Он
сдвинул мою точку сборки вскоре после того, как это позволило
мое здоровье. И я с легкостью увидел поле энергии в образе
человека-чудовища. Но это достижение, вместо того, чтобы
помочь, как предполагалось нагвалем, помешало дальнейшему
движению моей точки сборки. И в то время, как точки сборки
других учеников двигались без остановки, моя оставалась
фиксированной на моей способности "видеть" монстра.
- Но разве твой бенефактор не говорил тебе, что делать с
этим? - спросил я, озадаченный ненужным затруднением.
- Мой бенефактор не верил в передачу знания по наследству,
- сказал дон Хуан. - он считал, что знание, переданное таким
образом, теряет свою эффективность. Не было такого, чтобы
кто-то нуждался в нем. С другой стороны, если о знании лишь
намекали, заинтересованный человек должен был придумать
способ, чтобы потребовать это знание.
Дон Хуан сказал, что разница между его методом обучения
и методом его бенефактора заключается в том, что он сам
верит в свободу выбора. Его бенефактор ее отрицал.
- А учитель твоего бенефактора, нагваль Элиас, рассказал
тебе о том, что происходит? - настаивал я.
- Он пытался, - сказал дон Хуан и вздохнул. - но я действительно
был невыносим. Я видел все. Я просто позволял двум людям
говорить мне все, что угодно, но никогда не слушал того,
что они мне говорили.
Чтобы выйти из этого тупика, нагваль Хулиан решил заставить
дон Хуана выполнить еще раз, но уже другим путем, свободное
движение его точки сборки.
Я перебил его вопросом, произошло ли это до или после его
переживания в реке. История дон Хуана не имела хронологического
порядка, который мне так нравился.
- Это случилось несколькими месяцами позже, - ответил он.
- и ни на миг не думай, что я действительно изменился благодаря
своему переживанию разделенного восприятия, я не стал ни
мудрее, ни трезвее. Ничего подобного.
- Подумай о том, что случилось с тобой, - продолжал он.
- я не только раз за разом разрушал твою последовательность,
я разносил ее в клочья, а посмотри на себя - ты по-прежнему
действуешь так, словно ты целый. Это ярчайшее достижение
магии, "намеренного" действия.
- Я был таким же. На время я пошатнулся под ударом того,
что пережил, но потом я все забыл и связал разорванные концы,
словно ничего и не произошло. Бот почему мой бенефактор
верил, что мы можем действительно измениться только тогда,
когда умрем.
Вернувшись к своей истории, дон Хуан сказал, что нагваль
использовал Тулио, необщительного члена его семейства, чтобы
нанести новый сокрушительный удар по его психологической
последовательности.
Дон Хуан сказал, что все ученики, включая и его самого,
никогда не были в полном согласии друг с другом кроме того,
что Тулио - презрительно надменный человечишко. Они ненавидели
Тулио из-за того, что он либо избегал их, либо постоянно
их осаживал. Он всегда обращался с ними с таким пренебрежением,
что они чувствовали себя подобно грязи. Они все были убеждены,
что Тулио никогда не разговаривает с ними, потому что ему
нечего им сказать, и что его наиболее рельефной чертой,
его высокомерным равнодушием была скрываемая им робость.
Но несмотря на его неприятную личность, к огорчению всех
учеников, Тулио имел несообразное влияние на всех обитателей
дома - особенно на нагваля Хулиана, который, казалось, души
в нем не чаял.
Однажды утром нагваль Хулиан отправил всех учеников в однодневную
поездку в город. Единственным человеком, который остался
в доме, не считая старых хозяев дома, был дон Хуан.
Около полудня нагваль Хулиан отправился в свой кабинет,
чтобы заняться ежедневными деловыми расчетами. Проходя мимо,
он небрежно попросил дон Хуана помочь ему с бухгалтерией.
Дон Хуан начал разбираться с квитанциями и вскоре понял,
что для продолжения работы ему нужна некоторая информация
от Тулио, который, будучи ответственным за имущество, забыл
сделать необходимые записи.
Нагваля Хулиана ужасно разозлило упущение Тулио, что доставило
немало удовольствия дон Хуану. Нагваль нетерпеливо приказал
дон Хуану отыскать Тулио, который в это время присматривал
на полях за рабочими, и попросить его зайти к нему в кабинет.
Дон Хуан, радуясь идее досадить Тулио, пробежал полмили
по полям в сопровождении слуги, который защищал его от человека-чудовища.
Он нашел Тулио, который, как всегда, следил за работой на
расстоянии. Дон Хуан заметил, что Тулио не любит вступать
в прямой контакт с людьми и всегда наблюдает за ними издалека.
Резким тоном и в преувеличенно властной манере дон хуан
приказал Тулио следовать в дом, поскольку нагвалю требуется
его помощь. Тулио едва слышным голосом ответил, что он слишком
занят в данный момент, но в течение часа, возможно, освободится
и придет.
Дон Хуан настаивал, зная, что Тулио не снизойдет для спора
с ним и просто спровадит его кивком головы. Он был шокирован,
когда Тулио начал кричать ему непристойности. Сцена так
не вязалась с характером Тулио, что даже рабочие перестали
трудиться и вопросительно посмотрели друг на друга. Дон
Хуан был уверен, что они никогда не слышали, чтобы Тулио
повышал свой голос и при этом выкрикивал неприличную брань.
Его удивление было таким сильным, что он нервно рассмеялся,
и этот смех ужасно рассердил Тулио. Он даже швырнул в напуганного
дон Хуана камень, вызвав его бегство.
Дон Хуан и его телохранитель немедленно прибежали в дом.
Около дверей они встретили Тулио. Он что-то тихо рассказывал
и пересмеивался с несколькими женщинами. По своему обыкновению,
он отвел голову в сторону, игнорируя дон хуана. Дон Хуан
начал сердито отчитывать его за то, что он болтает здесь
в то время, когда его требует в кабинет сам нагваль. Тулио
и женщины посмотрели на дон Хуана так, словно он спятил.
Но Тулио в этот день был каким-то необычным. Он вдруг закричал
на дон Хуана, приказывая ему закрыть свой гнусный рот и
подумать о своих собственных гнусных делах. Он нагло обвинил
дон Хуана в попытке представить его в плохом свете перед
нагвалем Хулианом.
Женщины выказывали свою встревоженность, громко вздыхая
и неодобрительно посматривая на дон Хуана. Они пытались
успокоить Тулио. Дон Хуан еще раз приказал Тулио идти в
кабинет нагваля и пояснить счета. Тулио послал его подальше.
Дон Хуан затрясся от гнева. Простое задание проверить счета
превращалось в кошмар. Но он сдержался. Женщины внимательно
следили за ним, и это злило его пуще прежнего. В безмолвном
бешенстве он побежал к нагвалю. Тулио и женщины вернулись
к разговору и тихо смеялись, как бы радуясь удачной шутке.
Удивление дон Хуана нельзя описать словами, когда, вбежав
в кабинет, он увидел Тулио, сидящим за письменным столом
нагваля, погруженным в изучение квитанций. Дон Хуан сделал
огромное усилие и поборол свой гнев. Он улыбнулся Тулио.
У него больше не было надобности сводить с Тулио свои счеты.
Он вдруг понял, что нагваль Хулиан использовал Тулио, чтобы
проверить его, посмотреть, можно ли его вывести из себя.
Но он не даст ему этого удовольствия.
Не отводя глаз от квитанций, Тулио сказал, что если дон
Хуан разыскивает нагваля, он, возможно, найдет его в другом
конце дома.
Дон Хуан помчался в другую часть дома и застал нагваля Хулиана
медленно шагающим вокруг патио с Тулио под ручку. Нагваль,
казалось, был поглощен беседой. Тулио мягко потянул за его
рукав и сказал тихим голосом, что сюда пришел его помощник.
Нагваль по деловому объяснил дон Хуану все, что надо было
сделать со счетами. Это было длинное, подробное и доскональное
объяснение. Потом он попросил дон Хуана принести расчетную
книгу из кабинета сюда, чтобы они могли сделать записи,
а потом Тулио подпишет свои.
Дон Хуан не мог понять, что происходит. Подробное объяснение
и деловой тон нагваля переносил все в сферу мирских дел.
Тулио нетерпеливо приказал дон Хуану поторапливаться и принести
книгу, поскольку он был очень занят. Ему куда-то надо было
спешить.
Но теперь дон Хуан смирился со своей ролью клоуна. Он знал,
что нагваль задумал что-то еще, он понял это по странному
выражению его глаз, которое у дон Хуана всегда ассоциировалось
с его кошмарными шутками. К тому же Тулио в этот день сказал
больше слов, чем за все два года, которые дон Хуан был в
этом доме.
Не сказав ни слова, дон Хуан вернулся в кабинет. Как он
и ожидал, Тулио оказался здесь первым. Он сидел на углу
стола, ожидая дон Хуана и нетерпеливо постукивал каблуком
об пол. Он протянул гроссбух дон Хуану и сказал, что тот
может убираться прочь.
Даже будучи подготовленным, дон Хуан был поражен. Он смотрел
на человека, который в это время сердился и ругал его. Дон
Хуан изо всех сил пытался не раздражаться. Он продолжал
говорить себе, что все это просто проверка его выдержки.
Ему казалось, что его выгонят из дома, если он не выдержит
испытания.
В центре своего смятения он все же удивлялся той скорости,
с какой Тулио всегда удавалось быть на прыжок впереди него.
Дон Хуан, конечно же, предвидел, что Тулио уже поджидает
его с нагвалем. И все-таки, когда он увидел его там, это
хотя и не удивило его, но заставило заподозрить неладное.
Он же мчался через дом по кратчайшему пути. Тулио никак
не мог обогнать его. Кроме того, если бы Тулио и бежал,
ему бы следовало бежать рядом с дон Хуаном.
Нагваль Хулиан с равнодушным видом принял от дон Хуана расчетную
книгу, потом сделал запись, и Тулио зарегистрировал ее.
Затем они вновь заговорили о счетах, не обращая внимания
на дон Хуана, который буквально пожирал глазами Тулио. Дон
Хуану хотелось разгадать, какой вид испытания они подготовили
для него. Ему казалось, что это было испытание его отношения
к другим. В конце концов в этом доме его отношение к другим
всегда было проблемой.
Нагваль отпустил дон Хуана, сказав, что хочет наедине с
Тулио обсудить некоторые дела. Дон Хуан пошел искать женщин,
чтобы разузнать, что же они скажут об этой странной ситуации.
Не прошел он и десяти метров, как встретил двух женщин и
Тулио. Между ними шел оживленный разговор. Он увидел их
раньше, чем они заметили его, поэтому дон Хуан бросился
назад к нагвалю. Тулио был там, беседуя с нагвалем.
Невероятное подозрение закралось в ум дон Хуана. Он побежал
в кабинет, Тулио так углубился в бухгалтерию, что даже не
обратил внимания на дон Хуана. Дон Хуан спросил его, что
происходит? Тулио на этот раз поступил по своему обыкновению,
он и не ответил и даже не взглянул на дон хуана.
В этот миг у дон Хуана появилась другая невообразимая мысль.
Он побежал на конюшню, оседлал двух лошадей и попросил своего
утреннего телохранителя сопровождать его снова. Они галопом
поскакали туда, где видели Тулио прежде. Он был точно там,
где они оставили его. Он ни слова не сказал дон Хуану и
только пожал плечами и отвернулся, когда дон Хуан начал
расспрашивать его.
Дон Хуан и его компаньон галопом вернулись домой. Он попросил
человека позаботиться о лошадях и вбежал в дом. Тулио обедал
с женщинами. Тулио разговаривал с нагвалем. Тулио работал
со счетами.
Дон Хуан сел, от страха его бросило в холодный пот. Он знал,
что нагваль Хулиан испытывает на нем одну из своих ужасных
шуток. Он рассудил, что у него есть три варианта действий.
Он может вести себя, словно ничего не случилось, он может
вычислить, какой тест придуман для него, или, поскольку
нагваль подчеркнул, что он будет рядом, чтобы объяснить
все, что пожелает дон Хуан, он может пойти к нагвалю и попросить
его пояснений.
Он решил попросить пояснений. Он подошел к нагвалю и попросил
объяснить то, что было сделано с ним. Нагваль в это время
был один, рассматривая свои деловые бумаги. Он отложил гроссбух
и улыбнулся дон Хуану. Он сказал, что двадцать одно неделание,
которым он обучал дон Хуана, были орудиями, которые могли
бы отсечь три тысячи голов собственной важности, но эти
орудия были с дон Хуаном совершенно неэффективны. Поэтому
он испытал второй метод разрушения собственной важности,
который требовал введение дон Хуана в состояние бытия, названное
местом отсутствия жалости.
То есть дон Хуан еще раз убедился, что нагваль Хулиан просто
сумасшедший. Слушая, как он рассказывает о неделаниях, о
монстре с тремя тысячами голов или о месте отсутствия жалости,
дон Хуану стало даже жалко его.
Нагваль Хулиан спокойно попросил дон Хуана пойти в кладовую,
вернувшись снова в дом, и пригласить сюда придти Тулио.
Дон Хуан вздохнул и еле удержался от смеха. Методы нагваля
были слишком очевидны. Дон Хуан знал, что нагваль хочет
продолжить испытание, используя для этого Тулио.
Дон Хуан остановил свой рассказ и спросил меня, что я думаю
о поведении Тулио. Я сказал, что руководствуясь тем, что
я знал о мире магов, я могу сказать, что Тулио был магом
и тем, кто мог сдвигать свою точку сборки в очень изощренной
манере, и это давало дон Хуану впечатление, что он находится
в четырех местах одновременно.
- Ну и кого, ты думаешь, я встретил в кладовой? - спросил
дон Хуан с хитрой ухмылкой.
- Наверняка, ты либо встретил Тулио, либо вобще не нашел
никого, - ответил я.
- Нет, если бы все так и было, моя последовательность не
была бы сокрушена, - сказал дон Хуан.
Я старался представить различные чудные вещи и предположил,
что, возможно, он встретил "сновиденное тело"
Тулио. Я напомнил дон Хуану, что он сам делал нечто подобное
с одним из членов его партии по отношению ко мне.
- Нет, - возразил дон Хуан, - я встретился там с шуткой,
которая не имеет эквивалента в реальности. Это не было чудом,
просто она была не из этого мира. Что бы, ты думал, это
было?
Я сказал дон Хуану, что ненавижу загадки. Я сказал, что
среди всех странностей, которые он заставлял меня переживать,
любая следующая вещь, как я считал, была еще более странной,
чем предыдущая, поэтому я сдаюсь и жду разгадки.
- Когда я вошел в кладовую, я готовился найти там Тулио,
- сказал дон Хуан. - я был уверен, что следующей частью
испытания будет приводящая в ярость игра в прятки. Тулио
должен был вывести меня из себя, прячась в этой кладовой.
- Но ничего, к чему я готовил себя, не произошло. Я вошел
в кладовую и встретил четырех Тулио.
- Как четырех Тулио? - переспросил я.
- В кладовой было четыре человека, - ответил дон Хуан. -
и каждый из них был Тулио. Воображаешь, каково было мое
удивление? Каждый из них сидел в одной и той же позе, их
ноги были тесно переплетены. Они поджидали меня. Я посмотрел
на них и с криком убежал.
- Мой бенефактор догнал меня и повалил на землю у самых
дверей. И потом, к моему великому ужасу, я увидел, как четыре
Тулио вышли из сарая и направились ко мне. Я кричал, кричал
до тех пор, пока Тулиос не начали щипать меня своими стальными
пальцами, словно меня атаковали огромные птицы. Я кричал
до тех пор, пока что-то во мне не сдалось. Я вошел в состояние
величайшего безразличия. Никогда прежде в своей жизни я
не чувствовал себя так удивительно. Я стряхнул с себя всех
Тулио и поднялся. Они просто щекотали меня. Я подошел прямо
к нагвалю и попросил его объяснить мне существование этих
четырех человек.
Нагваль Хулиан объяснил дон Хуану, что эти четыре человека
были образцами "выслеживания". Их имена были придуманы
их учителем, нагвалем Элиасом, который в качестве упражнения
по контролируемой глупости взял испанскую нумерацию уно,
дос, трес, куатро, и добавив к ней имя Тулио, получил имена
Тулиуно, Тулиодо, Тулитро и Туликуатро.
Нагваль Хулиан познакомил каждого по очереди с дон хуаном.
Четыре человека встали в ряд. Дон Хуан подходил к каждому
из них и кивал головой, и каждый из них тоже отвечал кивком.
Нагваль сказал, что эти четыре человека были "сталкерами"
такого высочайшего таланта - в котором дон Хуан мог теперь
убедиться - что похвала здесь бессмысленна. Тулиос были
триумфом нагваля Элиаса, они были сутью ненавязчивости.
Они были такими первоклассными "сталкерами", что
по существу существовал только один из них. Хотя люди видели
и имели дело с ними ежедневно, никто, кроме членов группы
не знал, что существует четыре Тулио.
Дон Хуан с исключительной ясностью понял все, что нагваль
Хулиан рассказал ему об этих людях. Благодаря необычной
для него ясности, он знал, что достиг места отсутствия жалости.
И тогда он самостоятельно понял, что место отсутствия жалости
достигнуто. И тогда он самостоятельно понял, что место отсутствия
жалости было позицией точки сборки, позицией, которая делала
самосожаление недействительным. И еще дон Хуан знал, что
его понимание и мудрость были крайне кратковременными. Его
точка сборки неизбежно должна была вернуться в свою точку
отправления.
Когда нагваль спросил дон Хуана, есть ли у него еще вопросы,
он понял, что лучше обратить внимание на объяснения нагваля,
чем спекулировать на своих догадках.
Дон Хуан хотел узнать, как Тулиос создавали впечатление,
что существует только один человек. Ему это было очень интересно,
потому что, наблюдая за ними, когда они стояли вместе, он
понял, что эти люди вовсе не одинаковы. Они носили одну
и ту же одежду. У них была одинаковая комплекция, возраст
и рост. На этом, пожалуй, сходство и кончалось. И все же,
даже когда он смотрел на них, дон Хуан мог бы присягнуть,
что здесь есть только один Тулио.
Нагваль Хулиан объяснил, что человеческий глаз приучен фокусироваться
только на наиболее выдающихся чертах кого--ибо и что эти
рельефные черты узнаются прежде всего. Таким образом, искусство
"сталкеров" создает впечатление, представленное
чертами, которые были выбраны ими, чертами, которые будут
обязательно замечены глазом наблюдателя. Благодаря ловко
подкрепляемым определенным впечатлениям, "сталкеры"
способны создавать у наблюдателя неоспоримое убеждение в
том, что было воспринято глазами.
Нагваль Хулиан сказал, что когда дон Хуан впервые появился
переодетым в женскую одежду, женщины его партии были восхищены
и откровенно радовались. Но мужчина, который был тогда с
ними, а им был Тулитре, тут же снабдил дон Хуана первым
впечатлением о Тулио. Он отвернул от него свое лицо, презрительно
пожал плечами, словно все это было скучным для него, и ушел
прочь - борясь внутри с приступами смеха - в то время как
женщины помогли укрепить это первое впечатление, неодобрив
поведение, и даже почти сердясь на этого необщительного
человека.
С этого момента каждый Тулио, встречаясь с дон Хуаном, укреплял
это впечатление, все больше совершенствуя его, пока глаз
дон Хуана уже не мог схватывать ничего большего, кроме того,
что предлагалось ему.
Затем заговорил Тулиуно и сказал, что после трех месяцев
внимательных и последовательных действий, дон Хуан видел
только то, что он был приучен ожидать. После трех месяцев
его слепота стала такой сильной, что Тулиос уже не требовалось
быть внимательными. Они опять вернулись к обычной деятельности
в этом доме. Они даже перестали одевать одинаковую одежду,
но дон Хуан так и не заметил разницы.
Когда в доме появились другие ученики, Тулиос проделали
все это заново. На этот раз вызов оказался трудным, так
как учеников было много, к тому же все были очень резвы.
Дон Хуан спросил Тулиуно о внешности Тулио. Тулиуно ответил,
что нагваль Элиас утверждал, будто внешность является сущностью
контролируемой глупости, и "сталкеры" создают
внешность своим "намеренным" вызовом, а не с помощью
бутафории. Реквизит создает искусственную внешность, которая
выглядит фальшиво. В этом отношении "намеренно"
вызванная внешность является упражнением исключительно для
"сталкеров".
Тулитре рассказал следующее. Он сказал, что внешность выпрашивается
у духа. Внешности выпрашиваются, настойчиво призываются,
их никогда рационально не придумаешь. Внешность Тулио была
вызвана из абстрактного. И чтобы сделать это, нагваль Элиас
вызвал их всех четырех в очень маленькую, отдаленную комнатку,
и там с ними заговорил дух. Дух сказал им, что сначала они
должны "намеренно" вызвать свою однородность.
И за четыре недели полной изоляции однородность пришла к
ним.
Нагваль Элиас говорил, что "намерение" сплавило
их вместе, и что они приобрели уверенность, что их индивидуальности
никогда не будут раскрыты. Теперь они должны были выпросить
внешность, которую будет воспринимать наблюдатель. И они
с головой окунулись в "намеренный" вызов внешности
Тулио, которую видел дон Хуан. Не потребовалось много усилий,
чтобы сделать ее совершенной. Они под действием их учителя
фокусировались на мельчайших деталях, добиваясь их совершенства.
Четверо Тулиос продемонстрировали дон Хуану наиболее рельефные
черты Тулио. Ими являлись: очень убеждающие жесты пренебрежения
и надменности, резкие повороты лица в правую сторону, как
бы в порыве гнева, повороты нижней части тела, когда левое
плечо как бы прикрывало часть лица; сердитые взмахи рук
выше уровня глаз, которые как бы убирали волосы со лба,
и походка проворного, но неторопливого человека, который
слишком осторожничает, решая, каким путем идти.
Дон Хуан сказал, что эти детали поведения и слепота других
людей делали Тулио незабываемым характером. Фактически,
он был настолько незабываем, что для того, чтобы спроецировать
Тулио на дон Хуана или других учеников, как на экран, любому
из четырех мужчин надо было сделать только намек на черту
характера, и дон Хуан, как и другие ученики, автоматически
доделывали остальное.
Дон Хуан сказал, что благодаря невероятной последовательности
подачи информации, Тулио был для него и для других учеников
сущностью отрицательного, отвратительного человека. Но в
то же время, если бы они покопались в себе поглубже, они
бы узнали, что Тулио был подобен навязчивой идее. Он был
подвижен, таинственен и создавал, сознательно или бессознательно,
впечатление человека, находящегося в тени.
Дон Хуан спросил Тулио, как они вызывали "намерение".
Тулио объяснил, что "сталкеры" вызывают "намерение"
громко вслух. Обычно "намерение" вызывается в
небольшой, темной, изолированной комнате. На черный стол
ставится свеча, чье пламя должно быть в нескольких дюймах
перед глазами, затем медленно произносится слово "намерение",
которое повторяется ясно и четко, без спешки, сколько чувствуешь
нужно для этого раз. Высота голоса поднимается или спадает
без всяких мыслей об этом.
Тулио подчеркивал, что незаменимой частью действия вызова
"намерения" была полнейшая концентрация на том,
что "намеренно" вызывалось. В их случае концентрация
была на их однородности и на внешности Тулио. Позже, когда
"намерение" сплавило их, им потребовалась пара
лет для создания уверенности, что их однородность и внешность
Тулио стали реальностью для наблюдателя.
Я спросил дон Хуана, что он думает о способе их вызова "намерения".
Он сказал, что его бенефактор, как и нагваль Элиас, были
более ритуальны, чем он сам, поэтому они предпочитали такие
вещи, как свечи, темные клозеты и черные столы.
Я случайно заметил, что меня очень привлекает ритуальное
поведение. Ритуал мне казался необходимым для фиксирования
внимания. Дон Хуан отнесся к моему замечанию довольно серьезно.
Он сказал, что "видит" мое тело, как энергетическое
поле, и оно обладает той же чертой, которую, как он знает,
имели все маги древних времен и жадно искали в других -
яркое пятно внизу на правой стороне светящегося кокона.
Эта яркость ассоциировалась с изобретательностью и со склонностью
к патологии. Черные маги тех времен находили удовольствие
в использовании этой скрытой черты и связывали ее с темной
стороной человека.
- Значит, есть дьявольская сторона человека, - сказал я
с ликованием.
- ты всегда отрицал ее. Ты всегда говорил, что дьявола не
существует, что существует только сила.
Я был удивлен своей вспышке. В этот момент все мое католическое
воспитание обрушилось на меня и князь тьмы казался мне реальнее,
чем жизнь.
Дон Хуан хохотал до тех пор, пока не поперхнулся.
- Конечно же, у нас есть темная сторона, - сказал он. -
мы способны на бессмысленное убийство, не правда ли? Мы
сжигали людей с именем бога. Мы уничтожаем себя, мы уничтожаем
жизнь на этой планете, мы разрушаем землю. Потом мы облачаемся
в мантии и ризы, и бог говорит с нами впрямую. Что же он
говорит нам? Он говорит, что мы должны быть паиньками, или
он накажет нас. Бог столетиями угрожает нам, но ничего не
изменилось. Не потому, что мы с дьяволом внутри, а потому,
что мы тупы, как пробки. Да, человек имеет темную сторону,
и она называется глупостью.
Я ничего не сказал, но мысленно аплодировал ему и с удовольствием
думал о том, что дон Хуан величайший и искусный знаток дискуссий.
Ему вновь удалось повернуть мои слова на меня же.
После небольшой паузы дон Хуан разъяснил, что в той же мере,
с какой ритуал вынуждает обычных людей строить высокие церкви
- эти монументы собственной важности - ритуал вынуждал магов
строить сооружения патологии и навязчивых идей. Поэтому
долг каждого нагваля - вести сознание так, чтобы оно неслось
прямо к абстрактному, свободное от права наложения ареста
и всяких закладных.
- Что ты понимаешь, дон Хуан, под правом наложения ареста
и закладных? - спросил я.
- Я могу подтвердить, что ритуал может поймать наше внимание
лучше, чем что-либо еще, - сказал он. - но он требует за
это огромную цену. Этой огромной ценой является патология.
Патология может стать для нашего сознания правом на арест,
закладной на нашу свободу.
Дон Хуан сказал, что человеческое сознание похоже на огромный
дом с привидениями. Сознанию повседневной жизни нравится
быть запертым в одной комнате этого огромного дома жизни.
Мы вошли в комнату через магическое отверстие - рождение.
И мы уйдем через другое подобное отверстие - смерть.
Но маги смогли отыскать еще одно отверстие и вышли из этой
закупоренной комнаты, продолжая жить. Величайшее достижение!
Но их еще более изумительным завоеванием было то, что, избавившись
от закупоренной комнаты, они избрали свободу. Они избрали
быть во всем этом огромном доме с привидениями, а не прятаться
в какой-то части его.
Патологичность - это полная противоположность той волне
энергии сознания, которая необходима для приобретения свободы.
Патологичность заставляет магов терять свой путь и лезть
в запутанные, темные проселки неизвестного.
Я спросил дон Хуана, была ли когда-нибудь патологичность
у Тулиос.
- Странность - не патология, - ответил он. - Тулиос были
исполнителями, подготовленными самим духом.
- Зачем нагваль Элиас обучил их этому? В чем заключался
смысл? Спросил я.
Дон Хуан уставился на меня и громко захохотал. В этот же
миг включили освещение площади. Он поднялся со своей любимой
скамьи и погладил ее ладонью, словно она была живой.
- В свободе, - сказал он. - он желал им свободы от перцептуальных
условностей. Он учил их быть искусными. "Выслеживание"
- это искусство. Для мага, поскольку он не покровитель и
не торговец искусством, единственно важным вопросом об этом
искусстве является то, что его можно достичь.
Мы стояли у скамьи, наблюдая за любителями вечерних прогулок,
которые толпились вокруг нас. История о четырех Тулиос оставила
меня с чувством предзнаменования. Дон Хуан посоветовал мне
вернуться домой. Долгая поездка в Лос-анджелес, сказал он,
даст моей точке сборки передышку от всех ее передвижений
за эти несколько дней.
- Компания нагваля очень утомительна, - продолжал он. -
она создает странную усталость, которая может быть даже
вредной.
Я заверил его, что совершенно не устал, и что его компания
была всем, чем угодно, но не вредной для меня. Фактически,
его общество возбуждало меня, как наркотик - я просто не
мог без него. Это звучит так, словно я льщу ему, но в действительности
я хотел сказать то, что сказал.
Мы прошлись вокруг площади три или четыре раза в полном
молчании.
- Езжай домой и подумай об основных ядрах магических историй,
- сказал он с оттенком прощания. - Или лучше не думай о
них, а заставь свою точку сборки сдвинуться в место безмолвного
знания. Движение точки сборки
- это все, но оно ничего не значит, если нет трезвого, контролируемого
движения. Поэтому, закрой дверь самоотражению. Будь безупречным,
и у тебя будет энергия, чтобы достичь места безмолвного
знания.
|
