11.
НАСТРОЕНИЕ ВОИНА
Я подъехал к дому дона Хуана в четверг 31 августа 1961 года,
и еще прежде, чем я успел приветствовать его, он просунул
голову через окошко моей машины и сказал, улыбнувшись:
- Мы должны проехать довольно большое расстояние к месту
силы, а уже почти полдень.
Он открыл дверцу машины, сел рядом со мной на переднем сиденье
и показал, чтобы я ехал на юг примерно 70 миль. Затем мы
повернули на восток по грунтовой дороге и ехали по ней,
пока не достигли подножия гор. Я остановил машину у дороги
в углублении, которое выбрал дон Хуан потому, что оно было
достаточно глубоко для того, чтобы скрыть машину из вида.
Отсюда мы направились прямо вниз к вершине низких холмов,
пересекающих широкую, плоскую пустынную местность.
Когда стемнело, дон Хуан выбрал место для сна. Он требовал
полной тишины.
На следующий день мы перекусили и продолжили наше путешествие
в восточном направлении. Растительность уже не была пустынным
кустарником. Это была сочная зелень горных кустов и деревьев.
Около полудня мы забрались на вершину гигантского утеса
неоднородной скалы, которая была похожа на стену. Дон Хуан
сел и сделал мне знак, чтобы я сел также.
- Это место силы, - сказал он после секундной паузы. - это
место, где давным-давно были захоронены воины.
В этот момент ворона пролетела прямо над нами, каркая. Дон
Хуан пристально следил за ее полетом. Я рассматривал скалу
и размышлял над тем, где тут могут быть зарыты воины, когда
он похлопал меня по плечу.
- Не здесь, дурень, - сказал он, улыбаясь. - там, внизу.
Он указал на поле прямо под нами на дне лощины к востоку
и объяснил, что поле, о котором он говорит, окружено естественной
каменной изгородью из валунов. С того места, где я сидел,
я увидел участок, который может быть был метров двести в
диаметре и выглядел правильным кругом. Густые кусты покрывали
его поверхность, маскируя валуны. Я бы не заметил ее совершенной
округлости, если бы дон Хуан не указал мне на это.
Он сказал, что существует множество таких мест, разбросанных
в старом мире индейцев, они не обязательно являлись местами
силы, как некоторые холмы или горные образования, которые
были жилищем духов, но скорее местами просветления, где
человек может научиться, где можно найти решения проблем.
- Мы собираемся провести здесь всю ночь?
- Я так думал, но маленькая ворона только что сказала мне
не делать этого.
Я хотел разузнать побольше о воронах, но он сделал мне нетерпеливый
знак замолчать.
- Посмотри на тот круг валунов, - сказал он. - зафиксируй
его в своей памяти и потом, когда-нибудь, ворона приведет
тебя к другому такому месту. Чем совершеннее его округлость,
тем больше его сила.
- И что же, кости воинов все еще зарыты здесь?
Дон Хуан сделал смешной жест замешательства, а затем широко
улыбнулся.
- Это не кладбище, - сказал он. - никто не закопан здесь.
Я сказал, что воины когда-то были похоронены здесь. Я имел
в виду, что они приходили сюда, чтобы схорониться здесь
на ночь, на два дня или на тот период времени, какой им
было нужно. Я не подразумевал, что кости мертвых людей захоронены
здесь. Мне нет дела до кладбищ. В них нет силы. В костях
воина есть сила, однако. Но они никогда не бывают похоронены
на кладбищах. Еще больше силы в костях человека знания,
однако было бы практически невозможно найти их.
- Кто такой человек знания, дон Хуан?
- Любой может стать человеком знания. Как я уже говорил
тебе, воин является неуязвимым охотником, который охотится
за силой. Если он добьется успеха в своей охоте, то он может
стать человеком знания.
- Что ты...
Он оборвал мой вопрос движением головы. Он встал и, сделав
мне знак следовать за ним, начал спускаться с крутой восточной
стороны утесов. Почти незаметная тропинка вела в направлении
круглого участка. Мы медленно пробирались по опасной тропе,
и когда мы достигли дна, то дон Хуан, совершенно не останавливаясь,
повел меня через густой чапараль на середину круга. Там
он при помощи толстых сухих веток подмел и очистил место
для нас. Это место, на которое мы сели, также было совершенно
круглым.
- Я собирался похоронить тебя здесь на всю ночь, но сейчас
я знаю, что еще не время. У тебя нет силы. Я собираюсь похоронить
тебя только на короткое время.
Я стал очень нервозен при мысли о том, что меня похоронят,
и спросил, как он планирует это сделать. Он хихикнул, как
ребенок, и начал собирать сухие ветки. Он не позволил мне
помочь ему, сказав, чтобы я сидел и ждал.
Собранные ветки он бросил на середину очищенного круга.
Затем он заставил меня лечь головой к востоку, подложил
мне под голову мой пиджак и построил вокруг моего тела клетку.
Он соорудил ее, втыкая кусочки веток длиной около 90 сантиметров
в мягкую землю. Те ветки, которые кончались развилкой, служили
поддержкой для длинных палок, которые образовали основу
клетки и придали ей вид открытого гроба. Он закрыл коробкообразную
клетку, поместив небольшие ветки и листья поверх длинных
палок, закрыв меня от плечей и вниз. Он оставил мою голову
высовываться наружу с пиджаком вместо подушки.
Затем он взял толстый кусок сухого дерева и, пользуясь им,
как копательным приспособлением, наковырял вокруг меня земли
и покрыл ею клетку.
Решетка была настолько прочной и листья были так хорошо
положены, что ни крупинки земли не свалилось внутрь. Я свободно
мог двигать ногами и фактически мог бы влезать и вылезать.
Дон Хуан сказал, что обычно воин строит клетку, а затем
проскальзывает в нее и заделывает ее изнутри.
- А как насчет животных? - спросил я. - не могут ли они
раскопать поверхностную землю, пробраться в клетку и поранить
человека?
- Нет, это не забота для воина. Это забота для тебя, потому
что у тебя нет силы. Воин, с другой стороны, руководимый
своей несгибаемой целеустремленностью, может отразить все,
что угодно. Ни крыса, ни змея, ни горный лев не смогут побеспокоить
его.
- Для чего они закапывают себя, дон Хуан?
- Для просветления и для силы.
Я испытывал исключительно приятное чувство мира и удовлетворенности.
Мир в этот момент казался спокойным. Спокойствие было исключительным
и в то же время облегчающим. Я не привык к такого рода тишине.
Я попытался заговорить, но он оборвал меня. Через некоторое
время спокойствие места подействовало на мое настроение.
Я начал думать о своей жизни и о своей личной истории и
испытал знакомое чувство печали и угрызения совести. Я сказал
ему, что не заслуживаю того, чтобы быть здесь. Что его мир
силен и честен, а я слаб, и что мой дух был искажен обстоятельствами
моей жизни.
Он засмеялся и пригрозил укрыть мою голову землей, если
я буду продолжать говорить в таком же духе. Он сказал, что
я человек, и как всякий человек заслуживаю всего, что есть
в судьбе человека. Радость, боль, печаль и борьба, и что
природа поступков не важна, если он действует, как воин.
Понизив свой голос почти до шепота, он сказал, что если
я в самом деле чувствую, что мой дух искажен, то я должен
просто фиксировать его, собрать его, сделать его совершенным,
потому что во всей нашей жизни нет никакой другой задачи,
которая была бы более стоящей. Не фиксировать дух, означает
искать смерть, а это то же самое, что ничего не искать,
поскольку смерть собирается схватить нас вне зависимости
от чего-либо.
Он сделал паузу на долгое время, а затем сказал тоном глубокого
убеждения.
- Искать совершенства духа воина - это единственная задача,
стоящая нас, как людей.
Его слова действовали, как катализатор. Я чувствовал груз
моих прошлых поступков, как независимую и тянущую назад
ношу. Я признал, что для меня нет никакой надежды. Я начал
плакать, говоря о своей жизни. Я сказал, что я болтаюсь
уже так долго, что я стал нечувствительным к боли и печали
за исключением тех редких случаев, когда я осознаю свое
одиночество и свою бесполезность.
Он не сказал ничего. Он ухватил меня за подмышки и вытащил
из клетки. Я сел, когда он меня отпустил. Он тоже уселся.
Неловкая тишина установилась между нами. Я думал, что он
дает мне время прийти в себя. Я вытащил записную книжку
и от нервозности начал строчить в нее. Я чувствовал...
- Ты чувствуешь себя, как лист, отданный на волю ветра,
не так ли? - сказал он, глядя на меня.
Именно так я себя и чувствовал. Он, казалось, был слит со
мной. Он сказал, что мое настроение напомнило ему песню
и начал петь ее тихим голосом. Его поющий голос был очень
приятен, и слова песни захватили меня:
Я так далеко от неба, где я был рожден. Бесконечная ностальгия
затопляет мои мысли. Сейчас, когда я так одинок и печален,
как листик на ветру, я хочу иногда плакать, иногда я хочу
смеяться от тоски /ке лехос эстой дель сьелло донде э насидо.
Именса ностальхиа инваде ми пенсамьенто. Аора кээстой там
соло и тристэ куаль оха аль вьенто, сисьера льорар, кисьера
рэир дэ сентимьенто/.
Мы не говорили в течение долгого времени. Наконец, он прервал
тишину.
- С того времени, как ты был рожден, так или иначе, но кто-нибудь
что-нибудь делал для тебя, - сказал он.
- Это верно, - сказал я.
- И они делали что-то для тебя против твоей воли.
- Верно.
- А теперь ты беспомощен, как лист на ветру.
- Это верно. Все так и есть.
Я сказал, что обстоятельства моей жизни временами бывали
опустошительными. Он слушал внимательно, но я не мог понять,
то ли он просто соглашается, или искренне заинтересован
до тех пор, пока не заметил, что он старается скрыть улыбку.
- Как бы сильно тебе ни нравилось чувство жалости к самому
себе, ты должен изменить это, - сказал он мягким голосом.
- это не подходит к жизни воина.
Он засмеялся и еще раз спел песню, но изменил интонацию
некоторых слов. В результате получился плачущий куплет.
Он указал, что причиной того, что мне понравилась песня,
было то, что в своей собственной жизни я не делал ничего
другого, как только находил во всем недостатки и плакал.
Я не мог с ним спорить. Он был прав. Я, однако же, я считал,
что у меня достаточно причин, оправдывающих мое чувство
того, что я как лист на ветру.
- Самая трудная вещь в мире - принять настроение воина,
- сказал он.
- нет пользы в том, чтобы печалиться, жаловаться или чувствовать
себя оправданным в том, что ты так делаешь, и верить в то,
что кто-то всегда что-то делает для нас. Никто и ничего
никому не делает, а менее всего воину.
Ты здесь со мной, потому что ты хочешь быть здесь. Ты должен
принять полную ответственность за свои поступки к настоящему
времени. Так, чтобы мысль о том, что ты находишься в воли
ветра, была неприемлема.
Он поднялся и начал разбирать клетку. Он ссыпал землю обратно
туда, откуда он ее взял и тщательно рассовал все палки в
чапараль. Затем он покрыл чистое место мусором, оставив
место таким, как если бы его никогда ничто не касалось.
Я сделал замечание относительно его скрытности. Он сказал,
что хороший охотник узнает, что мы были здесь вне зависимости
от того, какими осторожными мы будем, потому что следы людей
не могут быть полностью стерты.
Он сел, скрестив ноги, и велел мне сесть как можно удобнее
лицом к тому месту, где он закапывал меня, и оставаться
в таком состоянии, пока мое настроение печали не рассеется.
- Воин закапывает себя для того, чтобы найти силу, а не
для того, чтобы плакать от жалости к самому себе.
Я сделал попытку объясниться, но он остановил меня нетерпеливым
движением головы. Он сказал, что должен был вытащить меня
из клетки, как можно быстрее, потому что мое настроение
было невыносимым, и он побоялся, что место воспользуется
моей мягкотелостью и причинит мне вред.
- Жалость к самому себе не уживается с силой, - сказал он.
- настроение воина призывает к контролю над самим собой
и в то же самое время оно призывает к отрешенности.
- Как это может быть? - спросил я. - как он может контролировать
самого себя и быть отрешенным в одно и то же время?
- Это трудная техника, - сказал он.
Он, казалось, раздумывал, продолжать ли говорить. Дважды
он, казалось, собирался что-то сказать, но останавливал
себя и улыбался.
- Ты еще не преодолел своей печали, - сказал он. - ты все
еще чувствуешь себя слабым, и поэтому нет возможности говорить
о настроении воина сейчас.
Почти час прошел в полном молчании. Затем он внезапно спросил
меня, как мои успехи в изучении техники сновидения, которой
он научил меня. Я практиковал ее очень усердно и после монументальных
усилий получил до какой-то степени способность контролировать
свои сны. Дон Хуан был очень прав, говоря, что эти упражнения
можно рассматривать, как развлечения. Впервые в моей жизни
меня еще что-то ждало впереди, когда я ложился спать.
Я дал ему детальный отчет о своих успехах.
Довольно легко оказалось научиться удерживать изображение
своих рук после того, как я научился командовать самому
себе смотреть на них. Мои видения, хотя и не всегда моих
собственных рук, длились по-видимому долгое время, пока
я, наконец, не терял над ними контроля и не погружался в
обычные непредсказуемые сны. У меня совсем не было воли
над тем, когда я дам себе команду смотреть на свои руки
или же смотреть на другие моменты сна. Это просто происходило,
и все. В какой-то момент я вспоминал, что я должен посмотреть
на свои руки, а затем на окружающее. Были ночи, однако,
когда я не мог припомнить, чтобы я что-либо делал совершенно.
Он, казалось, был удовлетворен и захотел узнать, какие темы
сновидений я обычно находил в своих видениях. Я не мог подумать
ни о чем конкретном и стал пересказывать кошмарный сон,
который я видел предыдущей ночью.
- Не будь таким заинтересованным, - сказал он сухо.
Я рассказал ему, что я записывал все детали моих снов. С
тех пор, как я начал практиковать смотрение на свои руки,
мои сны стали очень впечатляющими, и моя способность вспоминать
их увеличилась до такой степени, что я мог помнить малейшие
детали. Он сказал, что следить за ними было пустой тратой
времени, потому что детали и их живость ни коим образом
не были важны.
- Обычные сны становятся очень живыми, как только ты начинаешь
настраивать сновидение, - сказал он. - эта живость и ясность
являются ужасающим барьером, и с тобой тут дело обстоит
хуже, чем с кем-либо вообще, кого я встречал в своей жизни.
У тебя наихудшая мания. Ты записываешь все, что можешь.
Со всей честностью я считал, что делаю то, что нужно. Составляя
подробнейшие отчеты о своих снах, я получал до какой-то
степени ясность относительно природы явлений, которые проходили
передо мной во сне.
- Брось это, - сказал он повелительно. - это ничему не помогает.
Все, что ты при этом делаешь, это отвлекаешь себя от цели
сновидения, которая состоит в контроле и силе.
Он лег и закрыл глаза шляпой и говорил, не глядя на меня.
- Я собираюсь напомнить тебе всю ту технику, которую ты
должен практиковать, - сказал он. - прежде всего, как исходная
точка, ты должен фокусировать свой взгляд на руках. Затем
переноси свой взгляд на другие предметы и смотри на них
короткими взглядами. Фокусируй свой взгляд на как можно
большем количестве вещей. Помни, что если ты бросаешь только
короткий взгляд, то изображение не смещается. Затем возвращайся
обратно к своим рукам.
Каждый раз, когда ты смотришь на свои руки, ты возобновляешь
силу, необходимую для сновидения. Поэтому вначале не смотри
на слишком много вещей. Четырех предметов будет достаточно
на один раз. Позднее ты сможешь увеличить их количество,
пока не сможешь охватывать все, что ты хочешь. Но как только
изображения начнут смещаться и ты почувствуешь, что ты теряешь
контроль - возвращайся к своим рукам.
Когда ты почувствуешь, что можешь смотреть на вещи неопределенно
долгое время, ты будешь готов к тому, чтобы приступить к
новой технике. Я собираюсь тебя научить этой новой технике
сейчас, но ожидаю, что ты применишь ее только тогда, когда
будешь готов.
Он молчал примерно четверть часа. Наконец, он сел и взглянул
на меня.
- Следующий шаг в настройке сновидений состоит в том, чтобы
научиться путешествовать, - сказал он. - точно так же, как
ты научился смотреть на свои руки, ты должен заставить себя
двигаться, перемещаться в различные места. Сначала ты должен
установить то место, куда ты хочешь попасть. Выбери хорошо
известное место. Может быть, школу или парк, или дом твоего
друга. Затем заставь себя отправиться туда.
Эта техника очень трудна. Ты должен выполнить две задачи.
Ты должен заставить себя переместиться в определенное место
и затем, когда ты добьешься совершенства в этой технике,
ты должен научиться контролировать точное время своих путешествий.
Записывая его заявления, я чувствовал, что я действительно
штучка. Действительно, я записываю безумные инструкции,
сшибая самого себя с ног для того, чтобы следовать им. Я
испытал волну угрызений и раздражения.
- Что ты делаешь со мной, дон Хуан? - спросил я, на этот
раз имея в виду действительно то, что говорил.
Он казался удивленным. Секунду он смотрел на меня, затем
улыбнулся.
- Этот же самый вопрос ты задавал мне уже множество раз.
Я ничего с тобой не делаю. Ты делаешь себя доступным силе,
ты охотишься, а я просто веду тебя.
Он наклонил голову набок и изучающе смотрел на меня. Он
взял меня одной рукой за подбородок, а другой за голову,
а затем подвигал моей головой взад и вперед. Мышцы моей
шеи были очень напряжены, и движение головы сняло напряжение.
Дон Хуан взглянул вверх на небо и, казалось, рассматривал
там что-то.
- Время уходить, - сказал он сухо и поднялся. Мы пошли в
восточном направлении до тех пор, пока не пришли к роще
невысоких деревьев в долине между двумя большими холмами.
К этому времени было уже почти пять часов вечера. Он сказал,
что мы, возможно, проведем ночь на этом месте. Он указал
на деревья и сказал, что где-то здесь рядом есть вода.
Он напряг свое тело и, как животное, начал нюхать воздух.
Я мог видеть, как мышцы его живота сокращались очень быстрыми
короткими толчками, когда он вдыхал и выдыхал воздух через
нос короткими движениями. Он велел мне делать то же самое,
и самому найти, где есть вода. Я охотно попытался подражать
ему. Через 5-6 минут быстрого дыхания у меня закружилась
голова, но ноздри необычайным образом прочистились, и я
действительно ощутил запах речной ивы. Однако я не мог сказать,
откуда он идет.
Дон Хуан сказал, чтобы я несколько минут отдохнул, а затем
вновь включил мое нюханье. Второй раунд был более интенсивен.
Я действительно мог выделять запах речной ивы, доносившийся
справа от меня. Мы отправились в этом направлении и примерно
в четверти мили обнаружили болотистое место со стоячей водой.
Мы прошли вокруг него к несколько более высокой плоской
площадке. Над этой площадкой и вокруг нее чапараль был очень
густой.
- Это место кишмя кишит горными львами и другими более мелкими
кошками, - сказал дон Хуан невзначай, как если бы это было
совсем обычным наблюдением. Я подбежал к нему, и он расхохотался.
- Обычно я сюда не прихожу совсем, - сказал он. - но ворона
указала в этом направлении. В этом должно быть что-либо
особенное.
- Нам действительно нужно быть здесь, дон Хуан?
- Да, мы здесь будем, иначе бы я избегал этого места..
Я стал исключительно нервозен. Он велел мне внимательно
слушать то, что он мне скажет.
- Единственная вещь, которую можно делать в таком месте,
- сказал он,
- это охотиться на горных львов. Поэтому я собираюсь научить
тебя, как это делать.
Есть особых способ конструирования ловушки для водяных крыс,
которые живут вокруг водяных дыр. Они служат приманкой.
Бока клетки падают и очень острые шипы высовываются с обеих
сторон. Когда клетка собрана, шипы скрыты, и они ничего
не могут поранить до тех пор, пока что-либо не упадет на
клетку. В этом случае боковые стороны клетки падают, а шипы
пронзают то, что ударилось в ловушку.
Я не мог понять, что он имеет в виду, но он нарисовал диаграмму
на земле и показал мне, что если боковые палки клетки поместить
на обманчивых пустых местах рамы, то клетка сломается с
обеих сторон, если что-либо обрушится на ее вершину.
Шипами были заостренные палочки из твердого дерева, которые
размещались вокруг рамы и хорошенько укреплялись.
Дон Хуан сказал, что обычно тяжелый груз камней размещается
поверх клетки на полках, которые соединялись клеткой и нависали
на некотором расстоянии над ней. Когда горный лев приходил
к ловушке, приманенный водяными крысами, то он обычно старался
сломать ее, ударив лапами со всей силой. При этом шипы проткнут
его лапы, и кошка с испугу подпрыгнет, обрушив на себя каскад
камней.
- Когда-нибудь тебе может понадобиться поймать горного льва,
- сказал он. - у них есть особые силы. Они очень осторожны,
и единственный способ поймать их, - это обманув их при помощи
боли и запаха речных ив.
С поразительной скоростью и ловкостью он собрал ловушку
и после долгого ожидания поймал трех толстых белкоподобных
грызунов.
Он велел мне нарвать пучок ивы у края болота и натереть
ими свою одежду. Сам он сделал то же самое. Затем быстро
и ловко он сплел из прутьев две простые сетки, нагреб из
болота большую кучу зеленых растений и грязи и принес их
обратно на площадку, на которой укрылся. В это время грызуны,
похожие на белок, начали очень громко верещать.
Дон Хуан заговорил со мной из своего убежища и сказал, чтобы
я, воспользовавшись другой сеткой, собрал побольше ила и
растений и грязи и забрался на нижние ветки деревьев рядом
с ловушкой, где находились грызуны.
Дон Хуан сказал, что он не хочет поранить кошку или грызунов,
поэтому он собирается облить льва грязью, как только тот
явится к ловушке. Он сказал, чтобы я находился в алертном
состоянии и ударил кошку своим свертком после того, как
это сделает он, для того, чтобы прогнать ее. Он посоветовал
мне быть особенно осторожным, чтобы не свалиться с дерева.
Его последние наставления заключались в том, чтобы я сидел
так спокойно, что слился бы с ветвями.
Я не мог видеть того места, где был дон Хуан. Визг грызунов
стал особенно громким, и, наконец, стемнело настолько, что
я едва мог различать общие очертания рельефа. Я услышал
внезапно близкий звук мягких шагов и приглушенное кошачье
урчание. Затем очень мягкий рык, и грызуны, похожие на белок,
перестали визжать. Именно в это время я увидел темную массу
животного прямо под тем деревом, на котором я сидел. Прежде,
чем я смог разобраться, горный это лев или нет, он прыгнул
на ловушку. Но еще прежде, чем он ее достиг, что-то ударило
его и заставило взвиться. Я швырнул свой сверток, как советовал
мне дон Хуан. Я промахнулся, однако его падение вызвало
очень громкий звук. В то же самое мгновение дон Хуан издал
целую серию пронизывающих воплей, которые вызвали у меня
озноб на спине, и кошка с необычайной живостью спрыгнула
на площадку и исчезла.
Дон Хуан продолжал издавать пронизывающие звуки еще некоторое
время, а затем велел мне спуститься с дерева, взять клетку
с белками, забраться на площадку и присоединиться к нему
так быстро, как только смогу.
В невероятно короткий период времени я был уже рядом с доном
Хуаном. Он велел мне имитировать свои завывания как можно
лучше для того, чтобы удерживать льва в отдалении, пока
он не разберет клетку и не выпустит грызунов.
Я стал завывать, но не мог произвести того же самого эффекта.
От возбуждения мой голос был грубым.
Он сказал, что нужно нужно кричать с действительным чувством
и в то же самое время отрешиться от самого себя, потому
что лев все еще находится поблизости. Внезапно я действительно
понял всю ситуацию. Лев-то был реален. Я издал целую серию
великолепных пронзительных воплей.
Дон Хуан покатился со смеху. Он дал мне повопить, а затем
сказал, что мы должны убраться с этого места как можно тише,
потому что лев не дурак и уже, наверное, возвращается туда,
где мы были.
- Он наверняка последует за нами. - вне зависимости от того,
как осторожны мы будем, мы оставляем за собой след такой
же широкий, как панамериканская шоссейная дорога.
Я шел вплотную к дону Хуану. Время от времени он останавливался
и слушал. Однажды он бросился бежать в темноте, и я последовал
за ним, выставив руки перед глазами для того, чтобы защитить
глаза от ветвей. Наконец, мы добрались до основания утеса,
у которого были ранее.
Дон Хуан сказал, что если нам удастся забраться на вершину
и нас не стащит вниз лев, то мы будем в безопасности. Он
полез первый, показывая нам дорогу. Мы начали карабкаться
в темноте. Не знаю, как, но я следовал за ним совершенно
уверенными шагами. Когда мы были уже у вершины, я услышал
особый крик животного. Он был похож немножко на мычание
коровы, но длиннее и более грубый.
- Наверх, наверх! - взревел дон Хуан. Когда он достиг плоской
вершины утеса, я уже сидел, переводя дыхание.
Он покалился на землю. На секунду я подумал, что это от
напряжения, которое оказалось слишком велико для него, но
он хохотал над моим быстрым карабканьем.
Мы сидели в полной тишине в течение двух часов, а затем
отправились обратно к моей машине.
Воскресенье, 3 сентября, 1961 года.
Дона Хуана не было дома, когда я проснулся. Я работал над
своими заметками, и у меня не было времени для того, чтобы
еще собрать немножко топлива в окружающем чапарале до того,
как он вернулся. Он начал смеяться над тем, что он называл
моим распорядком питания в полдень. Но и сам подсел к моим
сэндвичам.
Я сказал ему, что случившееся с горным львом озадачивает
меня. Оглядываясь назад, все это казалось мне нереальным,
как будто бы кто-то все подстроил для моей пользы. Последовательность
событий была такой быстрой, что у меня на самом деле не
было времени, чтобы испугаться. У меня было достаточно времени
для того, чтобы действовать, но недостаточно для того, чтобы
размышлять над обстоятельствами. Пока я делал свои заметки,
мне на ум пришел вопрос: действительно ли я видел горного
льва?
- Это был горный лев, - сказал дон Хуан повелительно.
- Это что, было действительно настоящее животное в плоти
и крови?
- Конечно.
Я сказал ему, что мои подозрения возникли из-за легкости
всего этого события. Все было так, как будто лев ждал где-то
в сторонке и был выучен поступать именно так, как планировал
дон Хуан.
Его не затронул каскад моих скептических замечаний. Он стал
смеяться надо мной.
- Ты забавный парень, - сказал он. - ты видел и слышал этого
кота. Он был как раз под тем деревом, где ты находился.
Он не почуял тебя и не прыгнул на тебя из-за речных ив.
Они отбивают любой другой запах, даже для кошек. И на коленях
у тебя была целая куча их.
Я сказал, что не то, чтобы сомневаюсь в нем, но все, что
случилось той ночью, было совершенно чуждым для событий
дней повседневной жизни. На некоторое время, пока я делал
свои заметки, у меня даже было чувство, что это дон Хуан
сам разыграл роль льва. Однако, мне пришлось отбросить эту
идею, поскольку я действительно видел в темноте очертания
четырехногого животного, бросившегося на клетку, а потом
прыгнувшего на платформу.
- Почему ты устраиваешь такой шум? - спросил он. - это был
просто большой кот. Там в горах таких котов должны быть
тысячи. Большое дело. Ты, как обычно, фокусируешь свои внимание
совершенно не на том. Нет никакой разницы в том, был это
лев или мои штаны. Твои чувства в этот момент - вот что
считается.
За всю жизнь я никогда не видел и не слышал большого дикого
кота на охоте. Когда я подумал об этом, то я не смог перешагнуть
через тот факт, что один из них был всего в нескольких футах
от меня.
Дон Хуан терпеливо слушал, пока я рассказывал ему обо всем,
что случилось.
- Почему такой страх перед большим котом? - спросил он с
инквизиторским выражением. - ты бывал вблизи от большинства
животных, которые живут в этой местности, и ты никогда не
был напуган ими до такой степени. Ты любишь кошек?
- Нет, не люблю.
- Ну и забудь тогда о ней. Во всяком случае, урок состоял
не в том, как охотиться на львов.
- А в чем же он был?
- Маленькая ворона указала именно на это место мне, и на
этом месте я "увидел" возможность заставить тебя
понять, как действуют, находясь в настроении воина.
Все, что ты делал прошлой ночью, было сделано в правильном
настроении. Ты контролировал себя и в то же самое время
ты был отрешен, когда ты спрыгнул с дерева, чтобы поднять
клетку и подбежал ко мне. Ты не был парализован страхом.
И потом, у вершины утеса, когда лев взвизгнул сзади, ты
двигался очень хорошо. Я уверен, что ты не поверил бы в
то, что ты сделал, если бы взглянул на тот утес в дневное
время. Ты был в достаточной степени отрешен и в то же время
имел в достаточной степени контроль над собой. Ты не оступился
и не намочил в штаны, и в то же время ты забрался на эту
стену в полной темноте. Ты мог оступиться и убиться; чтобы
лезть на эту стену в темноте, требуется держаться за самого
себя и отступиться от самого себя в одно и то же время.
Именно это я называю настроением воина.
Я сказал, что что бы там я ни делал прошлой ночью, все это
было продуктом моего страха, а не результатом настроения,
контроля и отрешенности.
- Я это знаю, - сказал он, улыбаясь. - и я хотел показать
тебе, что ты способен подстегнуть себя к тому, чтобы выйти
из своих границ, если ты находишься в соответствующем настроении.
Страх загнал тебя в настроение воина, но сейчас, когда ты
знаешь об этом, все, что угодно, может служить тебе, чтобы
войти в него.
Я хотел с ним спорить, но мои мысли не были достаточно ясны.
Я чувствовал необъяснимое раздражение.
- Удобно всегда действовать в таком настроении, - продолжал
он. - оно проносит тебя через всякую чушь и оставляет очищенным.
Это было большое чувство, когда ты достиг вершины утеса,
разве не так?
- Я сказал, что понял то, о чем он говорит, и, однако же,
чувствую, что было бы глупым пытаться приложить его учение
к повседневной жизни.
- Настроение воина требуется для каждого отдельного поступка,
- сказал он. - иначе становишься рассеянным и неуклюжим.
В жизни нет такой силы, в которой отсутствовало бы это настроение.
Посмотри на себя. Все обижает и огорчает тебя. Ты хнычешь
и жалуешься, и чувствуешь, что каждый заставляет тебя плясать
под свою дудку. Ты - листик, отданный на волю ветра. В твоей
жизни нет силы. Что за отвратительное чувство, должно быть!
Воин, с другой стороны, является охотником. Он рассчитывает
все. Это контроль. Но после того, как его расчеты окончены,
он действует. Он отступается. Это отрешение. Воин не является
листиком, отданным на волю ветра. Никто не может его толкнуть.
Никто не может заставить его поступать против самого себя
или против того, что он считает нужным. Воин настроен на
выживание. И он выживает наилучшим способом из всех возможных.
Мне нравились его мысли, хотя я думал, что они нереалистичны.
Для того сложного мира, в котором я жил, они казались слишком
упрощенными.
Он рассмеялся над моими возражениями, а я настаивал на том,
что настроение воина, вероятно, не сможет мне помочь преодолеть
чувство обиды или действительного вреда, наносимого поступками
окружающих меня людей. Как, например, в том гипотетическом
случае, когда на тебя нападает жестокий и злобный человек,
по своему положению обладающий властью.
Он взревел от смеха и согласился, что мой пример уместен.
- Воину может быть нанесен физический вред, но он не может
быть обижен, - сказал он. - для воина нет ничего обидного
в поступках окружающих людей. До тех пор, пока он сам находится
и действует в нужном настроении.
Предыдущей ночью ты сам не был обижен львом. Тот факт, что
он гнался за нами, не рассердил тебя. Я не слышал, чтобы
ты ругал его, и я не слышал, чтобы ты говорил, что он не
имеет права следовать за нами. А по всему тому, что ты о
нем знаешь, он мог быть жестоким и злобным львом. Но это
не входило в твои соображения, когда ты старался избежать
его. единственная вещь, которая удерживалась в твоем уме
- это выжить. И это ты сделал очень хорошо.
Если бы ты был один, и лев, поймав тебя, изуродовал бы тебя
до смерти, то тебе бы и в голову не пришло жаловаться на
него или чувствовать себя оскорбленным его поступками.
Настроение воина не так легко переходит в твой или чей-либо
еще мир. Оно нужно тебе для того, чтобы прорваться через
всю болтовню.
Я объяснил свой ход рассуждений. Лев и окружающие меня люди
находились не на одной доске, потому что я знал интимные
побуждения людей в то время, как я ничего не знал о таковых
у льва. Что обижало меня в поступках окружающих людей, это
то, что они действовали злобно и знающе.
- Знаю, знаю, - сказал дон Хуан терпеливо. - достичь настроения
воина
- не простое дело. Это революция. Рассматривать льва и водяных
крыс и окружающих нас людей, как равных, является великолепным
поступком духа воина. Для этого нужна сила.
12. БИТВА СИЛЫ
Четверг, 28 декабря 1961 года.
Мы начали свое путешествие очень рано утром. Мы ехали на
юг, а затем на восток к горам. Дон Хуан принес тыквенные
фляги с пищей и водой. Мы поели в моей машине, прежде чем
отправились в поход.
- Держись ближе ко мне, - сказал он. - это неизвестный для
тебя район и здесь нет нужды рисковать. Ты идешь на поиски
силы, и все, что ты делаешь, идет в счет. Следи за ветром,
особенно к концу дня. Следи за тем, когда он меняет направление
и меняет свое положение таким образом, чтобы я всегда заслонял
тебя от него.
- Что мы собираемся делать в этих горах, дон Хуан?
- Ты охотишься за силой.
- Я имею в виду, что мы в частности будем делать?
- Когда дело идет об охоте за силой, не может быть никакого
плана. Охотиться за силой или охотиться за дичью - это одно
и то же. Охотник охотится на то, что подставляет себя ему,
поэтому он всегда должен находиться в состоянии готовности.
Ты знаешь о ветре, и сейчас ты можешь охотиться за силой,
находящейся в ветре, самостоятельно. Но есть другие вещи,
о которых ты не знаешь, которые, как и ветер, являются центром
силы в определенное время и в определенных местах.
Сила - очень любопытная штука, - сказал он. - невозможно
взять ее и сказать, что это действительно есть. Это чувство,
которое имеют об определенных местах. Сила является личной.
Она принадлежит кому-нибудь одному. Мой бенефактор, например,
мог сделать человека смертельно больным, просто посмотрев
на него. Женщины дурнели, если он бросит на них взгляд.
Однако же, он не делал людей больными все время, но только
тогда, когда его личная сила в этом участвовала.
- Как он выбирал того, кого он собирался сделать больным?
- Этого я не знаю. Он сам не знал. С силой всегда так. Она
командует тобой, и в то же время она повинуется тебе.
Охотник на силу ловит ее, а затем накапливает ее, как свое
личное достояние. Таким образом личная сила растет и можно
найти такие случаи, когда воин имеет так много личной силы,
что становится человеком знания.
- Как накапливают силу, дон Хуан?
- Это опять-таки другое чувство. Оно зависит от того, какого
сорта личностью обладает воин. Мой бенефактор был человеком
жесткой природы. Через это чувство он и накапливал силу.
Все, что он делал, было сильным и прямолинейным. Он оставил
мне память о чем-то, проламывающимся сквозь вещи. И все,
что с ним случалось, происходило таким же манером.
Я сказал ему, что не могу понять, как сила накапливается
через чувства.
- Нет никакого способа объяснить это, - сказал он после
долгой паузы.
- ты должен делать это сам.
Он поднял фляги с пищей и привязал их себе на спину. Протянув
мне бечевку с восемью кусочками сухого мяса, он велел мне
повесить ее на шею.
- Это пища, обладающая силой, - сказал он.
- Что делает ее пищей, обладающей силой, дон Хуан?
- Это мясо животного, которое имело силу. Оленя, уникального
оленя. Моя личная сила привела его ко мне. Это мясо будет
поддерживать нас недели, месяцы, если нужно. Жуй медленно
маленькие кусочки его время от времени и пережевывай основательно.
Пусть сила медленно тонет в твое тело.
Мы пошли. Было почти одиннадцать утра, когда дон Хуан еще
раз напомнил мне о процедуре, которой я должен следовать.
- Следи за ветром, - сказал он. - не позволяй ему сбивать
тебя с шага и не давай ему утомлять тебя. Жуй свою пищу
силы и прячься от ветра за моим телом. Ветер не нанесет
мне вреда. Мы хорошо знаем друг друга.
Он привел меня к тропинке, которая шла прямо к высоким горам.
День был облачным, и похоже было, что пойдет дождь. Я мог
видеть низкие дождевые облака, и туман высоко в горах, спускающихся
в ту местность, в которой мы находились.
В полной тишине мы шли до трех часов дня. Пережевывание
сухого мяса действительно придавало силы. А следить за внезапными
изменениями направления ветра было до такой степени мистическим
делом, что все мое тело, казалось, ощущало изменения прежде,
чем они действительно происходили. У меня было такое чувство,
что я могу определять волны ветра, как своего рода давление
на верхнюю часть груди, на бронхи. Каждый раз перед порывом
ветра я чувствовал раздражение у себя в груди и в горле.
Дон Хуан остановился на момент и оглянулся. Казалось, он
ориентировался, а затем повернул направо. Я заметил, что
он тоже жует сухое мясо. Я чувствовал себя очень свежим
и совсем не был уставшим. Задание осознавать перемены ветра
было таким всепоглощающим, что я не ощущал хода времени.
Мы вошли в глубокий овраг, а затем по одной из его сторон
поднялись на небольшое плато на ровной стороне огромной
горы. Мы были довольно высоко, почти у самой вершины.
Дон Хуан забрался на большую скалу в конце плато и помог
мне залезть на нее. Скала располагалась таким образом, что
выглядела куполом наверху обрывистых стен. Мы медленно обошли
ее. В конце концов я вынужден был передвигаться по скале
на своем заду, придерживаясь за поверхность пятками и ладонями.
Я обливался потом, и несколько раз мне пришлось вытирать
ладони.
С противоположной стороны я мог видеть просторную неглубокую
пещеру вблизи вершины горы. Она была похожа на зал, который
был вырублен в скале. Это был песчаник, который ветры превратили
в своего рода балкон с двумя колоннами.
Дон Хуан сказал, что мы собираемся там расположиться и что
это очень безопасное место, потому что оно слишком неглубоко,
чтобы быть логовом льва или других хищников. Очень открыто,
чтобы там гнездились крысы и очень ветрено для насекомых.
Он засмеялся и сказал, что это идеальное место для людей,
поскольку никакое другое живое существо его не потерпит.
Он взлетел туда, как горный козел. Я восхищался его поразительной
энергичностью.
Я медленно сполз со скалы на заду, а затем попытался взбежать
на гору для того, чтобы достичь карниза. Последние несколько
метров полностью утомили меня. Я ребячески спросил дона
Хуана, сколько же ему на самом деле лет. Я считал, что для
того, чтобы достичь карниза так, как это делал он, следует
быть исключительно сильным и молодым.
- Я настолько молод, насколько я хочу, - сказал он. - это,
опять-таки, дело личной силы. Если ты накопишь силу в своем
теле, то оно сможет выполнять невероятные задачи. С другой
стороны, если ты растрачиваешь силу, то через совсем короткое
время ты будешь толстым старым человеком.
Балкон был расположен в направлении с востока на запад.
Открытая часть балконообразного образования выходила на
юг. Я прошел на западный конец. Вид был великолепен. Дождь
окружал нас. Он казался занавеской из прозрачного материала,
повисшей над низкой землей.
Дон Хуан сказал, что у нас достаточно времени для того,
чтобы построить укрытие. Он велел мне собрать груду камней,
таких, какие только я смогу занести на балкон, в то время,
как он сам собирал сучья для крыши.
Через час он построил стену сантиметров тридцать толщиной
на восточном краю выступа. Она была около шестидесяти сантиметров
длиной и около метра в высоту. Он сплел и связал несколько
охапок сучьев, которые собрал, и сделал крышу, подперев
ее двумя длинными палками с развилками на концах. Еще одна
такая палка была прикреплена к самой крыше и поддерживала
ее на противоположной стороне стены. Все сооружение было
похоже на высокий стол с тремя ножками.
Дон Хуан сел под ним, скрестив ноги, на самом краю балкона.
Он сказал, чтобы я сел рядом с ним справа. Некоторое время
мы молчали.
Дон Хуан нарушил тишину. Он сказал шепотом, что нам следует
действовать так, как будто бы ничего необычного не происходит.
Я спросил, что конкретно я должен делать. Он сказал, что
я должен заняться писанием и делать это точно так же, как
если бы я писал за своим письменным столом, не имея никаких
забот в мире, кроме писания. В определенный момент он подтолкнет
меня, и тогда я должен взглянуть в ту сторону, куда он мне
укажет глазами. Он предупредил меня, что в независимости
от того, что я увижу, я не должен издавать ни единого слова.
Только он может свободно разговаривать, потому что он известен
всем силам этих гор.
Я последовал его инструкциям и больше часа писал. Я ушел
в свое занятие с головой. Внезапно я почувствовал мягкое
постукивание по моей руке и увидел, что глаза и голова дона
Хуана движутся, указывая на клок тумана, примерно в 400-х
метрах от нас, который спускается с вершины горы. Дон Хуан
прошептал мне в ухо голосом, едва слышным даже на таком
близком расстоянии:
- Передвигай свои глаза взад и вперед по облаку тумана,
- сказал он,
- но не смотри на него прямо. Моргай и не давай глазам сфокусироваться
на тумане. Когда увидишь на облаке зеленое пятно, укажи
мне его глазами.
Я провел глазами слева направо по облаку тумана, которое
медленно спускалось к нам. Прошло, наверное, около получаса.
Темнело. Туман двигался исключительно медленно. вдруг в
какой-то момент у меня появилось внезапное чувство, что
я заметил слабое сияние справа. Сначала мне показалось,
что я вижу пятно зеленого кустарника сквозь туман. Когда
я смотрел на него прямо, я ничего не замечал. Но когда я
смотрел, не фокусируя взгляда, то я мог заметить неясный
зеленоватый участок.
Я показал его дону Хуану. Он скосил глаза и стал смотреть
на него.
- Сфокусируй свои глаза на этом пятне, - прошептал он мне
в ухо. - смотри, не мигая, пока не будешь видеть.
Я хотел спросить, что я должен увидеть, но он взглянул на
меня, как бы напоминая, что я не должен разговаривать.
Я посмотрел опять. Кусок тумана, который спустился сверху,
нависал, как если бы это был кусок плотного вещества. Он
был сглажен как раз в том месте, где я заметил зеленый оттенок.
Когда мои глаза устали опять, и я скосил их, то я увидел
сначала кусок тумана, наложенный поверх облака тумана, а
затем я увидел тонкую тесемку тумана, соединяющую эти два
куска, которая выглядела, как тонкое, ничем не поддерживаемое
сооружение, как мостик, соединяющий гору надо мной и облако
тумана передо мной. На секунду я подумал, что могу видеть
прозрачный туман, который сдувается с вершины горы и проходит
по мостику, не нарушая его. Казалось, что мостик действительно
твердый. В какое-то мгновение мираж стал настолько полным,
что я действительно смог различать черноту под этим мостиком
в противоположность светлой окраске песчаника по его сторонам.
Я смотрел на мост ошеломленный, а затем я то ли сам поднялся
до его уровня, то ли мост снизился до моего. Внезапно я
стал смотреть на прямую дорожку прямо перед собой. Она была
бесконечно длинной твердой дорожкой, узкой и без поручней,
но достаточно широкой, чтобы по ней можно было идти.
Дон Хуан энергично стал трясти меня за руку. Я почувствовал,
что голова у меня болтается вверх и вниз, а затем заметил,
что глаза у меня сильно воспалились. Совершенно бессознательно
я потер их. Дон Хуан продолжал трясти меня до тех пор, пока
я не открыл глаза вновь. Из своей фляги он налил немного
воды на ладонь и плеснул ее мне в лицо. Ощущение было очень
неприятным. Холод воды был настолько исключительным, что
ее капли ощущались на коже, как боль. Тут я заметил, что
мое тело очень теплое. Я был как в лихорадке.
Дон Хуан поспешно дал мне воды напиться, а затем плеснул
мне воды на уши и на шею.
Я услышал очень громкий, длинный и какой-то неземной птичий
крик. Дон Хуан секунду внимательно слушал, а затем толкнул
ногой стену и разрушил крышу. Он забросил крышу в кусты
и раскидал по сторонам все камни один за другим.
Он прошептал мне на ухо:
- Выпей воды и жуй свое сухое мясо. Мы не можем здесь оставаться.
Этот крик был не птичий.
Мы спустились вниз с карниза и пошли в восточном направлении.
Очень скоро стало так темно, что перед моими глазами как
бы повис полог. Туман был, как непроходимый барьер. Я никогда
не думал, что туман ночью может быть таким густым. Я не
мог понять, как дон Хуан идет. Сам я держался за его руку,
как будто был слепой.
Каким-то образом у меня было такое ощущение, что я иду по
краю пропасти. Мои ноги отказывались двигаться. Мой рассудок
доверял дону Хуану, и умом я хотел идти, но мое тело не
хотело. И дону Хуану приходилось тащить меня в полной темноте.
Должно быть, он знал эту местность до полного совершенства.
В определенном месте он остановился и усадил меня. Я не
смел выпустить его руку. Мое тело чувствовало без малейшей
тени сомнения, что я сижу на куполообразной горе, и, если
я сдвинусь хотя бы на дюйм вправо, то я полечу через край
в бездну. Я был абсолютно уверен, что сижу на изогнутом
склоне горы, потому что мое тело бессознательно сдвигалось
вправо. Я думал, что оно делает это для того, чтобы остаться
вертикальным, поэтому я попытался компенсировать наклон,
склоняясь влево, к дону Хуану, насколько мог дальше.
Дон Хуан внезапно отодвинулся от меня и без поддержки его
тела я упал на землю. Прикосновение к земле восстановило
мое чувство равновесия. Я лежал на плоском месте. Я начал
осознавать то, что меня окружает, на ощупь, и нащупал сухие
листья и сучки.
В это время внезапно блеснула молния, осветившая весь этот
район, и раздался ужасный удар грома. Я увидел, что дон
Хуан стоит слева от меня. Я увидел огромные деревья и пещеру
в нескольких футах за ними.
Дон Хуан велел мне забраться в пещеру. Я забрался в нее
и уселся спиной к скале.
Я почувствовал, как дон Хуан наклонился и прошептал, чтобы
я был совершенно молчалив.
Последовали еще три вспышки молнии одна за другой. Мельком
я увидел, что дон Хуан сидит, скрестив ноги, слева от меня.
Пещера была вогнутым образованием, достаточно большим, чтобы
я нем могли сидеть двое-трое людей. Выемка образовалась,
казалось, у основания валуна. Я почувствовал, что с моей
стороны было действительно умным залезать в нее на четвереньках,
потому что если бы я шел во весь рост, то я бы разбил голову
о скалу. Блеск молнии вызвал у меня мысль о том, насколько
густым было облако тумана. Я заметил стволы огромных деревьев,
как темные силуэты на фоне белесоватосветло-серой массы
тумана.
Дон Хуан прошептал, что туман и молнии были в сговоре один
с другим, и я должен был держаться исключительно алертно,
поскольку я вовлечен в битву силы. В этот момент потрясающая
вспышка молнии волшебным образом осветила всю местность.
Туман как бы являлся белым фильтром, который замораживал
свет электрического разряда и однообразно рассеивал его.
Туман был, как плотная беловатая субстанция, висевшая между
высоких деревьев. Но прямо передо мной, на уровне земли,
туман редел. Я ясно различал очертания местности. Это было
в основном в лесу. Высокие деревья окружали нас. Они были
так исключительно высоки, что я мог бы поклясться, что мы
находились в секвойевом лесу, если бы я до этого не знал,
где мы находимся.
Последовал целый каскад молний, длившийся несколько минут.
Каждая вспышка делала те очертания, которые я уже заметил,
более отчетливыми. Прямо перед собой я видел хорошо заметную
дорогу. На ней не было никакой растительности. Казалось,
она оканчивается на участке, свободном от деревьев.
Вспышек молний было так много, что я не мог проследить,
откуда они исходят. Вся местность, однако, так хорошо освещалась,
что я почувствовал себя более легко. Мои страхи и неуверенность
исчезли, как только стало достаточно света, чтобы приподнять
тяжелый занавес темноты. Поэтому, когда между вспышками
молний были длинные паузы, я уже больше не был дезориентирован
чернотой вокруг меня.
Дон Хуан прошептал, что я, пожалуй, уже достаточно понаблюдал,
и что я должен сфокусировать свое внимание на звуке грома.
К своему изумлению я понял, что не обращал внимания на гром
совершенно, несмотря на тот факт, что он действительно был
грандиозным. Дон Хуан добавил, что я должен следить за звуком
и смотреть в том направлении, откуда, мне покажется, что
он исходит.
Длинных каскадов молний и грома больше не было. Были лишь
спорадические вспышки интенсивного света и звука. Звук всегда,
казалось, приходил справа от меня. Туман поднимался, и я,
уже привыкнув к полной темноте, мог различать массу растительности.
Молнии и гром продолжались и внезапно вся правая сторона
открылась, и я смог видеть небо.
Электрический шторм, казалось, двигался вправо. Была еще
одна вспышка молнии, и на краю справа я увидел отдаленные
горы. Свет, осветивший даль, проявил силуэты массивной группы
гор. Я видел деревья на их вершинах. Они казались тонкой
черной аппликацией, наложенной на ослепительно белое небо.
Я даже увидел кучевые облака над горами.
Туман полностью рассеялся вокруг нас. Дул постоянный ветер,
и я мог слышать шелестение листьев в кронах высоких деревьев
слева от меня. Электрический шторм был слишком далек для
того, чтобы осветить деревья, но их темные массы оставались
различимыми. Свете грозы позволил мне, однако, установить,
что справа от меня расположены хребты далеких гор, и что
лес находится только слева. Казалось, что я смотрел в темную
долину, которую я совсем не мог видеть. Местность, над которой
происходил электрический шторм, находилась на противоположной
стороне долины.
Затем пошел дождь. Я вжался в скалу, как мог дальше. Шляпа
моя служила хорошей защитой. Я сидел, прижав колени к груди,
и только мои щиколотки и ступни мокли под дождем.
Дождь шел долго. Он был довольно теплый. Я чувствовал это
своими ногами, и затем я заснул.
Голоса птиц разбудили меня. Я оглянулся, ища дона Хуана.
Его тут не было. Обычно я стал бы раздумывать над тем, не
бросил ли он меня здесь одного, но потрясение от того, что
я увидел вокруг себя, почти парализовало меня. Я поднялся.
Ноги у меня были совершенно мокрыми. С полей шляпы текло,
и в ней еще накопилась какая-то вода, которая вылилась на
меня. Я был совсем не в пещере, но под каким-то густым кустом.
Я ощутил момент ни с чем не сравнимого замешательства. Я
стоял на ровном участке долины между двумя небольшими земляными
холмами, покрытыми кустами. Слева от меня не было никаких
деревьев, а справа не было никакой долины. Прямо передо
мной, там, где я видел дорогу, ведущую в лес, рос гигантский
куст.
Я отказывался поверить в то, что увидел. Несовместимость
двух моих версий реальности заставила меня хвататься за
какого-либо рода объяснения. Мне пришло в голову, что весьма
возможно, что я спал так крепко, что дон Хуан мог отнести
меня на спине куда-нибудь в другое место, не разбудив меня.
Я осмотрел то место, где спал. Земля там была сухой точно
так же, как земля на соседнем пятне рядом, где спал дон
Хуан.
Я позвал его пару раз, а затем в приступе тревоги заорал
его имя так громко, как только мог. Он вышел из-за каких-то
кустов. Я тотчас же понял, что он знает о том, что происходит.
Его улыбка была такой предательской, что я улыбнулся и сам.
Я не хотел тратить время на то, чтобы играть с ним в разные
игры. Я тут же излил ему то, что со мной случилось. Я объяснил
ему так тщательно, как мог, каждую деталь моих ночных галлюцинаций.
Он слушал не прерывая. Однако, он не мог выдержать серьезное
лицо, и пару раз начинал смеяться, но восстанавливал серьезное
выражение сразу же. Я попросил у него комментариев три или
четыре раза. Он только качал головой так, словно все дело
было непонятно ему.
Когда я закончил свой пересказ, он взглянул на меня и сказал:
- Ты выглядишь ужасно, может быть, тебе следует сходить
в кусты?
Он усмехнулся и добавил, что мне следует снять одежду и
развесить ее, чтобы она высохла. Солнечный свет был сверкающим.
Облаков почти не было, был ясный ветреный день.
Дон Хуан ушел, сказав мне, что он идет поискать какие-то
растения, и что я должен прийти в себя и чего-нибудь поесть
и не звать его, пока я не стану спокойным и сильным.
Моя одежда действительно была мокрой. Я сел на солнце сохнуть.
Я чувствовал, что единственный способ расслабиться для меня,
было достать записную книжку и начать записывать. Я ел,
пока работал над заметками.
Через пару часов я был более расслаблен и позвал дона Хуана.
Он ответил откуда-то рядом с вершины горы. Он велел мне
собрать фляги и лезть туда, где он находится. Когда я добрался
до места, то увидел, что он сидит на гладкой скале.
Я не знал, с чего начать. Так много было вещей, которые
я хотел спросить. Он, казалось, понимал мое настроение и
засмеялся с полным удовольствием.
- Как ты себя чувствуешь? - спросил он отсутствующим тоном.
Я ничего не хотел сказать. Я все еще был удручен. Дон Хуан
велел мне усесться на плоский булыжник. Он сказал, что этот
камень является объектом силы, и что я почувствую себя обновленным,
побыв там некоторое время.
- Садись! - скомандовал он сухо.
Он не улыбался. Его глаза были пронзительными, и я автоматически
уселся. Он сказал, что я был неосторожен с силой, действуя
в плохом настроении, и что мне следует положить этому конец,
иначе сила обернется против нас обоих, и мы никогда не уйдем
с этих пустынных холмов живыми. После секундной паузы он
как бы невзначай спросил:
- Как твои сновидения?
- Я объяснил ему, как трудно мне стало давать себе команду
смотреть на руки. Сначала это было относительно легко, вероятно,
из-за новизны концепции. У меня не было никаких затруднений
совершенно в том, чтобы вспоминать, что я должен смотреть
на свои руки. Однако, восторг прошел, и в некоторые ночи
я уже не мог этого делать совершенно.
- Ты должен носить головную повязку, отправляясь спать,
- Сказал он.
- носить головную повязку - это хитрый маневр. Я не могу
тебе дать такую повязку, потому что ты должен сам ее сделать
из ленты. Но ты не можешь ее сделать до тех пор, пока не
увидишь ее в сновидении. Понимаешь, что я имею в виду? Головная
повязка должна быть сделана согласно особому видению, и
она должна иметь поперечную ленту, которая плотно прилегает
к темени. Или же она может быть, как тугая шапка. Сновидения
более легки, когда носишь объект силы на голове. Ты можешь
носить свою шляпу или одевать колпак, как фраер, и отправляться
спать. Но все эти вещи вызовут только интенсивные сны, а
не сновидения.
Секунду он молчал, а затем продолжал рассказывать мне быстрым
потоком слов, что видение головной повязки происходит не
только в сновидении, но может произойти также в состоянии
бодрствования, как результат любых проникающих и совершенно
не связанных событий. Таких, как слежение за полетом птиц,
движение воды, облаков и так далее.
- Охотник на силу следит за всем, - продолжал он. - и все
говорит ему какой-нибудь секрет.
- Но как можно быть уверенным, что вещи говорят секреты?
Я думал, что он имеет особую формулу, которая позволяет
ему делать "правильные" интерпретации.
- Единственный способ быть уверенным, это следовать всем
тем инструкциям, которые я давал тебе, начиная с первого
дня, когда ты пришел ко мне. Для того, чтобы иметь силу,
нужно жить с силой.
Он доброжелательно улыбнулся. Он, казалось, потерял свою
яростность. Он даже слегка толкнул меня в руку.
- Ешь свою пищу силы, - подтолкнул он меня.
Я начал жевать сухое мясо, и в этот момент мне пришло внезапное
соображение, что, может быть, сухое мясо содержит в себе
какую-нибудь психотропную субстанцию, отсюда и галлюцинации.
На секунду я почувствовал почти облегчение. Если он что-то
положил в мясо, то мои миражи становятся совершенно понятными.
Я попросил его сказать мне, было ли что-нибудь в "мясе,
обладающем силой".
Он засмеялся, но не ответил мне прямо. Я настаивал, заверял
его, что я не сержусь и не чувствую даже недовольства, но
что я должен знать для того, чтобы я мог объяснить события
прошлой ночи к своему собственному удовлетворению. Я его
спрашивал, уговаривал, и, наконец, просил его сказать мне
истину.
- Ты действительно с изъяном, - сказал он, качая головой
с жестом недоверия. - у тебя предательская тенденция. Ты
настаиваешь на попытках все объяснить к своему собственному
удовлетворению. В мясе нет ничего, кроме силы. Сила не была
туда положена мной или каким-либо другим человеком, но только
самой силой. Это мясо оленя, и этот олень был даром мне,
точно так же, как совершенно определенный кролик был даром
тебе не так давно. Ни я, ни ты не вкладывали ничего в кролика.
Я не просил тебя высушить мясо кролика, потому что это действие
требует больше силы, чем у тебя есть. Однако, я говорил
тебе, чтобы ты поел мясо. Из-за своей собственной глупости
ты ел немного.
То, что случилось с тобой прошлой ночью, не было шуткой
или шалостью. У тебя была встреча с силой. Туман, темнота,
молнии, гром и дождь были частями великой битвы силы. Тебе
повезло, как дураку. Воин все бы отдал, чтобы иметь такую
битву.
Моим возражением было, что все происходившее не могло быть
битвой силы, потому что этого не было в реальности.
- А что реально? - спросил дон Хуан очень спокойно.
- Вот это, на что мы смотрим, реально, - сказал я, указывая
на окружающее.
- Но такими же реальными были и мост, который ты видел прошлой
ночью, и лес, и все остальное.
- Но если они были реальны, то где же они сейчас?
- Они здесь. Если бы у тебя было достаточно силы, ты мог
бы позвать их обратно. Прямо сейчас ты не можешь этого сделать,
потому что ты считаешь очень полезным продолжать сомневаться
и цепляться за все. Это не так, мой друг, это не так. Есть
миры внутри миров, прямо здесь, перед нами. Прошлой ночью,
если бы я не схватил тебя за руку, то ты бы пошел по мосту,
хотел бы ты того или нет. И еще ранее я должен был защищать
тебя от ветра, который искал тебя.
- Что бы случилось, если бы ты не защищал меня?
- Поскольку у тебя недостаточно силы, ветер заставил бы
тебя потерять тропу и, может быть, даже убил бы тебя, столкнув
в пропасть. Но туман был действительной вещью прошлой ночью.
Две вещи могли с тобой случиться в тумане. Ты мог пройти
по мосту на другую сторону или же ты упал бы и убился. Исход
зависел бы от силы. Одна вещь, однако, была явной. Если
бы я не защитил тебя, то тебе пришлось бы идти по этому
мосту в независимости от чего-либо. Такова природа силы.
Как я уже говорил тебе раньше, она командует тобой и в то
же время она подчинена тебе. Прошлой ночью, например, сила
заставила бы тебя перейти через мост, и тогда в твоей воле
было бы удерживаться, пока идешь. Я остановил тебя, потому
что я знал, что у тебя нет средств для того, чтобы использовать
силу, а без силы мост бы разрушился.
- А ты сам видел мост, дон Хуан?
- Нет, я просто "видел" силу. Она может быть чем
угодно. Для тебя на этот раз сила была мостом. Я не знаю,
почему мостом. Мы самые загадочные существа.
- А ты когда-нибудь видел мост в тумане, дон Хуан?
- Никогда. Но это потому, что я не похож на тебя. Я видел
другие вещи. Мои битвы силы очень отличались от твоих.
- Что ты видел, дон Хуан? Можешь ты мне рассказать?
- Я видел своих врагов во время первой битвы силы в тумане.
У тебя нет врагов. Ты не ненавидишь людей. Я в то время
ненавидел. Я индульгировал в ненависти к людям. Больше я
этого не делаю. Я избавился от своей ненависти, но в то
же время моя ненависть почти уничтожила меня.
Твоя битва силы, с другой стороны, была тонкой. Она поглотила
тебя. Ты поглощаешь себя сейчас своими собственными чепуховыми
мыслями и сомнениями. Это твой способ индульгировать себя.
Туман был неуязвим с тобой. Ты был с ним в дружеских отношениях.
Он дал тебе поразительный мост, и этот мост будет там, в
тумане, начиная с этих пор. Он будет открываться перед тобой
снова и снова до тех пор, пока ты когда-нибудь не перейдешь
по нему.
Я очень рекомендую, чтобы, начиная с этого дня, ты не ходил
один в туманные местности до тех пор, пока не будешь знать,
что ты делаешь.
Сила является очень колдовским делом. Для того, чтобы иметь
ее и управлять ею, нужно сначала уже иметь силу. Возможно,
однако, накопить ее мало-помалу, пока ее не будет достаточно,
чтобы выстоять в битве силы.
- Что такое битва силы?
- То, что произошло с тобой прошлой ночью, было началом
битвы силы. Сцены, которым ты был свидетелем, были основанием
силы. Когда-нибудь они приобретут для тебя смысл. Эти сцены
в высшей степени значительны.
- Можешь ли ты сам мне рассказать их смысл, дон Хуан?
- Нет. Эти сцены - твое личное завоевание. Но то, что произошло
прошлой ночью, было лишь началом, только краешком. Настоящая
битва произойдет, когда ты пересечешь мост. Что на другой
стороне, только ты будешь знать. И только ты будешь знать,
что находится на конце той дороги, которая вела в лес. Но
все это нечто такое, что может или не может случиться с
тобой. Для того, чтобы путешествовать по этим неизвестным
дорогам или мостам, нужно иметь достаточно собственной силы.
- Что случится, если не будешь иметь достаточной силы?
- Смерть всегда ждет, и когда сила воина исчезает, смерть
просто дотрагивается до него. Таким образом отправиться
в неизвестное без всякой силы - глупо. Найдешь только смерть.
Я не слушал на самом деле. Я продолжал забавляться с идеей,
что сухое мясо могло быть причиной, вызвавшей галлюцинации.
Меня удовлетворяло индульгировать в этой мысли.
- Не утруждай себя, пытаясь прояснить все это, - сказал
он, как бы читая мои мысли. - мир - это загадка. То, на
что ты смотришь, это еще не все, что здесь есть. В мире
есть намного больше. Очень намного больше. Фактически до
бесконечности. Поэтому, когда ты пытаешься прояснить себе
все это, то на самом деле ты пытаешься сделать мир знакомым.
И я и ты прямо здесь, в мире, который ты называешь реальным,
находимся просто потому, что мы оба знаем его. Ты не знаешь
мира силы, поэтому ты не можешь включить его в знакомую
сцену.
- Ты знаешь, что я в самом деле не могу оспорить твою точку
зрения, но в то же время мой ум отказывается принять ее.
Он засмеялся и слегка коснулся моей головы.
- Ты действительно безумен, - сказал он. - но все в порядке.
Я знаю, как это трудно жить, как воин. Если бы ты следовал
моим инструкциям и выполнял все те действия, которым я тебя
научил, то ты бы в настоящее время имел достаточно силы,
чтобы пересечь мост. Достаточно силы, чтобы остановить мир.
- Но почему я должен хотеть силы, дон Хуан?
- Сейчас ты не можешь придумать причин, однако, если ты
накопишь достаточно силы, то сама сила найдет в тебе хорошую
причину. Звучит странно, не так ли?
- Почему ты сам хочешь силы, дон Хуан?
- Я похож на тебя. Я не хотел. Я не могу найти причину,
чтобы ее иметь. У меня были все те же сомнения, которые
имеешь ты, и я никогда не следовал тем инструкциям, которые
мне давались, или же я никогда не думал, что следую им.
И, однако же, несмотря на мою глупость, я накопил достаточно
силы, и однажды моя личная сила заставила мир разрушиться.
- Но зачем кто-либо будет хотеть остановить мир.
- Никто не хочет, в том-то все и дело. Это просто случается.
А когда ты уже знаешь, что это такое - остановить мир, то
ты понимаешь, что для этого есть причины. Видишь ли, одним
из искусств воина является умение заставить мир разрушиться
по особой причине, а затем восстановить его вновь для того,
чтобы продолжить жить.
Я сказал ему, что, может быть, самый верный способ помочь
мне был бы дать мне пример особой причины для разрушения
мира.
Некоторое время он молчал. Казалось, он обдумывает, что
сказать.
- Я не могу сказать тебе этого, - сказал он. - нужно слишком
много силы для того, чтобы знать это. Когда-нибудь ты будешь
жить, как воин, несмотря на самого себя. Тогда, может быть,
ты накопишь достаточно личной силы, чтобы самому ответить
на этот вопрос.
Я обучил тебя почти всему тому, что нужно знать воину, чтобы
начать жить в мире, накапливая силу самому. Однако я знаю,
что ты не можешь этого делать, и я должен быть терпелив
с тобой. Я знаю наверняка, что для того, чтобы быть самим
собой в мире силы, нужна целая жизнь борьбы.
Дон Хуан взглянул на небо и на горы. Солнце уже клонилось
к западу, и на горах быстро собирались дождевые облака.
Я не знал, сколько времени. Я забыл завести свои часы. Я
спросил его, не может ли он сказать, сколько времени, и
у него был такой приступ смеха, что он скатился с камня
в кусты.
Он встал и потянулся, зевая.
- Еще рано, - сказал он. - мы должны ждать, пока туман не
соберется на вершине горы, а затем ты должен встать на этот
камень и поблагодарить туман за его одолжение. Пусть он
придет и обнимет тебя. Я буду рядом, чтобы помочь, если
понадобится.
Каким-то образом перспектива того, чтобы стоять одному в
тумане, перепугала меня. Я чувствовал себя идиотски из-за
того, что реагирую таким нерациональным образом.
- Ты не можешь уйти из этих уединенных гор, не выразив им
своей благодарности, - сказал он твердым тоном. - воин никогда
не поворачивает спины к силе без того, чтобы отдать должное
за полученное одолжение.
Он лег на спину, положив руки под голову, и накрыл лицо
шляпой.
- Как я должен ждать тумана, что я должен делать? - спросил
я.
- Пиши, - сказал он сквозь шляпу. - но не закрывай глаза
и не поворачивайся спиной.
Я попытался писать, но не мог сконцентрироваться. Я встал
и стал беспокойно ходить. Дон Хуан поднял свою шляпу и посмотрел
на меня с оттенком раздражения
- Садись! - приказал он мне.
Он сказал, что битва силы еще не окончена и что я должен
научить свой дух не быть пассивным. Ничего из того, что
я делаю, не должно выдавать моих чувств, разве что я хочу
остаться пойманным в этих горах.
Он сел и шевельнул рукой с выражением срочности. Он сказал,
что я должен действовать так, как если бы все было обычным,
потому что места силы, как то, в котором мы находимся, имеют
потенциальную возможность опустошать людей, если они беспокойны,
и поэтому человек может развить странные и вредные узы с
этим местом.
- Эти узы приковывают человека к месту силы иногда на всю
жизнь, - сказал он. - а это не твое место. Ты не нашел его
сам, поэтому подтяни свой пояс и не теряй штанов.
Его предупреждение подействовало на меня, как заговор. Я
работал в течение нескольких часов без передышки.
Дон Хуан отправился обратно спать и не просыпался до тех
пор, пока туман не приблизился на каких-то двести метров.
Он поднялся и посмотрел на окрестности. Я оглянулся, не
поворачивая спины. Туман уже залепил низину, спускаясь с
гор справа от меня. Слева от меня ландшафт был чистым. Однако
ветер начинал дуть справа и гнал туман в низину, как бы
окружая нас. Дон Хуан прошептал, что я должен оставаться
бесстрастным стоя там, где я есть, и не закрывая глаз, и
что я не должен поворачиваться до тех пор, пока я не буду
полностью окружен туманом. Только тогда можно будет начать
спуск.
Он укрылся у основания скал в нескольких футах от меня.
Тишина этих гор была какой-то величественной и в то же самое
время пугающей. Мягкий ветер, который нес туман, давал мне
ощущение, что туман свистит у меня в ушах. Большие клочки
тумана спускались с холма, как плотные образования беловатого
вещества, катящиеся на меня. Я чувствовал запах тумана.
Это была любопытная смесь сырости и свежести, затем я был
охвачен туманом полностью.
У меня было такое ощущение, что туман действует на веки
моих глаз. Они отяжелели, и я хотел закрыть глаза. Мне было
холодно, горло мое воспалилось. Я хотел кашлянуть, но не
смел. Я поднял подбородок и вытянул шею для того, чтобы
не кашлянуть. И когда я поднял свой взгляд вверх, у меня
было такое ощущение, что я действительно мог видеть плотность
туманного образования. Как будто бы мои глаза могли оценить
его толщину, проходя сквозь него. Мои глаза начали закрываться,
и я не мог больше бороться с желанием заснуть. Я чувствовал,
что сию минуту упаду на землю. В этот момент дон Хуан подскочил
ко мне, встряхнул за руки и потряс. Потрясение было достаточным,
чтобы восстановить ясность.
Он прошептал мне на ухо, что я должен бежать вниз так быстро,
как только смогу. Он сказал, что последует сзади, потому
что не хочет быть поражен теми камнями, которые я спихну
на своем пути. Он сказал, что ведущий - я, поскольку это
моя битва силы, и что я должен иметь ясную голову и быть
отрешенным для того, чтобы благополучно вывести нас отсюда.
- Это так, - сказал он громким голосом. - если у тебя не
будет настроения воина, мы никогда не покинем тумана.
Секунду я колебался. Я не был уверен, смогу ли я найти путь
с этих гор.
- Беги, кролик, беги! - завопил дон Хуан и слегка толкнул
меня вниз по склону.
|
