ВНУТРЕННИЙ
ОГОНЬ
"Я хотел бы выразить свое восхищение и благодарность
великолепному учителю... За помощь по восстановлению моей
энергии и обучению иному для нас пути к полноте и благополучию".
ПРОЛОГ
Я издал обширные описательные отчеты о своих отношениях
как ученика с индейским колдуном из мексики доном Хуаном
Матусом. Из-за чуждой для меня концепций и практики, которые
я должен был понять и усвоить, по мысли дона Хуана, у меня
не было другого выбора, как передать его учения в форме
рассказа - повествования о том, что случилось и как это
происходило.
Организация инструкций дона Хуана основывалась на том, что
у человека есть два типа сознания: он называл их "правосторонним"
и "левосторонним". Первое он описал как состояние
обычного сознания, необходимого для повседневной жизни.
О втором он говорил как о таинственной стороне человека
- таком состоянии, которое необходимо для деятельности колдуна
и видящего. В соответствии с этим он разделил свои инструкции
на учение для правой стороны и учение для левой стороны.
Свои учения для правой стороны он передавал, когда я находился
в состоянии обычного сознания, и эти учения описаны в моих
предыдущих отчетах. В этом моем состоянии он сказал мне,
что он колдун. Он даже познакомил меня с другим "колдуном",
доном Хенаром Флоресом, и в связи с характером наших отношений
я пришел к логическому выводу, что они приняли меня в ученичество.
Это ученичество закончилось непостижимым актом, к исполнению
которого привели меня они оба: они заставили меня прыгнуть
в пропасть с вершины плоской горы. В последней, разыгранной
там драме учений для правой стороны участвовали: сам дон
Хуан, дон Хенаро, еще два ученика - Паблито, Нестор и я.
Паблито, Нестор и я прыгнули с вершины в бездну.
В течение нескольких лет после этого я думал, что только
моего полного доверия к дону Хуану и дону Хенаро было достаточно
для отклонения всех моих рациональных страхов перед лицом
настоящего уничтожения. Теперь я знаю, что это не так: я
знаю, что секрет этого таился в учениях дона Хуана для левой
стороны, а также то, что для проведения этих учений в жизнь
от дона Хуана, дона Хенаро и их компаньонов потребовались
громадная дисциплина и упорство..
Чтобы собрать вновь то, что происходило при обучении для
левой стороны и что позволило мне выполнить этот непостижимый
акт - прыжок в пропасть - мне потребовалось десять лет.
Именно в своих учениях для левой стороны дон Хуан изложил
то, что он, дон Хенаро и их компаньоны делали со мной и
кто они такие. Они обучали меня вовсе не колдовству, а тому,
как овладеть тремя аспектами древнего знания, которыми они
владели: сознанием, искусством следопыта и намерением. Они
оказались вовсе не колдунами, они - видящие, а дон Хуан
не только видящий, но и нагваль.
В своих учениях для правой стороны дон Хуан уже многое объяснил
мне относительно нагваля и видения. Как я понял, видение
является способностью людей расширять свое поле восприятия
настолько, что они становятся способными оценивать не только
внешнюю видимость, но и саму суть всего. Он также объяснил
мне, что видящие видят человека, как в поле энергии, которое
выглядит подобно светящемуся яйцу. Он сказал, что у большинства
людей это поле разделено на две части, однако у некоторых
мужчин и женщин оно разделено на четыре, а иногда на три.
Из-за своей большой сопротивляемости, по сравнению со средними
людьми, эти люди, после обучения видению могут стать нагвалями.
В своих учениях для левой стороны дон Хуан объяснил мне
сложность видения и бытия нагваля. Стать нагвалем, сказал
он, гораздо более сложно и многообещающе, чем быть просто
прочным человеком, научившимся видеть. Быть нагвалем означает
быть вождем, учителем и проводником.
Как нагваль дон Хуан был руководителем группы видящих, известных
как "партия нагваля", которая состояла из восьми
женщин: Сесилии, Делии, Гермелинды, Кармелы, Нелиды, Флориды,
Зулейки и Зойлы; троих мужчин-видящих: Висенте, Сильвио
Мануэля и Хенаро, а также четверых "курьеров"
или посланников: Эмелито, Хуана Тумм, Марты и Терезы.
Кроме руководства партией нагваля дон Хуан занимался также
обучением и руководством группой учеников-видящих, известной
как "новая партия нагваля". Она состояла из четырех
молодых людей: Паблито, Нестора, Элихио и Бениньо, и пяти
женщин: Соледад, ла Горды, Лидии, Жозефины и Розы. Я был
номинальным лидером новой партии нагваля наряду с женщиной-нагвалем
по имени Кэрол.
Для того, чтобы дон Хуан мог передать мне свои учения для
левой стороны, я должен был входить в уникальное состояние
перцептуальной ясности, известное как "повышенное сознание".
В течение многих лет моей связи с ним он попеременно вводил
меня в такое состояние с помощью удара, который он наносил
своей ладонью в верхней части моей спины.
Дон Хуан объяснил, что в состоянии повышенного сознания
ученики могут вести себя почти так же естественно, как и
в повседневной жизни, однако оно позволяет фокусировать
свой ум на чем угодно с необычайной силой и ясностью. И
все же особым качеством состояния повышенного сознания является
то, что оно не поддается обычному воспоминанию. То, что
происходило в этом состоянии, становится частью повседневного
сознания ученика только через потрясающее усилие восстановления.
Мое взаимодействие с партией нагваля является примером этой
трудности воспоминания: я был в контакте с ними, за исключением
Хенаро, только в состоянии повышенного сознания, и, следовательно,
в своей повседневной жизни я не мог вспомнить их даже как
неясные тени сновидений. Образ моих встреч с ними всякий
раз был почти ритуалом: я должен был приезжать на машине
к дому дона Хенаро в маленький городок на юге мексики. Дон
Хуан обычно немедленно присоединялся к нам, и мы уже втроем
занимались затем учениями дона Хуана для правой стороны.
После этого дон Хуан заставлял меня изменить уровень сознания,
а затем мы ехали на машине в большой близлежащий город,
где жил он и другие пятнадцать видящих.
Всякий раз, входя в состояние повышенного сознания, я не
мог не изумиться различию своих двух сторон. Я чувствовал
себя всегда так, как если бы с моих глаз была снята пелена,
как если бы я был до этого частично слеп, а теперь прозрел.
Свободу и чистую радость, которые обычно овладевали мной
в этих случаях, нельзя было сравнить ни с чем, что я испытывал
прежде. Однако вместе с этим присутствовало тревожащее чувство
печали и какого-то томления, которые шли рука об руку с
радостью. Дон Хуан объяснил мне, что не было бы полноты
без печали и томления, поскольку без них нет трезвости и
доброты, а мудрость без доброты, как он сказал, и знание
без трезвости бесполезны.
Организация обучения для левой стороны требовала также,
чтобы дон Хуан, совместно со своими товарищами-видящими,
объяснил мне три аспекта их знания: управление сознания,
искусство следопыта и искусство намерения.
В этой работе я изложил искусство управления сознанием,
которое является частью целой системы его учений для левой
стороны-системы, которую он использовал для того, чтобы
подготовить меня к удивительному акту прыжка в бездну. Ввиду
того, что пережитый мною опыт, о котором я здесь рассказываю,
не имеет характера повседневной жизни, я постарался снабдить
его нужными деталями, все же не переходя границ документальной
повести. В состоянии повышенного сознания мало сознаешь
окружающую обстановку, поскольку все внимание сосредоточено
на деталях совершаемого в данный момент действия.
В нашем случае совершаемое в данный момент действие естественно
было освещением искусства овладения сознанием. Дон Хуан
принимал искусство овладения сознанием как современную версию
чрезвычайно древней традиции, которую он называл традицией
древних толтеков-видящих. И хотя он чувствовал себя неразрывно
связанным с этой древней традицией, он считал себя одним
из видящих нового цикла. Когда я спросил его однажды, каковы
же существенные черты характера видящих нового цикла, он
ответил, что это воины полной свободы, что они такие же
мастера сознания, искусства следопыта и намерения, что не
ловятся смертью, как остальные смертные, а избирают сами
момент и путь своего исхода из этого мира. В этот момент
они поглощаются внутренним огнем и исчезают с поверхности
земли, как если бы они никогда не существовали.
1. НОВЫЕ ВИДЯЩИЕ
Я прибыл в город Оаксаку на юге мексики по пути в горы,
чтобы поискать дона Хуана. На пути из города рано утром
у меня возникло сильное желание проехать через главную площадь,
и там я нашел его сидящим на своей любимой скамейке и как
бы ожидающим моего приезда.
Я присоединился к нему. Он сказал, что в городе по делам
и остановился в местном пансионате, и что он приглашает
меня поселиться вместе с ним, поскольку должен остаться
в городе еще на два дня. Мы поговорили немного о моей деятельности
и проблемах академического мира.
Как уже стало обычным для него, он неожиданно ударил меня
по спине, когда я этого меньше всего ожидал, и этот удар
сместил меня в состояние повышенного сознания.
Мы долго сидели в молчании. Я с нетерпением ждал, когда
он начнет говорить, и все же, когда он заговорил, я был
поражен неожиданностью.
- Несколько веков до того, как испанцы пришли в мексику,
- сказал он,
- там жили необычные толтеки-видящие, люди способные на
непостижимые действия. Они были последним звеном в цепи
знания, которая протянулась через тысячелетия.
Толтеки-видящие были необычайными людьми - могущественными
колдунами, мрачными преследователями, разгадавшими тайны
и владеющими тайным знанием, которое они использовали для
влияния на людей и превращения их в жертву путем фиксации
сознания своих жертв на всем, что изберут.
Он остановился и пытливо посмотрел на меня. Я чувствовал,
что он ожидает от меня вопроса, но я не знал что спросить.
- Я должен подчеркнуть важный факт, - продолжал он, - что
те колдуны знали, что фиксировали сознание своих жертв.
Ты не обратил на это внимания: когда я упомянул об этом,
оно для тебя ничего не значило. И это не удивительно: одна
из труднейших для признания вещей та, что сознанием можно
манипулировать.
Я сконфузился. Я знал, что он подводит меня к чему-то. Мне
уже было знакомо это чувство опасения - оно всегда возникало
при начале нового раунда его учений. Я сказал ему как себя
чувствую. Он неопределенно улыбнулся. Обычно, когда он улыбался,
он излучал счастье, но на этот раз он определенно был озабочен.
Казалось, он соображает, продолжать ли дальше беседу. Он
опять пытливо уставился на меня, медленно переводя взгляд
вдоль всего моего тела. Затем, очевидно удовлетворенный,
он кивнул и сказал, что я готов к своему последнему испытанию,
к чему-то, через что все воины проходят перед тем, как стать
на собственные ноги. Я был заинтригован этим более, чем
когда-либо раньше...
- Мы собираемся говорить о сознании, - продолжал он. - толтеки-видящие
знали искусство управления сознанием. Фактически они были
в этом искусстве верховными мастерами. Когда я сказал, что
они знали как фиксировать сознание своих жертв, я имел в
виду, что их тайные знания и тайные приемы позволяли им
вторгаться в тайну сознания. Значительная часть их приемов
дожила до наших дней, но, к счастью, в измененном виде.
Я сказал "к счастью" потому, что эти приемы не
вели древних толтеков-видящих к свободе, а лишь к их роковой
судьбе.
- Знаешь ли ты сам эти приемы? - спросил я.
- Почему же нет? Конечно, - ответил он. - у нас не было
способа обойти эти методики, однако это не означает, что
мы сами используем их. У нас другие взгляды, мы принадлежим
к новому циклу.
- Но ты же не считаешь себя колдуном, дон Хуан, не так ли?
- спросил я.
- Нет, не считаю, - ответил он. - я - воин, который видит.
Фактически все мы "лос нуэвос видентес" - новые
видящие. А древние видящие были колдунами.
- Для среднего человека, - продолжал он, - колдовство -
это определенное дело, однако оно, все же, восхитительно.
Вот почему я вдохновил тебя в твоем нормальном сознании,
думать, что мы колдуны. Рекомендуется поступать именно так,
это служит для привлечения интереса. Для нас же стать колдуном
все равно, что выйти на смертельно тупиковую улицу.
Я захотел узнать, что он под этим подразумевает, но он отказался
обсуждать это. Он сказал, что остановится на этом вопросе
по мере продвижения в вопросе сознания. Я спросил затем
относительно источника толтекских знаний.
- Способ, которым толтеки вышли на путь знания, было вначале
потребление растений силы, - ответил он. - побуждаемые любопытством
или голодом, они по ошибке ели их, а поскольку растения
силы оказывали на них свое воздействие, то было только вопросом
времени, когда некоторые из них стали анализировать свои
переживания. По моему мнению, первый человек на этом пути
знания был очень смелым, но он очень ошибся.
- Не является ли все это предположением с твоей стороны,
дон Хуан?
- Ничуть, это не мои предположения. Я видящий, и когда я
фиксирую свое видение на том времени, я знаю все, что происходило.
- Можешь ли ты видеть детали событий прошлого? - спросил
я.
- Видение - это особое чувство познания, - ответил он, -
познания чего-либо без тени сомнения. В этом случае, однако,
я знаю, что делали те люди, не только благодаря своему видению,
но еще и потому, что мы так тесно связаны.
Дон Хуан затем объяснил, что его использование термина "толтек"
не соответствует тому, что я подразумеваю под этим. Для
меня это означало культуру - империю толтеков, для него
же термин "толтек" означал "человек знания".
Он сказал, что в то время, о котором он говорит, за несколько
столетий, а может быть и за тысячелетие до испанского нашествия,
все такие люди знания жили в обширной географической области
к северу и югу от долины мехико и занимались особой работой:
были лекарями, сказителями, танцорами, оракулами, приготовляли
пищу и питье. Эта линия деятельности создавала в них особую
мудрость, отличающую их от средних людей, тем не менее эти
толтеки были людьми, вплетенными в ткань повседневной жизни,
подобно тому как в наше время это происходит с врачами,
учителями, священниками и дельцами. Они занимались своей
профессиональной деятельностью под строгим контролем организованных
братств, и стали опытными и влиятельными настолько, что
доминировали даже над группами, живущими вне их географической
области.
Дон Хуан сказал, что после того, как некоторые из них научились,
наконец, видеть-после столетий приема растений силы, наиболее
предприимчивые из них стали учить других знанию, как видеть.
И это стало началом их конца. Со временем число видящих
увеличивалось, а их привязанность к тому, что они видели,
наполнившая их почтением и страхом, стала такой сильной,
что они перестали быть людьми знания. Они стали чрезвычайно
опытными в видении и начали оказывать большое влияние на
странные миры, свидетелями которых они оказались. Однако
все это было бесполезно: видение подрывало их крепость и
привело к тому, что они попали в зависимость от того, что
видели.
- Были, однако видяшие, избежавшие этй судьбы, - продолжал
дон Хуан,
- великие люди, которые, несмотря на то, что были видящими,
никогда не переставали быть людьми знания. Некоторые из
них научились положительно использовать видение и стали
учить этому своих собратьев. Я убежден, что под их руководством
население целых городов уходило в другие миры и никогда
не вернулось.
Те же видящие, которые занимались только видением, потерпели
фиаско, и вся страна, в которой они жили, подверглась нашествию
завоевателей, они были так же беззащитны, как и любой человек.
- Эти завоеватели, - продолжал он, - захватили мир толтеков,
они присвоили все, но никогда не научились видеть.
- Почему ты думаешь, что они не научились видению? - спросл
я.
- Потому что они копировали процедуры толтеков - видящих,
не имея их внутренних знаний. В наши дни по всей мексике
полно колдунов, потомков тех завоевателей, которые следуют
путями толтеков, но не знают, что они делают или о чем говорят,
потому что они невидящие.
- Кем же были эти завоеватели, дон Хуан?
- Другими индейцами, - ответил он. - к тому времени, когда
пришли испанцы, древние видящие ушли - еще за столетия до
них, но были новые поколения видящих, которые начали работать
над своей безопасностью в новом цикле.
- Что ты называешь "новым поколением видящих"?
- После того, как мир древних толтеков был разрушен, выжившие
видяшие отступили и начали серьезное исследование своих
приемов. Первое, что они сделали - это выделили искусство
следопыта, сновидения и намерения в качестве ключевых процедур
и умерили использование растений силы. Это, возможно, позволяет
понять то, что случилось с ними в связи с растениями силы.
- Новый цикл только начал набирать силу, когда испанские
конкистадоры заполонили страну. К счастью, к тому времени
новые видящие уже тщательно подготовились к встрече с опасностью:
они уже были экспертами в искусстве следопыта.
Дон Хуан сказал, что последующие столетия порабощения создали
для этих новых видящих идеальные условия для совершенствования
их мастерства.
Как это ни странно, но именно предельная суровость и принуждения
того периода дали им толчок для совершенствования их новых
принципов. И благодаря тому факту, что они никогда не популяризировали
свою деятельность, они были оставлены в покое при картографировании
своих находок.
- Было ли много новых видящих во времена конкисты? - спросил
я.
- Вначале было много, но к концу только горстка. Остальные
были истреблены.
- А что в наши дни, дон Хуан? - спросил я.
- Сейчас их немного, они повсюду рассеяны, понимаешь?
- Знаешь ли ты их? - спросил я.
- На такой вопрос труднее всего ответить, - сказал он. -
есть некоторые, кого мы знаем очень хорошо, но они не совсем
такие, как мы, поскольку сосредоточились на других специфических
аспектах знания, таких как танец, лечение, заклинание, а
не на том, что рекомендуют новые видящие
- искусстве следопыта, сновидения и намерения.
Те же, кто подобны нам, не пересекаются с нами. Видящие,
жившие в период конкисты, установили это правило для того,
чтобы избежать истребления в столкновении с испанцами. Каждый
из тех видящих основал свою линию, но не все из них имеют
последователей, так что линий не много.
- Знаешь ли ты какую-либо, которая была бы точно как наша?
- спросил я.
- Несколько, - ответил он лаконично.
Я попросил его тогда дать мне об этом всю информацию, какую
он может, поскольку я жизненно заинтересован в этом вопросе:
для меня чрезвычайно важно узнать имена и адреса с целью
убеждения и подтверждения. Дон Хуан, очевидно, не хотел
угодить мне.
- Новые видящие прошли через такое подтверждение, - сказал
он. - половина из них оставила свои кости в камере подтверждения,
так что теперь они вольные птицы. Оставим это. Все, о чем
мы можем говорить, это наша линия: об этом и ты и я можем
говорить сколько душе угодно.
Он объяснил, что линии видящих начались в одно время и одинаковым
образом: примерно в конце XY1 века каждый из нагвалей намеренно
изолировал себя и свою группу видящих от каких-либо открытых
контактов с другими видящими. Следствием этого жесткого
разделения, как сказал он, было формирование индивидуальных
линий. Наша линия, сказал он, состоит из 14 нагвалей и 126
видящих. Некоторые из этих 14 нагвалей имели с собой не
более 7 видящих, другие-11, а некоторые до 15.
Он сказал мне, что его учителем, или "благодетелем",
как он называл его, был нагваль Элиас. Я спросил его, знает
ли он имена всех 14 нагвалей. Он назвал и пронумеровал их
мне так, что я узнал кто они. Он сказал мне также, что лично
знал 15 видящих, которые входили в партию его благодетеля,
и знал учителя своего благодетеля нагваля Элиаса, а также
11 видящих из его партии.
Дон Хуан заверил меня, что наша линия совершенно исключительная,
поскольку она подверглась в 1723 году принципиальному изменению
в результате внешнего влияния, которое воздействовало на
нее и неумолимо изменило путь.
Он не хотел в тот момент обсуждать само это событие, он
сказал, что с тех пор отсчитывается новое начало, и 8 нагвалей,
которые с тех пор продолжили эту линию, считаются внутренне
отличными от тех шести, которые им предшествовали.
У дона Хуана на следующий день были, видимо свои дела, так
что я не видел его до полудня. Тем временем в город пришли
трое из его учеников: Паблито, Нестор и ла Горда. Они занимались
покупкой инструментов и материалов для плотницкой деятельности
Паблито. Я сопровождал их и помог завешить все поручения.
Затем все мы возвратились в пансионат.
Мы все четверо сидели кружком, разговаривая, когда в комнату
вошел дон Хуан.
Он объявил нам, что все мы отправимся после обеда, а пока
мы собираемся поесть. У него есть кое-что, о чем ему надо
поговорить со мной наедине. Он хотел, чтобы мы оба прогулялись
вокруг главной площади, а затем все мы встретимся в ресторане.
Паблито и Нестор встали и сказали, что у них есть еще некоторые
поручения, которые они должны выполнить до встречи с нами,
а ла Горда казалась раздосадованной.
- О чем вы собираетесь говорить? - выпалила она, но быстро
поняла свою ошибку и захихикала.
Дон Хуан взглянул на нее как-то странно, но не сказал ничего.
Воодушевленная его молчанием, ла Горда предложила, чтобы
мы взяли ее с собой. Она уверила, что нисколько нам не помешает.
- Я уверен, что ты не помешаешь нам, - сказал ей дон Хуан,
- но я просто не хочу, чтобы ты слышала что-либо из того,
что я должен сказать ему.
Гнев ла Горды был очевиден. Она покраснела, а когда мы выходили
из комнаты, все ее лицо потемнело от тревоги и напряжения,
мгновенно исказившись. Рот ее открылся, губы пересохли.
Настроение ла Горды меня очень встревожило: я чувствовал
себя неудобно. Я не сказал ничего, но дон Хуан, очевидно,
заметил мое состояние.
- Ты должен благодарить ла Горду день и ночь, - сказал он
неожиданно.
- она помогает тебе разрушить чувство собственной важности.
В твоей жизни она является мелочным тираном, но ты до сих
пор не понял этого.
Мы прогуливались вокруг площади пока не исчезла вся моя
нервозность. Затем опять сели на его любимую скамейку.
Древние видящие были, в действительности, очень счастливыми,
- начал дон Хуан, поскольку у них было достаточно времени
для изучения замечательных вещей. Позволь мне сказать тебе:
они знали чудеса, которых мы сейчас не можем даже вообразить.
- Кто научил их всему этому? - спросил я.
- Они всему научились сами по себе, через видение. Большинство
вещей, которые мы имеем на своей линии, происходят от них.
Новые видящие исправили ошибки древних, но основа того,
что мы знаем и делаем, восходит ко временам толтеков.
- Древние видяшие выяснили, - продолжал он, - что лучшим
способом обучения их знанию будет заставить своих учеников
переместиться на левую сторону в состояние повышенного сознания.
Реальное обучение происходит именно там.
- Древним видящим в качестве учеников давались очень юные
дети, - продолжал дон Хуан, - так что они не знали никакой
другой жизни. Эти дети, в свою очередь, когда вырастали,
брали в ученики других детей. Вообрази себе все, что они
могли открыть в своих смещениях налево и направо за века
подобного сосредоточения.
Я отметил, насколько расстраивающими для меня являются эти
смещения. Он сказал, что его опыт был подобен моему. Его
благодетель нагваль Хулиан создал в нем глубокое расщепление,
заставляя его переходить от одного сознания к другому. Он
сказал, что ясность и свобода, которые он переживал в состоянии
повышенного сознания, находились в полном контрасте с рациональностью,
незащищенностью, гневом и страхом его нормального состояния.
Древние видящие обычно создавали эту полярность для достижения
своих собственных целей: этим способом они заставляли своих
учеников достичь того сосредоточения, которое необходимо
для изучения техники колдовства.
Однако новые видящие, как он сказал, используют это, чтобы
привести своих учеников к убеждению, что в человеке есть
нереализованные возможности.
- Наибольшее достижение новых видящих, - сказал дон Хуан,
- лежит в их объяснении тайны сознания. Они сконденсировали
это в некоторые концепции и действия, которым обучаются
ученики, когда находятся в состоянии повышенного сознания.
Он сказал, что ценностью метода обучения новых видящих является
то, что в нем используется одно преимущество: никто не может
вспомнить ничего из того, что случилось с ним в состоянии
повышенного сознания. Эта неспособность вспомнить создает
почти непреодолимый барьер для воинов, которые должны вспомнить
все это обучение, если они хотят продолжать этот путь. Только
после многих лет борьбы и дисциплины воины могут вспомнить
свое обучение. Благодаря этому усваиваются те понятия и
процедуры, которым их обучали, и они приобретают ту силу,
которую намеревались вложить в это новые видящие.
2. МЕЛОЧНЫЕ ТИРАНЫ
Дон Хуан не обсуждал со мной больше искусства овладения
сознанием, пока не прошло несколько месяцев. В то время
мы находились в доме, где жила партия нагваля.
- Пойдем погуляем, - сказал дон Хуан, положив мне на плечо
свою руку.
- или, еще лучше, пойдем к городской площади, где много
народа, сядем и поговорим.
Я удивился, что он заговорил со мной, поскольку был в доме
уже два дня, а он не сказал мне ничего, кроме "здравствуй".
Пока мы с доном Хуаном выходили из дома, ла Горда перехватила
нас и потребовала, чтобы мы взяли ее с собой. Казалось,
она решилась не слушать возражений. Дон Хуан очень сурово
сказал ей, что ему нужно обсудить со мной кое-что наедине.
- Вы собираетесь говорить обо мне, - сказала ла Горда, а
ее тон и жесты выдавали подозрение и досаду.
- Ты права, - ответил дон Хуан сухо. Он прошел мимо нее,
даже не взглянув. Я последовал за ним, и мы шли в молчании
до городской площади. Когда мы сели, я спросил, что же такое
мы можем обсуждать в отношении ла Горды. Я все еще чувствовал
смятение от ее угрожающего взгляда, который она бросила,
когда мы выходили из дома.
- Нам нечего обсуждать относительно ла Горды или кого бы
то ни было еще, - сказал он. - я сказал ей это просто для
того, чтобы возбудить ее ненормальное чувство собственной
важности. И это сработало - она рассердилась на нас. Насколько
я ее знаю, она будет достаточно долго убеждать себя, подогревая
свою уверенность и "справедливое" негодование
за отказ и свое дурацкое положение. Я не удивлюсь, если
она набросится на нас здесь же, на парковой скамейке.
- Если мы не собираемся говорить о ла Горде, что же мы будем
обсуждать? - спросил я.
- Мы продолжим наше обсуждение, которое начали в Оаксаке,
- ответил он. - для того, чтобы понять объяснение относительно
управления сознанием, от тебя потребуется предельное усилие
и желание перемещаться туда и сюда по уровням сознания.
Пока мы заняты этим объяснением, я потребую от тебя полного
сосредоточения и терпения.
Почти жалуясь, я сказал ему, что он поставил меня в очень
неудобное положение отказываясь говорить со мной в прошедшие
два дня. Он посмотрел на меня и поднял брови. На его губах
заиграла и исчезла улыбка. Я осознал, что он дал мне понять,
что я не лучше ла Горды.
- Я вызвал твое чувство собственной важности, - сказал он
хмуро. - чувство собственной важности - наш злейший враг.
Подумай об этом: нас ослабляет чувство оскорбления со стороны
наших людей-собратьев. Чувство собственной важности заставляет
нас большую часть нашей жизни быть обиженными кем-то.
Поэтому новые видящие рекомендуют приложить все усилия для
искоренения чувства собственной важности из жизни воина.
Я следовал этим рекомендациям, и большинство из моих затей
с тобой было направлено на то, чтобы показать, что без этого
чувства мы неуязвимы.
Пока я слушал, я увидел, что глаза его неожиданно засияли.
Я подумал про себя, что он, по-видимому, на краю того, чтобы
разразиться смехом, а к этому вроде бы не было причины,
когда неожиданно был поражен болезненной пощечиной по правой
щеке. Я вскочил - позади стояла ла Горда и ее рука была
все еще поднята. Ее лицо пылало гневом.
- Теперь ты можешь сказать, что тебе во мне нравится и это
будет более справедливо, - закричала она. - если все же
у тебя есть, что сказать, скажи мне это в лицо!
Эта вспышка, по-видимому, истощила ее, так как она села
на асфальт и зарыдала. Дон Хуан светился чистым весельем,
а я замер в безумном гневе. Ла Горда взглянула на меня,
а затем, обратившись к дону Хуану, мягко сказала, что у
нас нет права критиковать ее. Дон Хуан рассмеялся так сильно,
что почти перегнулся пополам. Он не мог даже говорить. Два
или три раза он пытался что-то мне сказать, а затем встал
и ушел, его тело подергивалось от спазм смеха.
Я был почти готов бежать за ним, все еще негодуя на ла Горду,
она казалась мне презренной, как вдруг нечто необычайное
произошло со мной: я понял, что таким смешным показалось
дону Хуану. Ла Горда и я были ужасно похожи друг на друга:
наше чувство собственной важности было монументальным. Мое
удивление и яростный гнев за пощечину были совсем такими
же, как чувство гнева и подозрения у ла Горды. Дон Хуан
был прав: наши чувства собственной важности - большое препятствие.
Я побежал за ним, окрыленный, в то время, как слезы текли
по моим щекам. Я догнал и рассказал, что я понял. Его глаза
светились восторженно и проказливо.
- Как я должен поступить с ла Гордой? - спросил я.
- Никак, - ответил он, - осознание чего-либо всегда лично.
Он изменил тему и сказал, что знаки говорят, что наше обсуждение
надо перенести обратно в дом - либо в большую комнату с
удобными креслами, либо на задний дворик, вокруг которого
есть крытый коридор. Он сказал, что когда он ведет свои
объяснения в доме, эти две площади остаются никем незанятыми.
Мы вернулись в дом, и дон Хуан рассказал всем, что сделала
ла Горда. Град насмешек, с каким все видящие встретили ее,
сделал ее положение очень неудобным.
- С чувством собственной важности нельзя нянчиться, - заметил
дон Хуан, когда я выразил свое беспокойство относительно
ла Горды. Затем он попросил всех выйти из комнаты. Мы сели,
и дон Хуан начал свои объяснения.
Он сказал, что видящие, как новые, так и древние, разделяются
на две категории. К первой относятся те, кто согласен на
самоограничение и может направить свою деятельность на практические
цели, чтобы принести пользу другим видящим и всему человечеству.
К другой категории относятся те, кто не заботится ни о самоограничении,
ни о практических целях. И видящие пришли в этом вопросе
к согласию с тем, что эти последние не смогли разрешить
проблему чувства собственной значимости.
- Чувство собственной важности - это не просто что-то простенькое
и наивное, - объяснил он. - с одной стороны, как чувство
собственного достоинства, это ядро всего доброго в нас,
а с другой стороны - это источник гнили. Чтобы освободиться
от гнилой части чувства собственной важности, требуется
мастерская стратегия. Во все века видящие высоко ценили
тех, кто разрабатывал такую стратегию.
Я пожаловался, что идея искоренения чувства собственной
важности, хотя временам временами очень мне нравится, остается,
говоря по-правде, непонятной. Я сказал ему, что нахожу его
указания о том, как освободиться от этого чувства, настолько
неопределенными, что не могу им следовать.
- Я уже не раз говорил тебе, - начал он, - что для того,
чтобы следовать путем знания, нужно быть очень изобретательным.
Видишь ли, на пути знания нет ничего настолько ясного, как
нам бы хотелось.
Неудобство моего положения заставило меня спорить и заявить,
что его предостережения относительно чувства собственной
важности напоминают мне христианские заповеди, а целая жизнь,
полная разговоров о зле греха, набила у меня оскомину.
- Для воина война против чувства собственной важности это
вопрос стратегии, а не принцип, - ответил он. - твоя ошибка
в том, что ты пытаешься понять то, о чем я говорю, через
призму морали.
- Я смотрю на тебя, дон Хуан, как на очень морального человека,
- настаивал я.
- Ты увидел мою безупречность, это все, - сказал он. - безупречность,
как и освобождение от чувства собственной важности, слишком
смутные понятия, чтобы иметь для меня ценность, - заметил
я.
Дон Хуан задохнулся от смеха, и я заставил его объяснить
мне, что такое безупречность.
- Безупречность - это ни что иное как правильное использование
энергии, - сказал он.
- Мои утверждения не имеют никакого морального оттенка.
Я беру энергию, и это делает меня безупречным. Чтобы понять
это, ты должен сам запасти достаточно энергии.
Мы сидели спокойно некоторое время. Мне хотелось обдумать
то, что он сказал. Неожиданно он опять начал говорить.
- Воины ведут стратегический список, - сказал он, - они
перечисляют все, что делают, а затем решают, что из перечисленного
следует изменить, чтобы создать передышку в смысле усиления
своей энергии.
Я заявил, что такой список может включать все на свете.
Он терпеливо объяснил, что стратегический список, о котором
идет речь, включает только образ того поведения, которое
не является существенным для выживания и благополучия. Я
подскочил от возможности указать на то, что выживание и
благополучие можно понимать бесконечно многообразно, следовательно,
нет пути к соглашению о том, что существенно и что несущественно
для выживания и благополучия.
Пока я это говорил, я начал терять уверенность. Наконец,
я остановился, поняв бесплодность своего спора. Затем дон
Хуан сказал, что в стратегических списках воинов чувство
собственной важности фигурирует как деятельность, поглощающая
наибольшее количество энергии, отсюда их усилия по искоренению
этого чувства.
- Первейшая задача воина - освободить эту энергию, чтобы
с ее помощью встретиться с неведомым. Действие по перераспределению
этой энергии - это безупречность.
Он сказал, что наиболее эффективная стратегия для этого
была разработана видящими периода конкисты - неоспоримыми
мастерами искусства следопыта. Оно состоит из шести переплетающихся
элементов. Пять из них называются атрибутами воинственности:
контроль, дисциплина, терпение, своевременность и воля.
Они принадлежат миру воина, борющегося с чувством собственной
важности. Шестой элемент, возможно, наиболее важный из всех,
относится к внешнему миру и называется мелочным тираном.
Он взглянул на меня, как бы безмолвно спрашивая, понял ли
я.
- Я совершенно запутался, - сказал я. - ты продолжаешь говорить,
что ла Горда является мелочным тираном в моей жизни. Что
же такое мелочный тиран?
- Мелочный тиран - это мучитель, - ответил он. - это кто-нибудь,
либо имеющий власть распоряжаться жизнью и смертью воина,
либо досаждающий ему смертельно.
Пока он говорил это, на лице его сияла лучезарная улыбка.
Он сказал, что новые видящие разработали свою классификацию
мелочных тиранов, и хотя эта концепция - одна из важнейших
и серьезнейших находок, они развили ее не без чувства юмора.
Он уверил меня, что во всякой их классификации присутствует
оттенок сарказма, поскольку юмор - это единственное противоядие
стремлению человеческого сознания к составлению списков
и громоздких классификаций.
Новые видящие, в соответствии со своей практикой, сочли
возможным поставить во главу своей классификации первичный
источник энергии, первого и единственного правителя вселенной
и назвали его просто - тираном. Остальные деспоты и правители,
естественно, оказались ниже категории тирана. По сравнению
с источником всего, даже наиболее свирепые тиранические
люди кажутся просто шутами, поэтому мы им дали название
мелочных тиранов - "пинчес тиранос".
Он сказал, что имеется два подкласса мелочных тиранов. К
первому подклассу относятся мелочные тираны, способные преследовать
и приносить несчастье, не вызывая все же чьей-либо смерти.
Они называются мелочными тиранчиками - "пинчес тиранитос".
Второй подкласс состоит из мелочных тиранов, которые только
раздражают и наводят скуку без всяких последствий. Они называются
мелюзговыми тиранчиками - "репинчес тиранос",
или крошечными "пинчес тиранитос чикититос".
Мне эта классификация показалась смешной: я был уверен,
что он импровизирует испанские термины. Я спросил его, так
ли это.
- Совсем нет, - ответил он с выражением удовольствия. -
новые видящие велики в деле классификации, и Хенаро, без
сомнения, один из величайших: если бы ты наблюдал за ним
внимательно, ты бы тоже понял, как новые видящие относятся
к своим классификациям.
Он громко захохотал, когда я спросил его, не дурачит ли
он меня.
- И не думал никогда дурачить тебя, - сказал он, улыбаясь.
- Хенаро может себе позволить это, но не я, особенно учитывая
твое отношение к классификациям. Это только новые видящие
так непочтительны к ним.
Он добавил, что мелочные тиранчики делятся далее еще на
четыре категории. К первой относятся те, кто действует грубо
и насильственно. Ко второй - создающие невыносимую тревогу
окольным путем. К третьей те, кто угнетает, досаждая. А
последняя категория вводит воина в гнев.
- Ла Горда относится к собственному классу, - добавил он.
- она действующий мелюзговый тиранчик. Она разрывает тебя
на части и сердит тебя. Она даже бьет тебя. Всем этим она
обучает тебя отрешенности.
- Это невозможно, - запротестовал я.
- Ты еще не совместил все составляющие стратегии новых видящих,
- сказал он. - когда ты это сделаешь, ты поймешь, насколько
умно и эффективно продумана ими стратегия использования
мелочного тирана. Я сказал бы еще, что эта стратегия позволяет
не только избавиться от чувства собственной важности, но
и готовит воина к окончательному осознанию, что на пути
знания идет в счет только непогрешимость.
Он сказал: то, что новые видящие имеют в виду, это смертельный
маневр, при котором мелочный тиран высится словно горная
вершина, а атрибуты воинственности подобны альпинистам,
взбирающимся на нее.
- Обычно в игре участвуют только четыре атрибута, - продолжал
он. - пятый - воля - откладывается до предельной реализации,
когда воину приходится предстать, так сказать, перед расстрелом.
- Почему это делается?
- Потому что воля принадлежит к другой сфере - к сфере неведомого.
Остальные четыре относятся к известному - как раз к тому,
где действуют мелочные тираны. В действительности то, что
превращает людей в мелочных тиранов, это страстное манипулирование
известным.
Дон Хуан объяснил, что взаимодействие всех пяти атрибутов
воинственности осуществляется только видящими, которые стали
уже непогрешимыми воинами и овладели мастерством управления
волей. Такое взаимодействие - это верхний маневр, который
нельзя осуществить на обыденной человеческой сцене.
- Четыре атрибута - это все, что необходимо для взаимодействия
с худшим из мелочных тиранов, - продолжал он. - при условии,
конечно, что такой тиран найден. Как я уже сказал, мелочный
тиран - это внешний элемент, такой, над которым у нас нет
контроля, и наиболее существенный, пожалуй, из всех: мой
благодетель любил повторять, что воин, напоровшийся на мелочного
тирана, это счастливец. Он понимал под этим то, что ты счастливец,
если встретил такого на своем пути, иначе придется выйти
и поискать его где-то еще.
Он объяснил, что одним из величайших достижений видящих
периода конкисты было построение, которое он называл "трехфазной
прогрессией". Понимая природу человека, они были способны
прийти к неоспоримому выводу, что если видящие смогут справиться
с собой перед лицом мелочных тиранов, они будут в силах
безупречно встретиться с неведомым, а затем выстоять даже
в присутствии непостижимого.
- Реакция среднего человека будет той, что порядок этого
построения следует обратить, - продолжал он. - видящий,
способный справиться с собой в присутствии неведомого, конечно,
встретит мелочного тирана должным образом. Но это не так.
Это допущение и погубило многих великолепных видящих древности.
Теперь мы знаем это лучше. Мы знаем, что ничто так не закаляет
характер воина, как вызов взаимодействовать с невыносимыми
людьми, наделенными властью. Только при этих условиях воины
могут приобрести ту трезвость, безмятежность, какие необходимы,
чтобы выстоять перед лицом непостижимого.
Я яростно спорил с ним. Я сказал ему, что по моему мнению,
тираны могут сделать свои жертвы либо беспомощными, либо
такими же скотами, как они сами. Я отметил, что было проведено
немало исследований по влиянию физических и психических
пыток на их жертвы.
- Различие как раз в том, о чем ты говоришь, - остановил
он меня, - они жертвы, а не воины. Было время, когда я чувствовал
так же, как и ты. Я расскажу тебе, что заставило меня измениться,
а пока вернемся опять к тому, что я сказал относительно
времени конкисты. Видящие того периода не могли бы найти
лучшей почвы: испанцы были теми мелочными тиранами, которые
испытывали мастерство видящих до предела. После такого взаимодействия
с завоевателями видящие получили способность встретиться
с чем угодно. Им повезло - в то время повсюду были мелочные
тираны.
- После этих замечательных лет изобилия все слишком изменилось.
Мелочные тираны никогда больше не имели таких возможностей:
только в те времена их власть была неограниченной. А великолепным
ингредиентом в сознании совершенного видящего является мелочный
тиран с неограниченными полномочиями.
В наше время, к сожалению, видящим приходится идти на крайние
меры, чтобы найти достойного. Большую часть времени приходится
удовлетворяться мелюзгой.
- Нашел ли ты себе мелочного тирана, дон Хуан?
- Мне повезло: нашелся тиран королевского достоинства, хотя
в то время я чувствовал себя, как ты - я не считал себя
счастливым.
Дон Хуан сказал, что божий суд над ним начался за пять недель
до того, как он встретил своего благодетеля. Ему тогда было
около двадцати лет. Он получил работу на сахарном заводе
в качестве подсобного рабочего. Он всегда был очень сильным,
поэтому ему не составляло труда найти работу, требующую
крепких мышц. Однажды, когда он переносил тяжелые мешки
с сахаром, подошла какая-то женщина. Она была очень хорошо
одета, и, казалось, что она из богатых. Ей было, видимо,
за пятьдесят, сказал дон Хуан, и выглядела она весьма властной.
Она посмотрела на дона Хуана, а затем сказала что-то надсмотрщику
и ушла. Тогда к дону Хуану подошел надсмотрщик и сказал,
что за некоторую плату он рекомендовал бы его для работы
в доме хозяина. Дон Хуан ответил ему, что у него нет денег.
Надсмотрщик усмехнулся и сказал, что у него будет полно
денег в день получки, он похлопал дона Хуана по спине и
заверил его, что это большая честь работать на босса.
Дон Хуан сказал, что будучи примитивным индейцем, который
и пищу-то засовывал в рот просто рукой, он не только поверил
каждому слову, но и подумал, что добрая фея коснулась его.
Он пообещал надсмотрщику заплатить, сколько тот хочет. Тот
назвал большую сумму, которую следует выплачивать по частям.
Сразу после этого надсмотрщик сам отвел дона Хуана к дому,
который находился довольно далеко за городом, и передал
его там другому надсмотрщику - громадному, мрачному и грязному
человеку, который задал кучу вопросов. Он хотел знать относительно
семьи дона Хуана. Тот ответил, что у него ее нет. Человек
так обрадовался, что даже улыбнулся, обнажая гнилые зубы.
Он пообещал дону Хуану, что они будут ему платить достаточно,
так что он сможет накопить денег, поскольку ему не придется
вообще их тратить, потому что он будет жить и есть в доме.
То, как этот человек засмеялся, было устрашающим. Дон Хуан
понял, что нужно немедленно бежать. Он отправился к воротам,
но человек стал на пути с револьвером в руке. Он взвел курок
и приставил револьвер к животу дона Хуана. "Ты здесь
для того, чтобы сработаться до костей, - сказал он. - и
не забывай этого". Он избил дона Хуана полицейской
дубинкой, а затем отвел его в сторону дома, заметив, что
заставляет людей работать без передышки от рассвета до заката,
и приказал дону Хуану выкорчевать два громадных пня. Он
сказал также дону Хуану, что если тот когда-нибудь еще попытается
убежать или пожалуется властям, он застрелит его, а если
все же дону Хуану удастся ускользнуть, он поклянется в суде,
что дон Хуан пытался убить хозяина."Ты будешь работать
здесь пока не сдохнешь, - сказал тот. - тогда другой индеец
займет твое место так же, как ты пришел на место умершего
индейца".
Дон Хуан сказал, что дом выглядел, как крепость, с людьми,
вооруженными мачете, повсюду. Поэтому он занялся работой,
стараясь не думать о своих затруднениях. В конце дня тот
же человек вернулся и пинками загнал его на кухню, потому
что ему не понравился вызывающий взгляд дона Хуана. Он угрожал
перерезать жилы на его руках, если дон Хуан не будет ему
повиноваться.
На кухню старуха принесла пищу, но дон Хуан был так расстроен
и напуган, что не мог есть. Старуха посоветовала ему есть
побольше: "ты должен быть сильным, - сказала она, -
потому что работе не будет конца". Она предупредила
его, что человек, выполнявший его работу, умер только за
день до этого. Он был слишком слаб, чтобы работать, и выпал
из окна третьего этажа.
Дон Хуан сказал, что так он работал в доме хозяина в течение
трех недель, и что тот человек каждый день запугивал его
по всякому поводу. Он заставлял его работать в наиболее
опасных условиях, делать невообразимо тяжелую работу под
постоянной угрозой ножа, револьвера или полицейской дубинки.
Ежедневно он посылал его чистить конюшню, когда там находились
неспокойные жеребцы. В начале каждого дня дон Хуан думал,
что это его последний день на земле, а выживание означало
только то, что завтра он попадет в тот же ад.
Конец ускорило то, что дон Хуан попросил разрешения отлучиться
на время. Предлогом было то, что он должен пойти в город,
чтобы заплатить надсмотрщику сахарного завода деньги, которые
должен. Но его надсмотрщик сказал ему, что дон Хуан не может
откладывать свою работу ни на минуту, так как он по уши
в долгу за привилегию работать там. Дон Хуан понял, к чему
тот клонит: он понял маневр этих людей. Они сговорились
получать с завода примитивных индейцев, загонять их до смерти
и делить их заработок. Эта мысль его так разозлила, что
он бросился с криком через кухню и попал в главное здание.
Надсмотрщик и другие рабочие были захвачены врасплох неожиданностью.
Он выбежал из парадной двери и убежал, однако надсмотрщик
догнал его на дороге и ранил в грудь. Он оставил его умирать.
Дон Хуан сказал, что умереть не было его судьбой: там его
нашел его благодетель и выхаживал до тех пор, пока он не
поправился.
- Когда я рассказал своему благодетелю всю историю, - продолжал
дон Хуан, - тот едва смог сдержать свое возбуждение. "Этот
надсмотрщик - настоящая находка, - сказал мой благодетель.
- он слишком хорош, чтобы его потерять, поэтому когда-нибудь
тебе придется вернуться в тот дом".
- Он бредил от моей удачи - находки такого, одного на миллион,
мелочного тирана с почти неограниченной властью. Я думал,
что старик рехнулся. Прошли годы, прежде чем я полностью
понял, о чем он говорил.
- Это одна из самых ужасных историй, какую я когда-либо
слышал, - сказал я. - ты действительно вернулся в тот дом?
- Конечно, я вернулся - через три года. Мой благодетель
был прав: такие мелочные тираны, как этот, встречаются один
на миллион, и его нельзя было упустить.
- Как же тебе удалось вернуться?
- Мой благодетель разработал стратегию с использованием
четырех атрибутов воинственности: контроля, дисциплины,
терпения и своевременности.
Дон Хуан сказал, что его благодетель, объясняя ему, что
он должен делать, чтобы воспользоваться выгодой от встречи
с человеком-людоедом, рассказал ему также о том, что новые
видящие считают четырьмя ступенями на пути знания. Первый
шаг - это решимость стать учеником. После того, как ученик
изменит свой взгляд на мир и на себя, он делает второй шаг
и становится воином, то есть способным к предельной дисциплине
и контролю над собой. С третьим шагом, овладев терпением
и своевременностью, он становится человеком знания. Когда
человек знания научится видеть, он делает четвертый шаг
и становится видящим.
Его благодетель подчеркнул то, что дон Хуан уже достаточно
долго был на пути знания для овладения минимумом первых
двух атрибутов - контроля и дисциплины. Дон Хуан отметил,
что оба эти атрибута относятся к внутреннему состоянию.
Воин самоорганизован, но не в эгоистическом смысле, а в
отношении полного и непременного исследования себя.
- В то же время я был огражден от двух других атрибутов,
- продолжал дон Хуан. - терпение и своевременность - это
не просто внутреннее состояние. Они находятся в области
человека знания. Мой благодетель показал мне их через свою
стратегию.
- Означает ли это, что ты не смог бы встретиться с мелочным
тираном сам по себе? - спросил я.
- Я уверен, что смог бы сделать это и сам, хотя всегда сомневался
в том, что я смог бы выполнить это с блеском и радостью.
Мой благодетель просто наслаждался случаем направлять это.
Идея использования мелочных тиранов нужна не только для
совершенствования духа воина, но и для наслаждения и счастья.
- Как может кто-либо получать наслаждение от чудовища, которое
ты описал?
- Он ничто по сравнению с настоящими чудовищами, с которыми
встретились новые в видящие во времена конкисты. По всем
указаниям те видящие осуществляли с ними даже непристойные
сделки. Они доказали, что даже наихудшие тираны могут привести
в восторг при условии, что сам ты - воин.
Дон Хуан объяснил, что ошибка, которую совершают обычные
люди при встрече с мелочными тиранами, состоит в том, что
они не имеют стратегии отступления. Фатальный дефект заключается
в том, что средние люди принимают себя слишком всерьез.
Их действия и чувства, так же как и у мелочных тиранов,
всепоглощающи. Воины, с другой стороны, не только имеют
хорошо обдуманную стратегию, но к тому же свободны от чувства
собственной важности. Их чувство собственной важности ограничивает
то, что они поняли: реальность это та интерпретация, которую
мы даем. Это знание было их решительным преимуществом перед
простоватыми испанцами.
Он сказал, что был убежден в том, что сможет победить надсмотрщика,
используя единственно лишь осознание того, что мелочные
тираны принимают себя слишком серьезно, а воины - нет. Поэтому,
следуя стратегическому плану своего благодетеля, дон Хуан
опять получил работу на том же сахарном заводе. Никто не
помнил, что он уже работал здесь в прошлом. Поденщики приходили
на сахарный завод и уходили бесследно.
Стратегия его предусматривала, что дон Хуан будет к услугам
того, кто придет за очередной жертвой. Случилось так, что
та же самая женщина пришла и остановила его, как это было
несколько лет назад. Теперь он был еще сильнее физически.
Началась та же процедура, однако стратегия предусматривала
отказ от платы надсмотрщику с самого начала. Этот человек
никогда не получал отказ и потому опешил. Он стал угрожать,
что уволит дона Хуана с работы. В ответ дон Хуан пригрозил
ему, что сам пойдет к дому госпожи и расскажет ей. Дон Хуан
знал, что женщина, жена владельца завода, не знала, что
вытворяли эти два надсмотрщика. Он сказал надсмотрщику,
что знает где она живет, поскольку работал на близлежащих
плантациях, заготовляя сахарный тростник. Этот человек начал
торговаться, и дон Хуан потребовал от него денег прежде,
чем он примет предложение пойти в дом хозяина. Надсмотрщик
сдался и дал ему несколько бумажек. Дон Хуан прекрасно сознавал,
что сговорчивость надсмотрщика - это только хитрость, чтобы
заставить его идти в тот дом.
- Наконец, тот же самый надсмотрщик привел меня опять в
тот же дом, - сказал дон Хуан. - это была старинная усадьба,
владельцем которой был человек с сахарного завода, богач,
который либо знал, что происходит, но не интересовался этим,
либо был настолько безразличен, что даже не замечал этого.
- Как мы только прибыли туда, я побежал в дом, чтобы повидать
госпожу. Я нашел ее, бросился на колени и поцеловал руку
в знак благодарности. Оба надсмотрщика побагровели.
Надсмотрщик в доме действовал тем же образом, что и прежде,
но у меня была соответствующая экипировка для борьбы с ним:
у меня были контроль, дисциплина, терпение и своевременность.
Вышло так, как предусмотрел мой благодетель. Мой контроль
позволял мне выполнять самые идиотские требования этого
человека. Что действительно истощает нас в таких ситуациях,
так это вздохи и ахи от чувства собственной важности. Каждый,
у кого есть хоть на йоту гордости, будет разорван на части
от чувства своего ничтожества.
Я всецело делал все, что он от меня требовал. Я был радостен
и полон сил и совсем не беспокоился ни о своей гордости,
ни о своем страхе. Я был там как безукоризненный воин: настройка
духа, когда кто-то попирает тебя, называется контролем.
Дон Хуан объяснил мне, что стратегия его благодетеля требовала
вместо того, чтобы чувствовать огорчение за себя, как было
у него раньше, приступить немедленно к работе, составляя
карту сильных сторон тирана, его слабостей и причуд.
Он обнаружил, что сильнейшими сторонами тирана была насильственная
природа его и смелость - ведь он выстрелил тогда в дона
Хуана днем и прямо на глазах множества свидетелей. Его главной
слабостью было то, что ему нравилась его служба и он не
хотел подвергать себя опасности потерять ее, поэтому ни
при каких обстоятельствах он не попытается убить дона Хуана
внутри усадьбы в дневное время. Другой его слабостью было
то, что он был семейным: у него были жена и ребенок, которые
жили в лачуге вблизи дома.
- Собрать всю эту информацию, пока тебя избивают, называется
дисциплиной, - сказал дон Хуан. - этот человек был сущим
дьяволом - он не знал пощады. Согласно взглядам новых видящих,
деяния совершенного мелочного тирана не могут быть искуплены.
Дон Хуан сказал, что два других атрибута воинственности,
терпение и своевременность, которыми он еще не обладал,
автоматически содержались в стратегии его благодетеля. Терпение
- это бесстрастное ожидание: ни спешки, ни тревоги, просто
поддержание того, что должно.
- Я пресмыкался ежедневно, - продолжал дон Хуан, - иногда
плача от ударов бича, и все же я был счастлив. Стратегия
моего благодетеля была тем, что позволяло мне переходить
от одного дня к другому без ненависти, я был воином. Я знал,
что выжидаю, и знал, чего жду. В этом и состоит великая
радость воинственности.
Он добавил, что стратегия его благодетеля была направлена
на то, чтобы систематически изводить этого человека, находя
прикрытие высшего порядка, так же, как это делали видящие
периода конкисты, которые прикрывали себя поддержкой церкви.
Простой священник бывает иногда более могущественным, чем
дворянин.
Щитом дона Хуана была госпожа, нанявшая его на службу. Он
преклонял перед ней колена и называл святой всякий раз,
когда видел. Он упросил ее подарить ему медальон с изображением
ее святого покровителя, чтобы он мог молиться ему о ее здоровье
и благополучии.
- Она мне дала такой медальон, - продолжал дон Хуан, - и
это вывело из себя надсмотрщика. А когда я настроил слуг
молиться по ночам, у него случился почти сердечный приступ.
Я думаю, что тогда он и решил убить меня
- он не мог мне позволить действовать так дальше.
Как противодействие я организовал службу по четкам среди
всех слуг дома. Хозяйка думала, что я совершаю дела благочестивого
человека.
После этого я уже не мог спокойно спать, и я не спал больше
в своей кровати. Каждую ночь я залезал на крышу. Оттуда
я видел этого человека, дважды искавшего меня среди ночи
с убийством в глазах.
Ежедневно он посылал меня чистить конюшни, надеясь, что
я буду раздавлен насмерть, но у меня была перегородка из
крепких досок, которой я загораживал один из углов и прятался
за ней. Этого он не знал, так как его тошнило от
Лошадей - еще одна его слабость, наиболее смертельная из
всех, как потом оказалось.
Дон Хуан сказал, что своевременность - это качество, которое
управляет освобождением всего, что подготовлено. Контроль,
дисциплина и терпение подобны дамбе, за которой все собрано.
Своевременность - шлюз этой дамбы.
Этот человек знал только насилие, с помощью которого он
терроризировал. Если нейтрализовать это насилие, он становился
почти беспомощен. Дон Хуан знал, что этот человек не осмелится
убить его на виду у всего дома, поэтому однажды, в присутствии
других рабочих и, конечно, на глазах своей госпожи, дон
Хуан оскорбил его. Он назвал его трусом, который боится
жены хозяина.
Стратегия его благодетеля призывала быть начеку в ожидании
такого момента, когда можно опрокинуть столы на мелочного
тирана, неожиданные вещи всегда так происходят: нижайший
из рабов неожиданно дурачит тирана, насмехается над ним,
делает его смешным перед лицом значительных свидетелей,
а затем убегает, не дав тирану времени на отмщение.
- Мгновение спустя этот человек обезумел от ярости, а я
уже преданно преклонил колени перед госпожой, - продолжал
дон Хуан.
Дон Хуан сказал, что когда госпожа вошла в дом, этот человек
и его друзья позвали его на задний двор, якобы для выполнения
какой-то работы. Этот человек был бледен - он побелел от
гнева. По звуку его голоса дон Хуан знал, что он действительно
собирается сделать. Дон Хуан притворился согласным, однако
вместо того, чтобы идти на задний двор, он побежал в конюшню.
Он надеялся, что лошади поднимут такой грохот, что хозяевам
придется выйти, чтобы посмотреть, в чем дело. Он знал, что
в этом случае тот человек не осмелится убить его: это было
бы слышно, а страх того человека потерять службу был слишком
обезоруживающим. Дон Хуан знал также, что он не войдет к
лошадям, если его не вывести совершенно из себя.
- Я заскочил в стойло к наиболее дикому жеребцу, - сказал
дон Хуан, - а мелочный тиран, ослепленный гневом, вынул
нож и заскочил за мной. Я тотчас скрылся за перегородкой.
Конь лягнул его разок, и на этом все было кончено.
Я провел шесть месяцев в этом доме и за это время изучил
на своем опыте четыре атрибута воинственности. Благодаря
им я преуспел. Ни разу я не пожалел себя и не заплакал от
чувства оскорбленного достоинства. Я был весел и безмятежен
мой контроль и дисциплина были так же остры, как всегда,
и у меня были личные свидетельства того, что терпение и
своевременность делают для безупречных воинов. И я ни разу
не пожелал смерти этому человеку.
Мой благодетель объяснил мне нечто весьма интересное. Терпение
означает удержание в духе того, о чем воин знает, что это
справедливо. Это не означает, что воин ходит вокруг, строя
злобные интриги или планируя свести старые счеты. Терпение
- это нечто независимое. Когда воин обрел контроль, дисциплину
и своевременность, тогда терпение обеспечивает то, что должно
произойти с тем, кто этого заслуживает.
- Бывает ли так, что мелочные тираны выигрывают и убивают
воина, столкнувшегося с ними? - спросил я.
- Конечно. Было время, когда воины гибли, как мухи, - в
начале конкисты. Их ряды поредели. Мелочные тираны могли
любого придать смерти по прихоти. Под действием такого рода
давления видящие достигли тончайших состояний.
Дон Хуан сказал, что это было время, когда оставшиеся в
живых видящие должны были доводить себя до предела, чтобы
найти новые пути.
- Новые видящие использовали мелочных тиранов, - сказал
дон Хуан, пристально глядя на меня, - не только для того,
чтобы освободиться от чувства собственной важности, но и
для исполнения сложного маневра - выведения себя из этого
мира. Ты поймешь этот маневр по мере того, как мы будем
продвигаться в обсуждении искусства сознания и управления
им.
Я сказал дону Хуану, что хотел бы знать, могут ли в наше
время мелочные тираны, которых он называет "мелюзгой",
победить все же воина.
- Во все времена, - ответил он. - последствия, конечно,
не столь страшны, как в те отдаленные времена. Сейчас очевидно,
что воины имеют шанс справиться или спастись и вернуться
позже. Но есть и другая сторона этой проблемы: быть побежденным
"мелюзгой" не смертельно, но разрушительно. Степень
смертности, фигурально говоря, почти так же велика. Под
этим я подразумеваю, что воин, скончавшийся под действием
мелюзгового тиранчика, раздавлен в буквальном смысле слова
своим собственным поражением и бесполезностью. Это и означает
для меня "высокую смертность".
- Как ты определяешь поражение?
- Всякий, кто присоединяется к мелочным тиранам, потерпел
поражение. Действовать в гневе, без контроля и дисциплины,
не иметь терпения - это означает потерпеть поражение.
- Что случается после того, как воин потерпел поражение?
- Он либо перестраивается, либо оставляет поиск знания и
присоединяется к рядам мелочных тиранов в обыкновенной жизни.
|
