4.
СВЕТ СОЗНАНИЯ
Мы с доном Хуаном и с доном Хенаро только что вернулись
с окрестных гор, где собирали растения. Мы сидели в доме
дона Хенаро вокруг стола, когда дон Хуан заставил меня изменить
уровень сознания. Дон Хенаро уставился на меня и начал цокать
языком. Он сказал, что находит весьма странным, что у меня
два совершенно различных стандарта отношений при работе
с двумя сторонами сознания. Наиболее очевидным примером
этого являются наши с ним отношения. Когда я нахожусь на
моей правой стороне, он для меня уважаемый и устрашающий
колдун дон Хенаро, человек, чьи непостижимые действия приводят
меня в восторг и в то же время смертельно пугают. Когда
же я на левой стороне, он просто Хенаро или Хенарито, без
всяких "донов" перед именем, очаровательный и
добрый видящий, чьи действия совершенно понятны и находятся
в точном соответствии с тем, что я сам делаю или пытаюсь
сделать.
Я согласился с ним и добавил, что, когда я нахожусь в своей
левой части, человеком, который заставляет меня трястись,
как лист, является Сильвио Мануэль - наиболее таинственный
из компаньонов дон Хуана. Я добавил также, что дон Хуан,
будучи нагвалем, превосходит произвольные стандарты, и я
отношусь к нему с уважением и восхищением в обоих своих
состояниях.
- А боится ли он? - спросил Хенаро странным голосом.
- Очень боится, - ответил ему дон Хуан фальцетом.
Мы все засмеялись, однако дон Хуан и дон Хенаро смеялись
так нарочито, что я заподозрил, что они что-то скрывают.
Дон Хуан прочитывал меня, словно книгу. Он объяснил, что
в промежуточном состоянии, перед тем, как полностью войти
в левостороннее состояние сознания, человек способен к ужасному
сосредоточению, однако он так же сильно подвержен любому
мыслимому внушению: на меня, например, подействовало подозрение.
- Ла Горда всегда в этом состоянии, - сказал он. - она учится
превосходно, но у нее королевские замашки. Она не выносит
ничего, что попадается ей на пути, включая, конечно, и такие
хорошие вещи, как глубокая сосредоточенность.
Дон Хуан объяснил, что новые видящие открыли, что переходный
период является временем, когда происходит глубочайшее обучение.
Это также время, когда за воином следует присматривать и
давать объяснения, так, чтобы он мог правильно оценить их.
Если не дать объяснений до перехода воина на левую сторону,
они могут стать великими колдунами, но слабыми видящими,
как это было с древними толтеками.
Воины-женщины особенно часто становятся жертвами левостороннего
обучения. Они так податливы, что могут переходить на левую
сторону без усилия, часто даже по собственной инициативе.
Долгое молчание привело к тому, что Хенаро уснул. Дон Хуан
начал говорить. Он сказал, что новые видящие ввели ряд терминов
для объяснения второй истины сознания. Его благодетель изменил
некоторые из этих терминов по-своему, и он сам сделал то
же, руководствуясь уверенностью видящих, что выбор термина
не столь существенен, если истина проверена видением.
Мне было любопытно, какие термины он изменил, однако я не
знал толком, как спросить об этом. Он понял это так, что
я сомневаюсь в его праве или способности изменять и объяснил,
что если позволить терминам возникать на уровне рассудка,
они будут говорить только о светском согласии в обыденной
жизни. С другой стороны, когда предлагают термин видящие,
это не может быть фигуральным выражением, поскольку он возникает
из видения и охватывает все, что видящий может достичь.
Я спросил его, почему он изменил термины.
- Обязанность нагваля - искать лучшие пути для объяснения,
- ответил он. - время все меняет, и каждый новый нагваль
должен ввести новые слова, новые идеи для описания своего
видения.
- Означает ли сказанное, что нагваль берет идеи из мира
повседневной жизни? - спросил я.
- Нет, я имел в виду, что нагваль говорит о видении всегда
по-новому,
- ответил он. - например, как новый нагваль, ты должен будешь
сказать, что сознание ведет к возникновению восприятия.
При этом ты передашь то же, что говорил мой благодетель,
но иным путем.
- Что же все-таки новые видящие говорят о восприятии, дон
Хуан?
- Они говорят, что восприятие - это условие настройки: эманации
внутри кокона подстраиваются к внешним, подходящим к их
эманациям. Настройка это то, что позволяет всем живым существам
культивировать сознание. Видящие утверждают это, поскольку
они видят живые существа так, как они есть - светящимися,
словно капля беловатого света.
Я спросил его, как эманации внутри кокона подходят тем,
которые вовне, так, что возникает восприятие.
- Эманации внутри и эманации вовне, - ответил он. - это
те же волокна света. Чувствующие существа - это пузырьки,
сделанные из этих волокон, микроскопические точки света,
прикрепленные к бесконечным эманациям.
Далее он объяснил, что светимость живых существ составляется
той особой частью эманаций орла, которая содержится внутри
их светящихся коконов. Внешняя светимость притягивает внутреннюю,
она, так сказать, ловит ее и фиксирует. Эта фиксация и определяет
сознание всякого отдельного существа.
Видящие могут также видеть, как эманации, внешние по отношению
к кокону, оказывают особое давление на ту часть, которая
внутри. Это давление определяет тот уровень сознания, который
имеет данное существо.
Я попросил объяснить, как эманации орла, внешние кокону,
оказывают давление на эманации внутри. - эманации орла -
это больше, чем волокна света, - ответил он. - каждая из
них является источником безграничной энергии. Думай об этом
следующим образом: поскольку некоторые эманации, внешние
кокону, являются теми же самыми, что и внутри, их энергии
подобны непрерывному давлению. Однако кокон изолирует эманации,
которые внутри его перепонки, и тем самым направляет давление.
Я говорил тебе, что древние видящие были мастерами манипулирования
сознанием, - продолжал он. - то, что я могу теперь добавить,
это то, что они были мастерами этого искусства, поскольку
научились манипулировать структурой человеческого кокона.
Я говорил тебе, что они разгадали тайну сознания. Под этим
я подразумеваю, что они увидели и осознали, что сознание
- это сияние в коконе живых существ. Они правильно назвали
это светом сознания.
Он объяснил, что древние видящие увидели, что человеческое
сознание
- Это свечение янтарного цвета, более интенсивное, чем остальная
часть кокона. Это свечение находится на проходящей по всей
его длине узкой вертикальной полосе правой части кокона,
с края. Мастерство древних видящих состояло в перемещении
этого свечения так, чтобы сдвинуть его с первоначального
места на поверхности кокона внутрь по ширине.
Он остановился и взглянул на Хенаро, который по-прежнему
глубоко спал.
- Хенаро не вносит ничего в объяснение, - сказал он. - Хенаро
- деятель. Мой благодетель постоянно наталкивал его на неразрешимые
проблемы, так что он вошел в левую часть и никогда не имел
возможности размышлять и удивляться.
- Не лучше ли идти этим путем, дон Хуан?
- Это зависит от обстоятельств. Для него это идеально, но
для меня и тебя это не будет удовлетворительно, поскольку
мы призваны, так или иначе, объяснять. Хенаро и мой благодетель
больше похожи на древних, чем на новых видящих: они могут
управлять и делать со светом сознания, что хотят.
Он встал с матраца, на котором мы сидели, и потянулся, вытягивая
руки и ноги. Я настаивал, чтобы он продолжал беседу, но
он улыбнулся и сказал, что я нуждаюсь в отдыхе: мое сосредоточение
иссякло.
Послышался стук в дверь и я проснулся. Было темно. Сначала
я не мог вспомнить, где я. Что-то во мне было далеко, как
если бы какая-то часть меня все еще спала, хотя я проснулся
полностью. Через открытое окно поступало достаточно света
луны, так что можно было видеть.
Я увидел, как дон Хенаро встал и пошел к двери. Тогда я
понял, что нахожусь в его доме. Дон Хуан глубоко спал на
полу на матраце. У меня было определенное впечатление, что
мы все трое крепко уснули из-за смертельной усталости из-за
вылазки в горы.
Дон Хенаро зажег свой керосиновый фонарь. Я последовал за
ним на кухню. Кто-то принес ему горшок горячего супа и стопку
кукурузных лепешек.
- Кто принес тебе пищу? - спросил я его. - у вас есть здесь
поблизости женщина, которая готовит вам?
На кухню вошел дон Хуан. Оба они смотрели на меня, улыбаясь.
По какой-то причине их улыбки показались мне зловещими.
Я уже готов был закричать от ужаса, когда дон Хуан ударил
меня по спине и переместил в состояние повышенного сознания.
Тогда я понял, что во время сна или же проснувшись, я, видимо,
соскользнул обратно в повседневное состояние.
Ощущение, которое я тогда испытал, вернувшись в состояние
повышенного сознания, было смесью облегчения и гнева и очень
острой тоски. Я почувствовал облегчение от того, что теперь
я опять сам в себе, так как начинал рассматривать эти свои
непостижимые состояния как свое истинное "я".
Для этого была одна простая причина: в этих состояниях я
чувствовал себя целым - ничто не отсутствовало. Гнев и печаль
были реакцией на беспомощность - я более, чем когда-либо,
осознавал ограниченность своего бытия.
Я попросил дона Хуана объяснить мне, как возможно делать
то, что происходит со мной. В состоянии повышенного сознания
я мог оглянуться и вспомнить о себе все, я мог дать себе
отчет обо всем, что я делал в любом состоянии, я даже мог
вспомнить свою неспособность вспомнить. Но как только я
возвращался в свое нормальное повседневное состояние сознания,
я не мог вспомнить ничего из того, что делал в состоянии
повышенного сознания, даже если бы от этого зависела моя
жизнь.
- Помолчи, помолчи пока, - сказал он. - ты еще не помнишь
всего: состояние повышенного сознания - это только промежуточное
состояние. Есть бесконечно много позади него, и ты был там
много, много раз. Но именно сейчас ты не можешь этого вспомнить,
даже если бы от этого зависела твоя жизнь.
Он был прав. Я не имел ни малейшего понятия, о чем он говорит.
Я попросил объяснений.
- Объяснения последуют, - сказал он. - это медленный процесс,
но мы до этого доберемся. Это будет медленно, поскольку
я похож на тебя - я стремлюсь к пониманию. Я противоположен
моему благодетелю, который не вдавался в объяснения. Для
него существовали только действия. Он обычно намертво ставил
нас против непостижимых проблем и оставлял решать их самостоятельно.
Некоторые из нас никогда ничего не решили и кончили весьма
похоже тем древним видящим: все - действия и нет реальных
знаний.
- Заключены ли эти воспоминания в моем уме? - спросил я.
- Нет, это было бы слишком просто, - ответил он. - действия
видящих более сложны, чем деление человека на ум и тело.
Ты забыл, что делал то, что забыл, ты видел.
Я попросил дона Хуана объяснить по-другому то, что он только
что сказал. Он стал терпеливо объяснять, что все, что я
забыл, происходило со мной в состояниях, в которых мое сознание
было расширено, интенсифицировано, а это означает, что использовались
отличные от обычных области моего полного существа.
- То, что ты забыл, поймано в тех областях твоего целостного
существа, - сказал он. - использовать те, другие области
и значит видеть.
- Я еще больше запутался, чем всегда, дон Хуан, - сказал
я.
- Я не виню тебя, - ответил он. - видение значит обнажение
сердцевины всего - быть свидетелем неведомого и бросить
взгляд на непостижимое. Как таковое, оно малоутешительно.
Обычно видящие разрываются на части от того, что существование
неизмеримо сложнее, а наше обыденное сознание губит его
своими ограничениями.
Он опять повторил, что мое сосредоточение должно быть полным,
так как предельно важно понять, что новые видящие придают
величайшее значение глубокому, неэмоциональному постижению.
- Например, в прошлый раз, - продолжал он. - когда ты "понял
все" относительно ла Горды и своего чувства собственной
важности, ты в действительности не понял еще ничего реально.
У тебя была эмоциональная вспышка, вот и все. Я говорю это,
потому что на другой же день ты опять был на своем коньке
собственной важности так, как будто ты никогда ничего не
осознал.
То же случилось с древними видящими: они предавались эмоциональным
реакциям. Однако, когда пришло время понять, что же они
видят, они не смогли этого сделать. Чтобы понять, нужна
тревога, а не эмоциональность. Берегись тех, кто плачет
от осознания, ибо они ничего не поняли.
На пути знания лежат несказанные трудности для тех, кто
остается без трезвого понимания, - продолжал он. - я описал
порядок, в каком новые видящие разместили истины относительно
сознания, так что это будет служить тебе картой - той картой,
которую ты сможешь проверить с помощью своего видения, а
не глаз.
Последовала долгая пауза. Он смотрел на меня. Он определенно
ждал от меня вопроса.
- Все ловятся на той ошибке, что видение осуществляется
глазами, - продолжал он. - но не удивляйся, что после стольких
лет ты не понял, что видение - это не дело глаз. Вполне
естественно впадать в эту ошибку.
- Что же тогда такое видение? - спросил я.
Он ответил, что видение - это настройка. Я напомнил ему,
что он сказал, что восприятие - это настройка. Тогда он
объяснил, что настройка эманаций, осуществляемая обычно,
это восприятие повседневного мира, а настройка эманаций,
которые никогда не использовались в обычном смысле - это
видение. Когда такая настройка происходит, человек видит.
Следовательно, видение, возникающее от необычной настройки,
не может быть чем-то, на что смотрят. Он сказал, что, несмотря
на то, что я "видел" бесчисленное число раз, мне
все же не пришло в голову отказаться от своих глаз. Я подпал
под влияние того, что видение было помечено и описано.
- Когда видящие видят, что-то объясняет по мере того, как
возникает новая настройка, - продолжал он. - голос говорит
им в их уши, что есть что. Если такой голос отсутствует,
тогда то, во что вовлечен видящий, не является видением.
После минутного молчания он продолжил объяснения относительно
голоса видения. Он сказал, что равным образом было бы безумием
говорить, что видение - это слышание, поскольку это бесконечно
больше, однако видящие вынуждены избрать звук в качестве
знака новой настройки.
Он назвал голос видения наиболее таинственной, необъяснимой
вещью.
- Моим личным выводом является то, что голос видения присущ
только человеку, - сказал он. - это может быть так, потому
что речь - это нечто такое, чего не имеет никто другой,
кроме человека. Древние видящие верили, что это голос могущественной
сущности, интимно связанной с человеком - голос хранителя
человека. Новые видящие нашли, что это существо, которое
они назвали человеческой формой, не имеет голоса. Поэтому
для новых видящих голос видения - это что-то совершенно
непостижимое. Они говорят, что свет сознания играет на эманациях
орла, как арфист играет на струнах.
Он отказался объяснить это подробнее, обещая, что позднее,
по мере продвижения, мне все станет ясно.
Пока дон Хуан говорил, мое сосредоточение было настолько
полным, что я просто не мог вспомнить, как сел за стол,
чтобы поесть. Когда дон Хуан остановился, я заметил, что
его тарелка почти пуста. Хенаро смотрел на меня с лучезарной
улыбкой: моя тарелка была передо мной тоже пуста. В ней
оставалось совсем немного супа, как будто я только что кончил
есть. Но я не помнил, чтобы я ел вообще, и даже не помнил,
как подошел к столу, чтобы поесть.
- Тебе понравился суп? - спросил Хенаро и отвел взгляд.
Я сказал, что да, поскольку не хотел допустить, что у меня
есть проблемы с воспоминанием.
- На мой вкус он слишком остыл, - сказал Хенаро. - а сам
ты никогда не ешь горячую пищу, поэтому я немного беспокоился,
чтобы с тобой чего-нибудь не случилось. Ты, конечно, не
должен был съедать две тарелки. Мне кажется, что ты ведешь
себя немного по-свински, когда находишься в состоянии повышенного
сознания, а?
Я допустил, что он, возможно, прав. Он подал мне большой
кувшин воды, чтобы я утолил жажду и промочил горло. Когда
я жадно выпил воду, оба они покатились со смеху.
Неожиданно я понял, что происходит. Это осознание было физическим,
это была вспышка желтоватого цвета, которая толкнула меня,
как будто кто-то зажег спичку прямо у меня между глаз. Я
уже знал, что Хенаро шутит
- я не ел. Я так был поглощен объяснениями дона Хуана, что
забыл вообще обо всем. Тарелка передо мной была тарелкой
Хенаро.
После еды дон Хуан продолжил свои объяснения относительно
света сознания. Хенаро сидел рядом и слушал так, как если
бы он никогда раньше не слышал такого объяснения.
Дон Хуан сказал, что то давление, которое оказывают эманации,
внешние по отношению к кокону и называемые "эманации
в великом", на эманации внутри него, одинаково для
всех чувствующих существ, однако результат этого давления
очень различен для них, поскольку их коконы реагируют на
это давление совсем по-разному. Но в некоторых границах
есть все же какая-то степень подобия.
- Итак, - продолжал он. - когда видящие видят, как давление
"эманаций в великом" действует на внутренние эманации,
которые всегда в движении, и как они заставляют их остановиться,
тогда видящие знают, что светящееся существо охвачено осознаванием.
Сказать, что эманации в великом давят на эманации в коконе,
заставляя их остановить свое движение, означает, что видящие
видят что-то неописуемое, смысл чего они знают без тени
сомнения. Это означает, что голос видения сказал им, что
эманации в коконе совершенно успокоились и встретились с
некоторыми из тех, что вовне.
Он сказал, что видящие, естественно, считают, что сознание
всегда приходит извне себя, что настоящая тайна лежит вне
нас. Поскольку по природе эманации в великом служат для
того, чтобы фиксировать то, что в коконе, то трюк сознания
состоит в том, чтобы позволить фиксирующим эманациям слиться
с теми, что внутри нас. Видящие полагают, что если мы позволим
этому случиться, мы станем тем, чем в действительности являемся
- текучими, всегда в движении, вечными.
Последовала долгая пауза. Глаза дона Хуана светились. Казалось,
что они смотрят на меня из глубины. У меня было впечатление,
что каждый из его глаз - это независимая точка яркости.
Мгновение он, казалось, боролся с невидимой силой, внутренним
огнем, намеревающимся его поглотить. Это прошло, и он продолжил
разговор.
- Степень сознания каждого отдельного чувствующего существа,
- продолжал он. - зависит от степени того, насколько оно
способно позволить эманациям в великом нести его.
После долгого перерыва дон Хуан продолжил объяснения. Он
сказал, что видящие увидели, что с момента зачатия сознание
растет, обогащается процессом жизни. Например, сказал он,
видящие увидели, что сознание отдельного насекомого или
человека растет с момента зачатия поразительно различным
образом, однако с одинаковым упорством.
- С момента зачатия или с момента рождения развивается сознание?
- спросил я.
- Сознание развивается с момента зачатия, - ответил он.
- я всегда говорил тебе, что половая энергия - это нечто
предельно важное и что ею нужно управлять и пользоваться
с величайшей осторожностью, но ты всегда отвергал то, что
я говорил, так как думал, что я говорю об управлении в смысле
морали. Я же всегда говорил в смысле ее сохранения и перераспределения.
Дон Хуан взглянул на Хенаро. Хенаро кивнул в знак согласия.
- Хенаро собирается сказать тебе, что наш благодетель, нагваль
Хулиан, обычно говорил относительно сохранения и перераспределения
половой энергии, - сказал мне дон Хуан.
- Нагваль Хулиан, - начал дон Хенаро. - обычно говорил,
что иметь половые связи - это вопрос энергии. Например,
у него никогда не было проблем с полом, поскольку у него
было достаточно энергии. Однажды он бросил взгляд на меня
и предписал, чтобы мой пицик занимался только писанием.
Он сказал мне, что у меня нет достаточной энергии для половых
связей. Он сказал, что мои родители, когда делали меня,
слишком скучали и слишком устали. Он сказал, что я являюсь
результатом очень скучного совокупления - "кахида авуррида".
Таким я и был рожден - скучным и усталым. Нагваль Хулиан
рекомендовал, чтобы люди, подобные мне, никогда не имели
половых связей. Так мы можем запасти немного энергии и добавить
к той, которая у нас есть.
То же самое он сказал Сильвио Мануэлю и Эмелито. Он видел,
что у других есть достаточно энергии. Они не были результатом
скучного совокупления. Он сказал, что они могут делать со
своей половой энергией все, что им угодно, однако он рекомендовал
им управлять собой и понять, что предписание орла состоит
в том, что пол предназначен для порождения света сознания.
Все мы тогда сказали, что все поняли.
Однажды, безо всякого предупреждения, он с помощью своего
благодетеля, нагваля Элиаса, приподнял занавес другого мира
и пихнул всех нас внутрь, без всякого колебания. Все мы,
за исключением Сильвио Мануэля, почти умерли там: у нас
не было достаточно энергии, чтобы выстоять перед лицом воздействия
того мира. Никто из нас, за исключением Сильвио Мануэля,
не следовал рекомендациям нагваля.
- Что это за занавес другого мира? - спросил я дона Хуана.
- То, что Хенаро сказал: это занавес, - ответил дон Хуан.
- но ты упустил предмет разговора. Ты всегда таков. Мы говорим
о предписании орла относительно пола. Команда орла состоит
в том, что половая энергия должна использоваться для создания
жизни. Через половую энергию орел дает сознание, так что,
когда чувствующие существа вовлечены в половое сношение,
эманации внутри их коконов делают все возможное, чтобы снабдить
сознанием новое чувствующее существо, которое они создают.
Он сказал, что в процессе полового акта эманации, заключенные
в коконах обоих родителей, претерпевают сильное возбуждение,
кульминационной точкой которого является соединение, слияние
двух кусков света сознания, по одному от каждого партнера,
которые отделяются от их коконов. Половое сношение всегда
поставщик сознания, хотя то, что поставляется, может и не
консолидироваться, - продолжал он. - эманации внутри кокона
не знают сношения ради забавы.
Хенаро наклонился ко мне через стол и сказал тихим голосом,
подкрепляя сказанное кивком головы:
- Нагваль говорит тебе правду, - сказал он, подмигивая.
- эманации действительно не знают этого.
Дон Хуан старался не засмеяться и добавил, что безумно со
стороны человека действовать безотносительно к тайне существования
и полагать, что такой тонкий акт, поставляющий жизнь и сознание,
это просто физическое стремление, которым можно крутить,
как угодно.
Хенаро начал делать непристойные половые движения, работая
тазом взад и вперед. Дон Хуан кивнул и сказал, что это как
раз то, что он имеет в виду. Хенаро поблагодарил его за
признание своего существенного вклада в объяснение сознания.
Оба они захохотали, как идиоты, говоря, что если я понял,
как серьезен был их благодетель, когда говорил о сознании,
то я буду смеяться вместе с ними.
Я честно спросил дона Хуана, что все это может значить для
среднего человека в повседневной жизни.
- Ты имеешь в виду то, что там делает Хенаро? - спросил
он меня с нарочитой серьезностью.
Их веселость всегда была захватывающей. Потребовалось много
времени, чтобы они успокоились. Их уровень энергии был таким
большим, что по сравнению с ними я казался старым и немощным.
- Я действительно не знаю, - ответил мне, наконец, дон Хуан.
- Все, что я знаю, это то, что это значит для воинов. Они
знают, что единственная реальная энергия, которой мы располагаем,
- это половая энергия, поставляющая жизнь. Это знание делает
их постоянно сознающими свою ответственность.
Если воины хотят иметь энергию для видения, они должны стать
скупцами по отношению к своей половой энергии. Это тот урок,
который нагваль Хулиан преподал нам. Он толкнул нас в неведомое
и все мы почти умерли, а поскольку каждый из нас хотел видеть,
мы, конечно, воздержались от растраты своего света сознания.
Я и раньше слышал его изложение этого убеждения. Каждый
раз, когда он делал это, я вступал в пререкания. Я всегда
чувствовал себя обязанным протестовать и приводить возражения
на то, что, как я считал, является пуританским отношением
к полу. Я опять выдвинул свои возражения. Оба они смеялись
до слез.
- Что же делать с естественной человеческой чувствительностью?
- спросил я дона Хуана.
- Ничего, - ответил он. - ничего не случится с человеческой
чувствительностью. Дело в невежестве и безответственности
по отношению к нашей магической природе. Ошибкой является
безрассудно тратить силу пола, поставляющую жизнь, и не
рожать при этом детей, но так же ошибочно не знать, что,
рожая детей, ты глушишь свет сознания.
- Откуда видящие знают, что иметь детей - значит глушить
свет сознания? - спросил я.
- Они видят, что при рождении ребенка свет сознания родителей
уменьшается, а ребенка возрастает. В некоторых сверхчувствительных
хрупких родителях свет сознания почти гаснет. По мере того,
как у ребенка возрастает сознание, в световом коконе родителей
развивается большое темное пятно, как раз на том месте,
где свет был изъят. Обычно это посередине кокона. Иногда
эти пятна можно видеть наложенными прямо на тело.
Я спросил его, можно ли что-нибудь сделать, чтобы дать людям
более уравновешенное понимание света сознания.
- Ничего, - сказал он. - по крайней мере, нет ничего такого,
что могут здесь сделать видящие. Цель видящих - свобода:
быть беспристрастными наблюдателями, неспособными к суждению,
а иначе бы они взяли на себя обязательство создания более
справедливого цикла. Никто сам по себе не может сделать
этого. Новый цикл, если он придет, должен придти сам по
себе.
5. ПЕРВОЕ ВНИМАНИЕ
На другой день мы позавтракали на рассвете, и дон Хуан заставил
меня изменить уровень сознания.
- Давай пойдем сегодня к оригинальной установке, - сказал
дон Хуан дону Хенаро.
- С превеликим удовольствием, - ответил дон Хенаро важно.
Он взглянул на меня и добавил затем тихим голосом, как если
бы не хотел, чтобы я подслушал его: "следует ли его...
Нет, это будет, возможно, слишком..."
В мгновение ока мой страх и подозрительность возросли неимоверно.
Я вспотел и запыхтел. Дон Хуан подошел ко мне и с выражением
почти неконтролируемого смеха заверил меня, что Хенаро просто
забавляется на мой счет и что мы собираемся пойти на место,
где первоначальные видящие жили тысячи лет назад.
Пока дон Хуан говорил мне это, я взглянул на дона Хенаро.
Он медленно качал головой из стороны в сторону. Это было
почти незаметное движение, как если бы он хотел сказать
мне, что дон Хуан не говорит правды. Я вошел в состояние
нервного срыва, почти истерики. Это прекратилось только
тогда, когда Хенаро разразился смехом.
Я удивился тому, как легко мои эмоциональные состояния могут
возрастать до такой неконтролируемой высоты и спадать в
ничто.
Мы - дон Хуан, Хенаро и я - вышли из дома дона Хенаро рано
утром и прошли недалеко в окружающие покатые холмы. Мы остановились
там и сели наверху громадной плоской скалы на покатом склоне
кукурузного поля, которое, казалось, было недавно убрано.
- Вот это первоначальная установка, - сказал мне дон Хуан.
- мы вернемся сюда еще пару раз в процессе своего объяснения.
- Очень странные вещи случаются здесь ночью, - сказал Хенаро.
- нагваль Хулиан в действительности поймал здесь олли. Или,
лучше сказать, олли...
Дон Хуан сделал незаметный жест бровью, и Хенаро остановился
на полуслове. Он улыбнулся мне.
- Еще слишком рано для страшных историй, - сказал Хенаро.
- подождем до сумерек.
Он встал и начал крадучись ходить вокруг скалы на цыпочках,
со спиной, выгнутой дугой.
- Что он сказал о вашем благодетеле, поймавшем здесь олли?
- спросил я дона Хуана.
Он не сразу ответил. Он наслаждался, наблюдая за проделками
Хенаро.
- Он говорил об одном сложном использовании сознания, -
наконец ответил он мне, все еще глядя на Хенаро.
Хенаро завершил круг вокруг скалы, вернулся и сел вблизи
меня. Он тяжело дышал, почти запыхался, выбившись из дыхания.
Дон Хуан казался очарованным тем, что делал Хенаро. У меня
опять возникло ощущение, что они забавляются на мой счет,
что оба они договорились о чем-то, о чем я ничего не знаю.
Неожиданно дон Хуан начал свои объяснения. Его голос потряс
меня. Он сказал, что после тяжелого труда видящие пришли
к выводу, что сознание взрослых людей, окрепшее в процессе
роста, больше нельзя называть сознанием, поскольку оно изменилось
в нечто гораздо более интенсивное и сложное, и это видящие
называли вниманием.
- Как сумели видящие узнать, что человеческое сознание развивается
и что оно растет? - спросил я.
Он ответил, что во время роста человеческих существ полоса
эманаций внутри их коконов становится очень яркой, и по
мере того, как люди накапливают опыт, она начинает светиться.
В некоторые моменты свечение этой полосы эманаций возрастает
настолько, что начинает сливаться с внешними эманациями.
Видящие, свидетели усиления такого рода, предположили, что
сознание - это сырье, а внимание - конечный продукт созревания.
- Как видящие описывают внимание? - спросил я.
- Они говорят, что внимание - это управление и усиление
сознания посредством процесса жизни, - ответил он.
Он отметил, что опасность определений в том, что они упрощают
процессы, чтобы сделать их понятными. Например, в данном
случае, определяя внимание, мы рискуем перевести магическое,
чудесное достижение во что-то обыденное. Внимание - это
единственное величайшее человеческое достижение. Оно развивается
из глубокого животного сознания, пока не покроет всю гамму
человеческого выбора. Видящие совершенствуют его еще дальше,
пока оно не охватит весь диапазон человеческих возможностей.
Я захотел узнать, придается ли особое значение терминам
"человеческий выбор" и "человеческие возможности".
Дон Хуан ответил, что человеческий выбор - это все, что
мы можем избрать как личности. Выбор имеет отношение в нашему
повседневному диапазону и в силу этого он ограничен по числу
и кругозору. Человеческие возможности относятся к неведомому.
Они относятся не к тому, что мы можем избрать, а к тому,
чего мы можем достичь. Он сказал, что примером человеческого
выбора будет наша склонность верить, что человеческое тело
- это вещь среди вещей, а примером человеческих возможностей
является достижение видящими способности воспринимать человека
в виде яйцеобразного светящегося существа. Телом-вещью ты
соприкасаешься с известным, а телом, как светящимся яйцом
- с неведомым. Следовательно, человеческие возможности почти
неисчерпаемы.
- Видящие говорят, что существует три типа внимания, - продолжал
дон Хуан. - когда они говорят так, они относят это только
к людям, а не ко всем чувствующим существам. Но это не просто
типы внимания, это, скорее, три уровня достижений: первое,
второе и третье внимание. Каждое из них - независимая область,
полная в себе (завершенная в себе).
Он объяснил, что первое внимание в человеке - это животное
сознание, которое было развито в процессе опыта в сложную,
запутанную и чрезвычайно хрупкую способность, занятую повседневным
миром во всех его бесчисленных аспектах. Другими словами,
все, о чем человек может думать, является частью первого
внимания.
- Первое внимание - это все, что мы собой представляем,
как обычные люди, - продолжал он. - благодаря такому абсолютному
праву в нашей жизни первое внимание является наиболее ценной
гранью среднего человека. Возможно, это его единственная
грань.
Взяв в расчет эту истинную ценность, новые видящие начали
строгое исследование первого внимания с помощью видения.
Их находки вылились в их взгляды и взгляды всех их последователей,
хотя большинство из них совсем не поняли, что видели те
видящие.
Он особенно предупредил меня, что выводы этого строгого
исследования новых видящих имеют очень мало общего с рассудком
или рациональностью, так как для того, чтобы изучить и объяснить
первое внимание, нужно его видеть. Только видящие могут
сделать это. Однако исследовать то, что видящие видят в
первом внимании, совершенно необходимо. Оно предоставляет
первому вниманию единственную возможность, которую то имело
когда-либо - осознать собственную работу.
- В смысле того, что видят видящие, первое внимание - это
свет сознания, развитый в сверхсветимость, - продолжал он.
- однако этот свет фиксирован, так сказать, на поверхности
кокона. Этот свет охватывает известное.
С другой стороны, второе внимание - это более сложное и
специализированное состояние света сознания. Оно имеет дело
с неведомым. Оно приходит, когда включаются неиспользованные
эманации внутри человеческого кокона.
Причина, по которой я назвал второе внимание "специализированным
состоянием", состоит в том, что для использования этих
необычных эманаций мы нуждаемся в новой искусной тактике,
которая требует совершенной дисциплины и сосредоточенности.
Он сказал, что говорил мне раньше, когда обучал искусству
сновидения, что сосредоточение, необходимое для того, чтобы
осознать, что ты видишь сон - это предшественник второго
внимания. Это сосредоточение является видом сознания, которое
относится не к той же категории, к какой относится сознание,
необходимое для деятельности в повседневном мире. Он сказал
также, что второе внимание называется "левосторонним
сознанием" и что это обширнейшее поле, какое только
можно вообразить - фактически, настолько обширное, что почти
безграничное.
- Я не хотел бы заблудиться в нем ни за что на свете, -
продолжал он.
- это настолько сложное и странное болото, что трезвые видящие
входят в него при строжайших ограничениях. Большую трудность
представляет то, что вхождение во второе внимание предельно
просто, а его соблазн почти непреодолим.
Он сказал, что древние видящие, будучи экспертами сознания,
применили свои способности к исследованию собственного света
сознания и заставили его расширяться до невообразимых пределов.
Фактически, они стремились озарить все эманации внутри кокона,
по одной полосе одновременно. Они преуспели в этом, но,
как ни странно, достижение озаренности только одной полосы
одновременно стало инструментом их увязания в болоте второго
внимания.
- Новые видящие исправили эту ошибку, - продолжал он. -
и позволили мастерству управления сознанием развиться до
своего естественного конца, который состоит в том, чтобы
расширить свет сознания за границы светящегося кокона одним
единственным усилием. Третье внимание достигается тогда,
когда свет сознания обращается во внутренний огонь - сияние,
зажигающее не одну только полосу, а все эманации орла внутри
человеческого кокона.
Дон Хуан выразил свой благоговейный ужас перед сознательным
усилием новых видящих в стремлении достичь третьего внимания
еще при жизни сознательной личности.
Он сказал, что не считает полезным обсуждать отдельные случаи
с людьми и другими чувствующими существами, входившими в
неведомое и непостижимое бессознательно - он назвал это
даром орла. Он уверил меня, что для новых видящих вхождение
в третье внимание - это также дар, но он имеет другое значение:
он похож на награду за достижения.
Он добавил, что в момент смерти все люди входят в непостижимое,
и некоторые из них даже достигают третьего внимания, но,
в общем, только на краткий миг и то лишь для того, чтобы
очистить пищу орла.
- Высшим достижением человека будет, - сказал он. - достичь
этого уровня внимания при сохранении силы жизни, не став
развоплощенным сознанием, движущимся, как мотылек света,
к клюву орла, чтобы быть поглощенным.
Слушая объяснения дона Хуана, я опять полностью потерял
из виду все окружающее. Хенаро, по-видимому, встал и ушел,
так как его нигде не было видно. Странно было то, что я
обнаружил себя припавшим к скале, при этом дон Хуан сидел
рядом на корточках и мягко придавливал меня за плечи. Я
прислонился к скале и закрыл глаза. С запада дул мягкий
бриз.
- Не засыпай, - сказал дон Хуан. - ты ни за что не должен
спать на этой скале.
Я сел. На меня пристально смотрел дон Хуан.
- Просто расслабься, - продолжал он. - пусть затихнет внутренний
диалог.
Я сосредоточился полностью, чтобы понять то, что он говорит,
когда вдруг почувствовал толчок страха. Сначала я не знал,
отчего это происходит, и подумал, что это еще один приступ
недоверия, однако затем меня как громом поразило: я понял,
что уже вечереет. То, что я принял за часовую беседу, поглотило
весь день.
Я вскочил, совершенно осознав это несоответствие, хотя и
не мог понять, что же случилось. Мною овладело странное
ощущение, которое заставило мое тело обратиться в бегство.
Дон Хуан прыгнул ко мне и силой удержал. Мы упали на мягкую
почву, и он держал меня мертвой хваткой. Раньше я и понятия
не имел, что он такой сильный.
Мое тело ужасно тряслось, руки ходили ходуном при каждой
схватке. Это было похоже на эпилептический припадок, однако
какая-то часть меня оставалась отрешенной настолько, что
могла наблюдать за тем, как тело тряслось, извивалось и
вздрагивало.
Наконец, эти спазмы прекратились, и дон Хуан отпустил меня.
Он тяжело дышал. Он предложил опять залезть на скалу и посидеть
там, пока я оправлюсь.
Я не мог не обратиться к нему с моим настоятельным вопросом,
что же случилось со мной. Он ответил, что по мере того,
как он говорил, я перешел некоторый предел и вошел очень
глубоко в левую часть. Он и Хенаро следовали за мной. А
затем, так же неожиданно, как вошел, я выскочил обратно.
- Я схватил тебя как раз вовремя, - сказал он. - иначе ты
вышел бы в свое обычное состояние.
Я совершенно запутался. Он объяснил, что мы все трое играли
с сознанием, а я, должно быть, испугался и убежал от них.
- Хенаро - мастер управления сознанием, - продолжал дон
Хуан. - Сильвио Мануэль - мастер управления волей. Оба они
были безжалостно вытолкнуты в неведомое. Мой благодетель
сделал им то, что ему сделал его благодетель. Хенаро и Сильвио
Мануэль в некоторых отношениях подобны древним видящим:
они знают, что они могут сделать, но не заботятся о том,
как они это делают. Сегодня Хенаро воспользовался возможностью
сдвинуть твой свет сознания, и все мы оказались в странных
границах неведомого.
Я стал умолять его сказать мне, что же случилось в неведомом.
- Ты вспомнишь это сам, - сказал некий голос вблизи моего
уха. Я был настолько убежден, что это голос видения, что
это меня совсем не испугало. Я даже не повиновался импульсу
желания обернуться.
- Я - голос видения, и я говорю тебе, что ты - балда, -
опять сказал голос и зацокал.
Я обернулся: за мной сидел Хенаро. Я был так поражен, что
смеялся даже несколько более истерично, чем они.
- Темнеет, - сказал Хенаро. - и как я обещал тебе сегодня
утром, у нас будет здесь бал.
Но дон Хуан вмешался и сказал, что надо подождать еще денек,
поскольку я такой пугливый, что могу умереть от страха.
- Ну нет, он в порядке, - сказал Хенаро, похлопывая меня
по плечу.
- Ты лучше спроси его самого, - сказал дон Хуан Хенаро.
- он сам скажет тебе, какой он пугливый.
- Ты действительно такой пугливый? - спросил меня Хенаро
насмешливо. Я не ответил им, и от этого они покатились со
смеху. Хенаро даже
катался по земле.
- Он попался, - сказал Хенаро дон Хуану, показывая на меня
после того, как дон Хуан спрыгнул и помог ему подняться.
- он никогда не скажет, какой он пугливый - он для этого
слишком важный, однако у него трясутся колени от страха
того, что может случиться, поскольку он не признается, что
он пугливый.
Наблюдая, как они смеются, я решил, что только индейцы могут
смеяться так радостно, однако также убедил себя в злобности
этого смеха: они издеваются над неиндейцами.
Дон Хуан сразу понял мои чувства:
- Не позволяй чувству собственной важности вставать на дыбы,
- сказал он. - в тебе нет ничего особенного ни по каким
стандартам. Ни в ком из нас
- индейцах и неиндейцах. Нагваль Хулиан и его благодетель
годами, не упуская случая, смеялись над нами.
Хенаро проворно взобрался обратно на скалу и подошел ко
мне.
- Если бы я был тобой и почувствовал себя так холодно оскорбленным,
я бы заплакал. Плачь, плачь - хорошо поплачешь и все пройдет!
К своему изумлению я тихо заплакал. Затем я так разозлился,
что зарычал от гнева. Только после этого я почувствовал
себя лучше. Дон Хуан нежно похлопал меня по спине. Он сказал,
что странно то, что гнев может быть таким отрезвляющим,
а иногда страх, иногда юмор. Моя насильственная природа
заставляет меня отзываться только на гнев.
Он добавил, что неожиданный сдвиг света сознания ослабляет
нас, поэтому они стремились укрепить меня, поддержать. Очевидно,
Хенаро преуспел: ему удалось разозлить меня.
Уже смеркалось. Неожиданно Хенаро указал на мотылька, висевшего
в воздухе на уровне глаз. В сумерках он казался большой
молью, облетающей то место, где мы сидели.
- Будь очень мягок со своей природной склонностью к преувеличениям,
- Сказал мне дон Хуан. - не напрягайся. Позволь Хенаро просто
вести себя. Не отрывай глаз от пятна.
Мерцающее пятно определенно было мотыльком. Я мог ясно различить
все его части. Я следил за его витиеватым прерывистым полетом,
пока не смог видеть каждую пылинку на его крыльях.
Что-то вывело меня из состояния полного поглощения. Я почувствовал
за собой шквал беззвучного шума, если можно так выразиться.
Я повернулся и встретился глазами с целым рядом людей на
другой стороне скалы, которая была немного выше той, где
мы сидели. Я предположил, что местные жители заподозрили
нас в чем-то, видя, как мы целый день шатаемся здесь, и
забрались сюда, чтобы наказать нас. Я мгновенно понял их
намерения.
Дон Хуан и Хенаро соскользнули со скалы и велели мне спешно
спускаться. Мы сразу пошли не оборачиваясь, чтобы посмотреть,
не следуют ли те люди за нами. Дон Хуан и Хенаро отказывались
говорить, пока мы шли к дому Хенаро. Дон Хуан даже велел
мне помолчать, приложив строгим жестом палец к губам. Хенаро
не вошел в дом, а стал его обходить, пока дон Хуан затаскивал
меня внутрь.
- Кто были эти люди, дон Хуан? - спросил я его, когда мы
оба очутились в безопасном доме, и он зажег фонарь.
- Это не люди, - ответил он.
- Продолжай, дон Хуан, не интригуй меня, - сказал я. - это
были люди, я видел их собственными глазами, - возразил я.
- Конечно, ты видел их собственными глазами, - возразил
он. - но это ни о чем не говорит. Твои глаза ввели тебя
в заблуждение. Это не люди, и они последовали за тобой.
Хенаро должен был отогнать их от тебя.
- Кто же это, если не люди?
- О, это тайна, - сказал он. - это тайна сознания, и ее
нельзя разрешить рассудочно, просто говоря о ней. Можно
быть только свидетелем тайны.
- Тогда позволь мне стать ее свидетелем, - сказал я.
- Но ты уже был - дважды за день, - ответил он. - ты теперь
не помнишь. Но ты будешь им опять, когда воспламенишь вновь
эманации, которые светились, когда ты был свидетелем тайны
сознания, о которой я говорил. А пока давай вернемся к нашим
объяснениям сознания.
Он опять повторил, что осознание начинается от постоянного
давления, которое эманации в великом оказывают на те, что
пойманы внутри кокона. Это давление приводит к первому акту
сознания: оно останавливает движение пойманных эманаций,
которые стремятся разбить кокон, стремятся умереть.
- Для видящего истина в том, что все живые существа стремятся
к смерти, - продолжал он. - что останавливает смерть, так
это сознание.
Дон Хуан сказал, что новые видящие были глубоко обеспокоены
тем, что сознание противостоит смерти, в то же время вводя
ее, будучи пищей орла. А поскольку они не смогли объяснить
этого, так как нет рассудочного пути к пониманию существования,
видящие осознали, что их знание составлено из противоречивых
построений.
- Почему же они развили систему противоречий? - спросил
я.
- Ничего они не развили, - ответил он. - они нашли безусловные
истины через свое видение. Эти истины были составлены, якобы,
в явном противоречии - и все..
Например, видящие должны быть методичными, рациональными
людьми, образцами трезвости, и в то же время им надо оттолкнуться
от всех этих качеств, чтобы стать совершенно свободными
и открытыми тайнам и чудесам существования.
Его пример запутал меня, но не до конца: я все же понял,
что он имеет в виду. Он сам поддерживал мою рассудочность,
но только для того, чтобы раздавить ее и потребовать полного
ее отсутствия. Я сказал ему, как я понял его аргументы.
- Только чувство величайшей трезвости может соединить противоречия,
- сказал он.
- Мог бы ты сказать, дон Хуан, что искусство является таким
соединяющим мостом?
- Мост между противоречиями ты можешь называть как угодно:
искусством, привязанностью, трезвостью, любовью или даже
добротой.
Дон Хуан продолжил свои объяснения и сказал, что новые видящие,
исследуя первое внимание, осознали, что все органические
существа, за исключением человека, успокаивают свои взволнованные
и пойманные эманации таким образом, что те выстраиваются
так, чтобы встретиться со своими внешними партнерами. Люди
не делают этого. Вместо этого их первое внимание перечисляет
(каталогизирует) эманации орла внутри кокона.
- Что это за перечисление, дон Хуан? - спросил я.
- Люди замечают эманации, которые есть у них внутри кокона,
- ответил он. - ни одно другое существо не делает этого.
В тот момент, когда давление эманаций в великом фиксирует
внутренние эманации, первое внимание начинает следить за
собой. Оно замечает все о себе, или, по крайней мере, стремится
к этому, каким бы странным путем это ни шло. Этот процесс
видящие и называют перечислением.
Я не хочу сказать, что люди сами избирают этот процесс или
что они могут отказаться от него. Перечислить эманации
- Это команда орла, однако то, что открыто волевому усилию,
это способ повиновения этой команде.
Он сказал, что, хотя сам не любит называть эманации командами,
это все же то, чем они являются - командами, которым никто
не может противиться. И все же путь выхода из повиновения
командам - повиновение им.
- В случае с каталогом-перечислением первого внимания, -
продолжал он. - видящие принимают это, поскольку не могут
не повиноваться, но, сделав так, они отбрасывают это: орел
не потребовал от нас почитать этот каталог-перечисление
- он потребовал только делать это - это все.
- Как же видят видящие, что люди делают перечисление? -
спросил я.
- Эманации внутри кокона человека не успокаиваются с целью
встречи с внешними эманациями, - ответил он. - и это очевидно,
когда увидишь, что делают другие существа. Успокоившись,
некоторые из них действительно сливаются с эманациями в
великом и движутся с ними. Видящие могут видеть, например,
как свет эманаций скарабея расширяется до грандиозных размеров.
Люди же успокаивают свои эманации, а потом размещают над
ними - эманации фокусируются на самих себе.
Он сказал, что люди доводят команду перечисления до ее логического
предела и пренебрегают всем остальным. А если они глубоко
вовлечены в перечисление, могут случиться две вещи: они
могут либо игнорировать импульсы эманаций в великом, либо
использовать их весьма своеобразно.
Конечным результатом игнорирования этих импульсов, после
выполнения перечисления, будет рассудок, а результат использования
каждого импульса специализированным образом известен как
самопоглощение (нарциссизм).
Человеческий рассудок предстает перед видящим как необычно
однородное слабое свечение, которое редко отвечает на постоянное
давление эманаций в великом. Это свечение делает яйцеобразную
форму тверже, но более хрупкой.
Дон Хуан заметил, что разум у человеческого вида должен
был бы быть в изобилии, однако в действительности он очень
редок. Большинство людей обращено к самопоглощению.
Он заверил меня, что сознание всех живых существ имеет какую-то
степень самосознания, нужную для взаимодействия, однако
ни одно из них, за исключением первого внимания человека,
не обладает такой мерой самопоглощения. Вопреки рассудку,
игнорирующему эманации в великом, самопоглощенные лица используют
каждый импульс и превращают его в силу, возбуждающую пойманные
в их коконе эманации.
Наблюдая все это, видящие пришли к практическим выводам.
Они увидели, что люди рассудка должны были бы жить дольше,
поскольку, пренебрегая импульсами эманаций в великом, они
успокаивают естественное возбуждение внутри кокона. Самопоглощенные,
с другой стороны, использующие эманации в великом для создания
большего возбуждения, укорачивают свою жизнь.
- Что видят видящие, когда смотрят на самопоглощенные человеческие
существа? - спросил я.
- Они видят их как перемежающиеся вспышки белого света,
за которыми следуют длинные паузы темноты, - ответил он.
Дон Хуан остановился. У меня не было больше вопросов или,
возможно, я слишком устал, чтобы спрашивать. Вдруг громкий
звук заставил меня подскочить. Передняя дверь отворилась,
и вошел задыхающийся Хенаро. Он повалился на матрац, весь
в поту.
- Я объяснял ему первое внимание, - сказал ему дон Хуан.
- Первое внимание работает только с известным, - сказал
Хенаро. - оно не даст и ломаного гроша за неведомое.
- Это не совсем так, - возразил дон Хуан. - первое внимание
замечательно справляется с неведомым: оно его блокирует,
оно отрицает его так яростно, что в конце концов неведомое
перестает существовать для первого внимания.
- Перечисление делает нас неуязвимыми, вот почему перечисление
вошло в существование прежде всего.
- О чем вы говорите? - спросил я дона Хуана.
Он не ответил. Он взглянул на Хенаро, как бы в ожидании
ответа.
- Если я открою дверь, - сказал Хенаро. - будет ли первое
внимание способно справиться с тем, что войдет?
- Твое и мое нет, а его да, - сказал дон Хуан, указывая
на меня. - давай попробуем.
- Даже если он в состоянии повышенного сознания? - спросил
дон Хенаро дона Хуана.
- Да, это безразлично, - ответил дон Хуан.
Хенаро встал, подошел к передней двери и толкнул ее, мгновенно
отскочив. Порыв холодного ветра ворвался в комнату. Дон
Хуан подошел ко мне и так же сделал Хенаро. Оба они смотрели
на меня с любопытством.
Я хотел закрыть дверь - холод был неприятен, но когда я
двинулся к двери, дон Хуан и Хенаро бросились передо мной,
заслоняя меня.
- Заметил ты что-нибудь в комнате? - спросил меня Хенаро.
- Нет, не заметил, - ответил я, и это действительно было
так. За исключением холодного ветра, льющегося через открытую
дверь, нечего было замечать.
- Странные существа вошли, когда я открыл дверь, - сказал
он. - неужели ты ничего не заметил?
В его голосе было что-то, что сказало мне, что на этот раз
он не шутит.
Все втроем - они были у меня по бокам - мы вышли из дома.
Дон Хуан взял керосиновый фонарь, а Хенаро запер переднюю
дверь. Мы влезли в машину через дверцу для пассажиров, причем
вначале они протолкнули меня. Мы уехали в дом дона Хуана
в соседнем городе.
|
