5
Время от времени дон Хуан значительно спрашивал о состоянии
моего растения дурмана. За год, который прошел с тех пор,
как я посадил корень, растение выросло в большой куст, оно
принесло семена и семенные коробочки засохли. И дон Хуан
решил, что пришло время для меня, чтобы узнать больше о
"траве дьявола".
27 января 1962 года.
Сегодня дон Хуан дал мне предварительную информацию о второй
порции корня дурмана, второго традиционного шага в учении.
Он сказал, что вторая порция корня была действительно началом
учения, по сравнению с ней первая порция была детской игрой.
Вторая порция должна быть в совершенстве освоена, ее следует
принять, сказал он, по крайней мере, двадцать раз, прежде
чем переходить к третьей порции. Я спросил:
- Что дает вторая порция?
- Вторая порция "травы дьявола" используется для
видения, с ее помощью человек может летать по воздуху, чтобы
увидеть, что происходит в любом месте, которое он выберет.
- Разве человек действительно может летать по воздуху, дон
Хуан?
- Почему бы нет? Как я тебе уже говорил раньше, "трава
дьявола" для тех, кто ищет силы. Человек, который освоил
вторую порцию, может делать невозможные вещи, чтобы получить
еще больше силы.
- Какого сорта вещи, дон Хуан?
- Не могу тебе сказать - каждый человек различен.
28 января 1962 года.
Дон Хуан сказал:
- Если ты успешно завершишь второй этап, то я смогу показать
тебе лишь еще один. В процессе учения о "траве дьявола"
я понял, что она не для меня и не пошел по ее пути дальше.
- Что заставило тебя так решить, дон Хуан?
- "Трава дьявола" чуть не убивала меня каждый
раз, когдя я пытался использовать ее. Однажды было так плохо,
что я подумал, что со мной все покончено. Я все же смог
уйти от этой боли.
- Как? Разве есть способ избежать боли?
- Да, способ есть.
- Это что, заклинание, процедура или еще что?
- Это способ подхода к вещам. Например, когдя я учился знанию
о "траве дьявола", я был слишком жаден к получению
знания. Я хватался за вещи, как дети хватаются за сладости.
"трава дьявола" есть лишь один путь из миллиона.
Поэтому ты всегда должен помнить, что путь - это только
путь. Если ты чувствуешь, чо тебе не следовало бы идти по
нему, то не должен оставаться на нем ни прикаких обстоятельствах.
Для того, чтобы иметь такую ясность, ты должен вести дисциплинированную
жизнь. Лишь в том случае ты будешь знать, что любой путь
- это всего лишь путь и что нет никакой абсолютно преграды
ни для тебя самого, ни для других, чтобы бросить его, если
именно это велит тебе сделать твое сердце. Но твое решение
остаться на этом пути или бросить его должно быть свободно
от страха и амбиции. Я предупреждаю тебя об этом. Смотри
на любой путь вплотную и решительно. Испытай его, столько
раз, сколько найдешь нужным. Затем спроси себя, и только
себя одного. Этот вопрос таков, что лишь очень старые люди
задают его себе.
Мой учитель сказал мне о нем однажды, когда я был молод,
но моя кровь была слишком горяча для того, чтобы я понял
его. Теперь я это понимаю. Я скажу тебе, что это такое:
имеет ли этот путь сердце?
- Все пути одинаковы: они ведут в никуда. Это пути, ведущие
человека через кусты или в кусты. Я могу сказать, что в
своей жизни я прошел длинные-длинные дороги. Но я не нахожусь
где-либо. Вопрос моего учителя имеет теперь смысл. Имеет
ли этот путь сердце? Если он его имеет, то этот путь хороший.
Если он его не имеет, то толку от этого пути нет. Оба пути
ведут в никуда, но один имеет сердце, а другой - нет. Один
путь делает путешествие по нему приятным столько, сколько
ты по нему идешь, ты с ним одно целое. Другой путь заставит
тебя проклинать свою жизнь. Один путь делает тебя сильным,
другой ослабляет тебя.
21 апреля 1963 года
Во вторник, днем, 16 апреля, мы с доном Хуаном отправились
в холмы, гда росло его растение дурмана. Он попросил меня
оставить его там одного и подождать в машине. Он вернулся
через три часа, неся сверток, завернутый в красную тряпку.
Когда мы поехали назад к его дому, он показал на сверток
и сказал, что это его последний дар мне.
Я спросил, не собирается ли он бросить учить меня дальше.
Он сказал, что имеет в виду тот факт, что у меня есть теперь
полностью зрелое растение и мне не понадобится его растение.
В конце дня мы сидели в комнате. Он принес хорошо выделанную
ступку и пестик. Чаша ступки была примерно 15 см в диаметре.
Он развернул большой узел, полный свертков маленького размера,
выбрал два из них и положил их на соломенную циновку рядом
со мной; затем он добавил к ним еще четыре свертка такого
же размера из узла, который он принес домой. Он сказал,
что это семена и что я должен растереть их в мелкий порошок.
Он развернул первый узел и высыпал часть содержимого в каменную
ступку. Семена были сухие, круглые и похожи на желтую карамель
по окраске.
Я начал работать пестиком; через некоторое время он поправил
меня, сказав, что надо сначала упереть пестик с одной стороны
ступки, а затем вести его через дно и вверх по другой стороне.
Я спросил, что он собирается делать с порошком. Он не захотел
об этом разговаривать.
Первая порция семян оказалась очень твердой. У меня ушло
часа четыре на то, чтобы их растереть. Мою спину ломило
из-за положения, в котором я сидел. Я лег и собирался тут
же уснуть, но дон Хуан открыл следующий мешок и положил
часть его содержимого в ступку. Эти семена были слегка темнее,
чем в первый раз, и были слипшимися вместе. Остальное содержимое
мешка напоминало порошок из маленьких круглых гранул.
Я хотел что-нибудь поесть, но дон Хуан сказал, что если
я хочу учиться, то я должен следовать правилу. А правило
таково, что я могу попить лишь немного воды, узнавая секреты
второй порции.
Третий мешочек содержал горсть живых черных семенных жучков
(или червячков). И в последнем мешочке были свежие белые
семена, мягкие, почти как каша, но волокнистые и трудно
поддающиеся растиранию в тонкую пасту, как он требовал от
меня.
После того, как я кончил растирать содержимое четырех мешков,
дон Хуан, отмерив две чашки зеленоватой воды, вылил ее в
глиняный горшок и поставил горшок на огонь. Когда вода закипела,
он добавил первую порцию растертых семян. Он помешивал в
горшке длинным острым куском дерева или кости, которые он
принес в своем кожаном мешке. Как только вода снова закипела,
он добавил одну за другой остальные субстанции, следуя той
самой процедуре. Затем он добавил еще одну чашку зеленоватой
воды и дал смеси париться на малом огне.
Затем он сказал мне, что пришло время раздробить корень.
Он осторожно извлек длинный кусок корня дурмана из мешка,
который он принес домой. Корень был примерно 40 см длиной.
Он был толстый, около 3.5 см в диаметре. Он сказал, что
это вторая порция. И вновь он отмерил вторую порцию сам,
так как это был все еще е г о корень. Он сказал, что в следующий
раз, когда я буду испытывать "траву дьявола",
я должен буду отмерить корень сам.
Он пододвинул ко мне большую ступку, и я начал дробить корень
тем же самым способом, которым он раздавливал первую порцию.
Он руководил моими действиями в том же порядке, и опять
мы оставили раздавленный корень вымачиваться в воде, выставленной
на ночной воздух.
К тому времени кипящая смесь в глиняном горшке загустела.
Дон Хуан снял горшок с огня, положил его в сетку и подвесил
его к потолку в середине комнаты.
Примерно в 8 часов утра 17 апреля, дон Хуан и я начали,
как в прошлый раз, "отмывать" экстракт корня водой.
Был ясный солнечный день, и дон Хуан истолковал хорошую
погоду, как признак того, что "траве дьявола"
я нравлюсь.
Он сказал, что рядом со мной может только вспоминать, какой
плохой была погода для него.
Процедура "отмывания" экстракта корня была той
же самой, которую я наблюдал при приготовлении первой порции.
В конце дня, после того, как верхняя вода была слита в восьмой
раз, оставалась ложка желтоватой субстанции на дне чаши.
Мы вернулись в его комнату, где еще оставались два мешочка,
которые он не трогал. Он открыл один из них, засунул в него
руку и другой рукой обернул края мешочка вокруг запястья.
Он, казалось, держал что-то, судя по тому, как двигалась
его рука внутри мешка. Внезапно, быстрым движением он стянул
мешок с руки, как перчатку, вывернул его и поднес свою руку
вплотную к моему лицу. Он держал ящерицу. Ее голова была
в нескольких дюймах от моих глаз. Было что-то странное со
ртом у ящерицы. Я глядел на нее секунду, а затем невольно
отшатнулся. Рот ящерицы был зашит грубыми стежками. Дон
Хуан велел мне держать ящерицу в левой руке. Я схватил ее.
Она извивалась вокруг моей ладони. Я почувствовал тошноту.
Мои руки начали потеть.
Он взял последний мешок и, повторив те же движения, извлек
другую ящерицу. Я увидел, что ее веки были сшиты вместе.
Он велел мне держать эту ящерицу в правой руке.
К тому времени, как обе ящерицы были у меня в руках, я был
почти в обмороке. Я чувствовал огромное желание бросить
ящериц и удрать отсюда.
- Не задави их, - сказал он, и его голос вернул мне чувство
облегчения и направленности.
Он спросил, что со мной неладно. Он пытался быть серьезным,
но не смог выдержать серьезное лицо и рассмеялся. Я попытался
облегчить свою хватку, но мои ладони так сильно вспотели,
что ящерицы начали выскальзывать из них. Их маленькие острые
коготки царапали мне руки, вызывая невероятное чувство отвращения
и тошноты. Я закрыл глаза и стиснул зубы. Одна из ящериц
уже вылезла мне на запястье. Все, что ей оставалось сделать,
чтобы освободиться, так это - вытащить свою голову, зажатую
у меня между пальцами.
Я чувствовал непреодолимое отвращение и ощущение физического
отчаяния и высшего неудобства. Я простонал сквозь зубы,
чтобы дон Хуан забрал от меня проклятых созданий. Моя голова
непроизвольно тряслась. Он смотрел на меня с любопытством.
Я рычал, как медведь, сотрясаясь всем телом. Он положил
ящериц обратно в мешочки и начал хохотать. Я хотел тоже
засмеяться, но в животе у меня было неспокойно. Я прилег.
Я объяснил ему, что в такой эффект меня ввело ощущение их
коготков у меня на руках. Он сказал, что есть множество
вещей, способных свести человека с ума, в особенности, если
он не имеет устремленности, необходимой для учения. Но если
человек имеет ясное несгибаемое стремление, то чувства никак
не могут быть задержкой, потому что он способен их контролировать.
Дон Хуан некоторое время подождал, а затем, повторив все
предыдущие движения, вручил мне ящериц снова. Он велел держать
их головками вверх и мягко поглаживать ими по моим вискам,
спрашивая у них все, что я хочу узнать.
Я сначала не понял, что он от меня хочет. Он вновь велел
мне задавать ящерицам любые вопросы, какие я не могу решить
сам. Он привел мне целый ряд примеров. Я могу узнать о людях,
которых я обычно не вижу, о потерянных вещах или о местах,
где я не бывал. Тогда я понял, что он говорит о ясновидении.
Я стал очень возбужденным. Мое сердце заколотилось. Я почувствовал,
что у меня перехватывает дыхание.
Он хочет, чтобы я в первый раз не задавал личных вопросов;
он сказал, что мне лучше подумать о чем-либо, прямо ко мне
не относящемся. Я должен думать быстро и отчетливо, потому
что потом не будет возможности изменить свои мысли.
Я лихорадочно стал придумывать, что бы такое я хотел узнать.
Дон Хуан подгонял меня, и я был поражен, поняв, что не могу
ничего придумать, о чем бы спросить ящериц.
После мучительно долгого ожидания я нечто придумал. Несколько
раньше из читального зала была украдена большая пачка книг.
Это не был личный вопрос, но все же он меня интересовал.
Я не имел никаких предварительных соображений относительно
лица или лиц, взявших книги. Я потер ящерицами свои виски,
спрашивая их, кто был вором.
Немного погодя, дон Хуан убрал ящериц в их мешки и сказал,
что нет никаких глубоких секретов относительно корня или
пасты. Паста изготовляется, чтобы дать направленность. Корень
делает вещи ясными. Но настоящее чудо - это ящерицы. Они
были секретом всего колдовства со второй порцией. Я спросил,
являются ли они каким-нибудь особым видом ящериц. Он ответил,
да. Они должны быть из района, где растет растение колдующего.
Они должны быть его друзьями. А чтобы иметь ящериц дрцзьями,
нужен долгий период ухаживания. Следует развить прочную
дружбу с ними, давая им пищу и говоря им добрые слова.
Я спросил, почему так важнв их дружба. Он ответил, что ящерицы
позволяют поймать себя только, если они знают человека,
и любой, кто всерьез принимает "траыу дьявола"
должен и ящериц принимать всерьез. Он сказал, что, как правило,
ящериц следует ловить тогда, когда паста и корень уже приготовлены.
Их следует ловить в конце дня.
- Если ты не на дружеской ноге с ящерицами, - сказал он,
- то можно потратить несколько дней на безуспешные попытки
поймать их. Паста хранится только один день
Затем он дал мне длинный инструктаж относительно того, что
следует делать с пойманными ящерицами.
- Как только ты поймаешь ящериц, возьми первую и поговри
с ней. Извинись за то, что причиняешь ей боль и попроси
ее помочь тебе. Деревянной иглой зашей ей рот. Для шитья
используй один из видов растения чоей и волокно агавы. Стежки
стягивай туго. Затем скажи то же самое второй ящерице и
сшей вместе ее веки. К тому времени, как наступит ночь,
ты уже будешь готов. Возьми ящерицу с зашитым ртом и скажи
ей, о чем ты хочешь узнать. Попроси ее пойти и посмотреть
за тебя; скажи ей, что ты вынужден был зашить ей рот, чтобы
она спешила назад к тебе и не разболтала ничего никому по
дороге. Дай ей окунуться в пасту после того, как ты помажешь
пастой ей голову. Затем опусти ее на землю. Если она пойдет
в счастливую для тебя сторону, то магия будет удачной и
легкой. Если она побежит в противоположную сторону, то колдовство
не удастся. Если ящерица пойдет к тебе (юг), то ты можешь
ожидать более, чем обычной удачи, но если она будет убегать
от тебя (север), то колдовство будет ужасно трудным. Ты
можешь даже погибнуть. Поэтому, если ящерица бежит прямо
от тебя, то это хороший момент, чтобы отступить. Если ты
сделаешь так, ты потеряешь возможность командовать ящерицами,
но это лучше, чем потерять жизнь.
С другой стороны, ты можешь решить продолжить колдовство,
несмотря на ее предупреждение. Если ты сделаешь так, то
следующим шагом будет взять вторую ящерицу и попросить ее
о том, чтобы она послушала рассказ ее сестры и пересказала
его тебе.
- Но как может ящерица с зашитым ртом рассказать мне, что
она видит? Разве ее рот был зашит не для того, чтобы она
не говорила?
- Зашитый рот не даст ей возможность рассказать свою повесть
незнакомцам. Люди говорят, что ящерицы болтливы. Они повсюду
задерживаются поболтать. Как бы то ни было, следующим шагом
будет нанесение пасты ей на голову (на затылок). Затем ты
потри ее головой свой правый висок, не давая пасте попасть
на середину твоего лба. В начале твоего учения неплохо привязать
ящерицу за середину туловища к твоему правому плечу. Тогда
ты не потеряешь ее и не покалечишь ее. Но по мере твоего
продвижения в учении, когда ты лучше познакомишься с "травой
дьявола", ящерицы научатся повиноваться тебе и будут
крепко держаться у тебя на плече. После того, как ты ящерицей
нанес себе пасту на правый висок, опусти пальцы обеих рук
в горшок. Сначала разотри пасту на обеих висках, а затем
нанеси ее на обе стороны своей головы. Паста высыхает очень
быстро и ее можно накладывать столько раз, сколько необходимо.
Каждый раз начинай с того, что используй при нанесении голову
ящерицы, а затем уже свои пальцы. Рано или поздно, но та
ящерица, что убежала смотреть, вернется и расскажет своей
сестре все о путешествии, а слепая ящерица расскажет тебе,
как будто ты относишься к тому же виду.
Когда колдовство будет закончено, отпусти ящерицу, но не
смотри, куда она побежит. Выкопай глубокую яму голыми руками
и зарой туда все, что использовал.
Около шести часов вечера дон Хуан выбрал из горшка экстракт
корня на плоский кусок сланца; там было меньше чайной ложки
желтоватого крахмала. Половину его он положил в чашку в
руке, чтобы растворить субстанцию, он вручил ее мне и велел
выпить смесь. Она была безвкусной, но оставила горьковатый
привкус у меня во рту. Вода была слишком горячей, и это
раздражило меня. Мое сердце начало сильно биться, но скоро
я опять успокоился.
Дон Хуан взял другую чашку с пастой. Паста выглядела застывшей
и имела стекловидную поверхность. Я попробовал проткнуть
корку пальцем, но дон Хуан подскочил ко мне и оттолкнул
мою руку от чаши. Он пришел в большое возбуждение, он сказал,
что было чистым безумием с моей стороны делать такую попытку
и что если я действительно хочу учиться, то нельзя быть
беззаботным. Это - сила, - сказал он, указывая на пасту,
- и никто не может сказать, что это за сила в действительности.
Уже то достаточно плохо, что мы манипулируем с ней для наших
личных целей, избежать чего мы не можем, так как мы люди,
но мы, по крайней мере, должны обращаться с ней с должным
уважением.
Смесь выглядела как овсяная каша. По-видимому, в ней было
достаточно крахмала, чтобы придать ей такую консистенцию.
Он велел мне достать мешочки с ящерицами. Он взял ящерицу
с защитым ртом и осторожно передал ее мне. Он велел мне
взять ее левой рукой, взять немного пасты на палец и растереть
ее у ящерицы на лбу, затем отпустить ящерицу в горшок и
держать ее там, пока паста не покроет все ее тело.
Затем он велел мне вынуть ящерицу из горшка. Он поднял горшок
и повел меня на каменистое место, неподалеку от его дома.
Он указал мне на большую скалу и велел мне сесть перед ней,
как бы, если бы это было мое растение дурмана, и держа ящерицу
перед лицом, объяснить ей вновь, что я хочу узнать и попросить
ее пойти найти для меня ответ.
Он посоветовал мне извиниться перед ящерицей за то, что
я причиняю ей неудобство, и пообещать ей, что взамен я буду
добрым ко всем ящерицам. А затем он велел мне взять ящерицу
между средним и безымянным пальцами моей руки там, где он
когда-то сделал порез, и танцевать вокруг скалы точно также,
как я делал, когда пересаживал саженец "травы дьявола".
Он спросил меня, помню ли я все, что я делал в тот раз.
Я сказал, что помню. Он подчеркнул, что все должно делаться
так, как если бы я не помнил, что мне надо подождать, пока
в голове все прояснится. Он с большой настойчивостью предупреждал
меня, что если я буду спешить и действовать необдуманно,
то я могу нанести себе вред. Его последней инструкцией было:
положить ящерицу с закрытым ртом и следить, куда она побежит,
для того, чтобы я мог определить исход колдовства. Он сказал,
что я даже на секунду не должен отрывать своих глаз от ящерицы,
потому что у ящериц было обычным трюком рассеять внимание
наблюдателя и шмыгнуть в сторону. Было еще не совсем темно.
Дон Хуан взглянул на небо.
- Я оставлю тебя одного, - сказал он и ушел.
Я последовал всем его наставлениям, а затем положил ящерицу
на землю. Ящерица неподвижно стояла там, где я ее положил.
Затем она посмотрела на меня, побежала к камням на востоке
и скрылась среди них.
Я сел на землю перед скалой, как если бы это было мое растение
дурмана. Глубокая печаль охватила меня. Я гадал о ящерице
с зашитым ртом. Я думал о ее странном путешествии и о том,
как она взглянула на меня перед тем, как убежать. Это была
навязчивая мысль. По-своему, я тоже был ящерицей, совершающей
другое странное путешествие. Моя судьба могла, быть может,
только в том, чтобы видеть, в этот момент я чувствовал,
что мне, возможно, никогда никому не удастся рассказать
о том, что я видел.
К тому времени стало темно. Я с трудом мог различать скалы
перед собой. Я думал о словах дона Хуана: "сумерки
- это трещина между двумя мирами".
После долгого колебания я начал следовать предписаниям.
Паста, хотя и выглядела, как овсяная каша, не была такой
на ощупь. Она была скользкой и холодной. Она имела специфический
запах. Она давала коже ощущение холода и быстро высыхала.
Я потер свои виски 11 раз, не заметив никакого эффекта.
Я очень тщательно старался не пропустить никакого изменения
в восприятии или в настроении, потому что я даже не знал,
чего ждать. К слову сказать, я не мог разуметь сути этого
опыта и продолжал искать отгадки. Паста высохла и сковала
мои виски. Я уже собирался нанести на них еще пасты, когда
понял, что сижу по-японски, на пятках. Я сидел, скрестив
ноги, и не мог припомнить, чтобы я менял положение. Потребовалось
некоторое время, чтобы сообразить, что я сижу на полу в
своего рода келье с высокими арками. Я думал, что это кирпичные
арки, но осмотрев их, увидел, что это камень.
Этот переход был очень труден. Он пришел так внезапно, что
я не готов был уследить за ним. Мое восприятие элементов
сиденья было рассеянным, как если бы я спал. Однако, компоненты
не изменились. Они оставались постоянными, и я мог остановиться
рядом с любым из них и, фактически, обследовать его. Виденье
не было столь ясным, какое дает пейот. Оно имело мистический
характер чрезвычайно приятного пастельного качества.
Я подумал, могу ли я встать или нет, и следующее, что я
понял, так это то, что я двигаюсь. Я был наверху лестницы
и внизу ее была моя подруга. Ее глаза лихорадочно блестели.
В них был отблеск безумия. Она громко смеялась с такой интенсивностью,
что это пугало. Она стала подниматься по лестнице. Я хотел
убежать или укрыться, потому что она побывала в мотоциклетной
катастрофе недавно. Такова была мысль, появившаяся в моем
мозгу. Я укрылся за колонной, и она прошла мимо, не заглянув.
"сейчас она отправится в длинное путешествие",
- подумал я. И, наконец, последняя мысль, которую я запомнил,
была: "она смеется каждый раз, когда готовится надломиться".
Внезапно сцена стала очень ясной. Она более не была похожа
на сон. Это была как бы реальная сцена, на которую я смотрел
через оконное стекло... Я попытался тронуть колонну, но
все, что я ощутил, так это, что не могу двигаться. Однако,
я знал, что могу стоять, сколько хочу, наблюдая за сценой.
Я был внутри этой сцены, но не был ее частью.
Я испытал наплыв рациональных мыслей и аргументов. Настолько,
насколько я мог судить, я был в трезвом уме и в трезвом
восприятии окружающего. Каждый элемент относился к моему
обычному восприятию. И все же я знал, что это не обычное
состояние.
Сцена резко изменилась. Была ночь. Я находился в холле какого-то
здания. Темнота внутри здания дала мне понять, что предыдущая
суена была залита ярким солнечным светом. Однако, это было
так на своем месте, что тогда я этого не заметил. Вновь
заглянув в новое видение, я увидел молодого человека, выходящего
из комнаты и несущего большой рюкзак за плечами. Я не знал,
кто он такой, хотя раз или два видел его. Он прошел мимо
меня и стал опускаться по лестнице.
К тому времени я забыл свое предубеждение и свои рациональные
дилеммы. "Кто этот парень? - подумал я. - зачем я его
вижу?"
Сцена вновь изменилась, и я увидел, как молодой человек
выкладывает книги. Он склеивал некоторые страницы вместе,
удалял надписи и т.д... Затем я увидел, как он аккуратно
расставляет книги в шкафу. Там было много полок и шкафов.
Они были не в его комнате, но в хранилище. Другие картины
приходили мне в голову, но они не были ясны. Сцена стала
туманной. Я ощутил вращение.
Дон Хуан потряс меня за плечи, и я проснулся. Он помог мне
встать, и мы пошли к дому.
С момента, когда я начал растирать пасту на висках, прошло
три с половиной часа, но зрительные сцены не могли длиться
более десяти минут. Я совсем не имел болезненных ощущений.
Я просто был голоден и хотел спать.
18 апреля 1963 года.
Прошлой ночью дон Хуан просил рассказать ему мои последние
впечатления, но я был слишком сонным, чтобы говорить об
этом. Я не мог сконцентрироваться. Сегодня, как только я
проснулся, он снова спросил меня:
- Кто сказал тебе, что девушка х упала с мотоцикла? - спросил
он, когда я закончил рассказ.
- Никто. Это просто была одна из мыслей, которая пришла
мне в голову.
- Ты думаешь, что это были твои мысли?
Я сказал ему, что это были мои мысли, хотя у меня не было
повода думать, что она больна. Это были странные мысли.
Они, казалось, падали в мой мозг из ниоткуда. Он взглянул
на меня инквизиторски. Я спросил его, верит ли он мне. Он
рассмеялся и сказал, что это моя привычка быть неосторожным
со своими поступками.
- Что я сделал неправильно, дон Хуан?
- Тебе надо было слушать ящерицу.
- Так как я должен был ее слушать?
- Маленькая ящерица на твоем плече описывала тебе все, что
видела ее сестра. Она говорила с тобой. Она все рассказывала
тебе, но ты не обращал внимания. Вместо этого ты считал,
что слова ящерицы - это твои собственные мысли.
- Но это были мои собственные мысли, дон Хуан.
- Нет, не были. В этом характерная черта этого колдовства.
Фактически, видение должно скорее выслушиваться, чем просматриваться.
Такая же вещь случилась со мной. Я собирался предупредить
тебя, когда вспомнил, что мой бенефактор не предупредил
меня.
- Был твой опыт похож на мой, дон Хуан?
- Нет, у меня было адское путешествие. Я чуть не умер.
- Почему оно было адским?
- Может, потому, что "трава дьявола" не любила
меня, или потому, что мне было самому ясно, что я хочу спросить.
Как ты вчера. Ты, должно быть, думал о той девушке, когда
спрашивал о книгах.
- Я не могу припомнить.
- Ящерицы никогда не ошибаются. Они каждую мысль воспринимают,
как вопрос. Ящерица вернулась и рассказала тебе о х то,
что никто никогда не поймет, потому что даже ты не знаешь,
что ты спрашивал.
- Как насчет другого видения, которое было у меня?
- Должно быть, твои мысли были устойчивы, когда ты задавал
этот вопрос, и именно так должно проводиться это колдовство,
с ясностью.
- Ты имеешь в виду, что видение с девушкой не должно восприниматься
серьезно?
- Как можно принимать его серьезно, если ты не знаешь, на
какой вопрос отвечали маленькие ящерки?
- Будет ли для ящериц более ясно, если задавать только один
вопрос?
- Да, так будет яснее. Если ты сможешь удержать устойчиво
одну мысль.
- Но что случится, дон Хуан, если один вопрос будет не простой,
а сложный?
- До тех пор, пока твоя мысль устойчива и не уходит в посторонние
предметы, она ясна ящеркам и их ответ ясен тебе.
- Можно ли задать другие вопросы ящеркам по ходу видения?
- Нет. Видение состоит в том, чтобы смотреть на то, что
ящерка рассказывает тебе. Вот почему я сказал, что скорее
виденье для слуха, чем виденье для глаз. Вот почему я просил
тебя не задавать личных вопросов. Обычно, когда вопрос о
близких людях, то твое желание дотронуться до них или поговорить
с ними слишком сильно, и ящерицы прекращают рассказывать,
и колдовство рассеивается. Ты должен знать намного больше,
чем знаешь сейчас, прежде, чем пытаться видеть вещи, которые
касаются тебя лично. В следующий раз ты должен слушать внимательно.
Я уверен, что ящерицы сказали тебе много-много вещей, но
ты не слушал.
19 апреля 1963 года
- Что это было такое, что я перетер для пасты, дон Хуан?
- Семена "травы дьявола" и насекомых, которые
живут в коробочках вместе с семенами. Мерка - по одной горсти
того и другого, - он сделал ладонь лодочкой, показывая мне,
сколько.
Я спросил его, что случится, если один элемент будет использован
без другого. Он сказал, что такой эксперимент только оттолкнет
"траву дьявола" и ящериц.
- Ты не должен отталкивать ящериц, - сказал он, - поэтому
на следующий день, вечером, ты должен вернуться к месту,
где растет твое растение. Говори со всеми ящерицами и проси
тех двух, что помогли тебе в колдовстве, выйти снова. Ищи
повсюду, пока совершенно не стемнеет. Если не сможешь найти
тех, то ты должен попытаться найти их на следующий день.
Если ты силен, то ты найдешь обеих и тогда ты должен будешь
съесть их тут же на месте. И ты навсегда будешь наделен
способностью видеть неизвестное. Тебе никогда не нужно будет
вновь ловить ящериц, чтобы практиковать их колдовство. С
тех пор они будут жить внутри тебя.
- А что мне делать, если я найду лишь одну из них?
- Если ты найдешь лишь одну из них, ты должен в конце концов
отпустить ее. Если ты поймаешь ее в первый день, то не держи
ее в надежде, что на следующий день поймаешь другую. Это
лишь испортит твою дружбу с ними.
- Что случится, если я совсем не смогу найти их?
- Думаю, что для тебя это будет самым лучшим. Это будет
значить, что ты должен будешь ловить ящериц каждый раз,
когда тебе нужна их помощь, но это означает также, что ты
свободен.
- Что ты имеешь в виду под этим?
- Свободен от того, чтобы быть рабом "травы дьявола".
Если ящерицы будут жить внутри тебя, то "трава дьявола"
никогда не отпустит тебя.
- Это плохо?
- Конечно, это плохо. Она отрежет тебя от всего остального.
Ты будешь вынужден провести свою жизнь, обращаясь с ней,
как со своим о_л_л_и_. Она собственница. Как только она
станет доминировать над тобой, то для тебя останется лишь
один путь - ее путь.
- Что, если я обнаружу, что ящерицы мертвы?
- Если ты обнаружишь одну или обеих ящериц мертвыми, то
ты не должен будешь предпринимать попыток совершать это
колдовство в течение некоторого времени. Отложи все это
на время. Я думаю, что это все, что я должен был тебе сказать;
то, что я сказал тебе - закон. Когда бы ты ни совершал это
колдовство сам, ты должен следовать всем шагам, которые
я описал тебе, когда ты сидел перед твоим растением. Еще
одна вешь. Ты не должен ни есть, ни пить, пока колдовство
не закончено.
|