|
11
Дон Хуан не отправил меня после того, как я выполнил поручения,
как он делал недавно. Он сказал, что я мог остаться, и на
следующий день, 28 июня 1969 года, как раз перед полуднем,
он сказал мне, чтобы я собирался курить снова.
- Собираться ли мне снова _в_и_д_е_т_ь_ стража?
- Нет, без этого. Есть нечто другое.
Дон Хуан спокойно наполнил свою трубку курительной смесью,
зажег ее и протянул мне. Я не опасался. Приятная сонливость
сразу же охватила меня. Когда я кончил курить всю чашку
смеси, дон Хуан взял свою трубку и помог мне встать. Мы
сели лицом друг к другу на две соломенные циновки, которые
он положил на середине комнаты. Он сказал, что мы пойдем
на короткую прогулку, и предложил мне погулять, слегка подтолкнув
меня. Я шагнул, и мои ноги подогнулись. Я не почувствовал
никакой боли, когда мои колени ударились о пол. Дон Хуан
взял меня за руку и снова подтолкнул меня встать на ноги.
- Ты должен идти, - сказал он, - тем же самым путем, каким
ты вставал другой раз. Ты должен использовать свою волю.
Я, казалось, прилип к земле. Я попытался шагнуть правой
ногой и почти потерял равновесие. Дон Хуан помог мне правой
рукой подмышкой и слегка толкнул меня вперед, но мои ноги
не держали меня, и я бы упал лицом, если бы дон Хуан не
схватил меня за руку и не удержал от падения. Он держал
меня под правую руку и наклонил к себе. Я ничего не мог
чувствовать, но я был уверен, что моя голова лежала на его
плече; я видел комнату в наклонной перспективе. Он протащил
меня в этом положении около крыльца. Мы обошли его дважды
самым тяжелым образом; наконец, я полагаю, мой вес стал
таким большим, что он был вынужден опустить меня на землю.
Я знал, что он не мог сдвинуть меня. Некоторым образом,
как будто часть меня намеренно хотела стать тяжелой, как
свинец. Дон Хуан не делал никаких усилий, чтобы поднять
меня. Он на мгновение взглянул на меня; я лежал на спине
лицом к нему. Я попытался улыбнуться ему, и он засмеялся;
затем он наклонился и похлопал меня по животу. У меня возникло
необычное ощущение. Оно не было болезненным или приятным,
или чем-нибудь еще, что я мог додумать. Это было, скорее,
толчком. Дон Хуан начал медленно вращать меня кругом. Я
ничего не чувствовал; я предположил, что он вращал меня
кругом потому, что мой вид крыльца изменялся в соответствии
с круговыми движениями. Когда дон Хуан оставил меня в положении,
которое он хотел, он отошел.
- Встань! - приказал он мне повелительно. - Встань, как
ты делал это раньше. Не занимайся пустяками вокруг. Ты знаешь,
как вставать. Теперь встань!
Я настойчиво пытался вспомнить действия, которые я выполнял
в таких случаях, но я не мог ясно думать; было так, как
будто мои мысли хотели своего, несмотря на то, как сильно
я ни старался контролировать их. Наконец, мне пришла мысль,
что, если я скажу "встаю", как я делал раньше,
я непременно встану. Я сказал: "встаю", громко
и отчетливо, но ничего не случилось.
Дон Хуан посмотрел на меня с явным неудовольствием и затем
повел меня к двери. Я лежал на левом боку и полностью видел
пространство перед его домом; я был спиной к двери, поэтому,
когда он обошел вокруг меня, я немедленно предположил, что
он ушел в дом.
- Дон Хуан! - позвал я громко, но он не отвечал.
У меня было непреодолимое чувство бессилия и отчаяния. Я
хотел встать. Я говорил: "встать", снова и снова,
как будто это было магическое слово, которое заставило бы
меня сдвинуться. Ничего не случилось. Я расстроился и испытывал
раздражение. Мне хотелось биться головой о дверь и плакать.
Я проводил мучительные моменты, в которые мне хотелось двигаться
или говорить, и я не мог ни того, ни другого. Я был действительо
неподвижен, парализован.
- Дон Хуан, помоги мне! - сумел я, наконец, промычать.
Дон Хуан вернулся и сел передо мной, смеясь. Он сказал,
что я стал истеричным и что все, что я переживал, не имело
значения. Он поднял голову и посмотрел прямо на меня, сказав,
что на меня напал позорный страх. Он велел мне не беспокоиться.
- Твоя жизнь усложнена, - сказал он. - Избавься от всего,
что заставляет тебя выходить мз себя. Оставайся здесь и
вновь приведи себя в порядок.
Он положил мою голову на землю. Он шагнул через меня, и
все, что я мог ощутить, это шарканье его сандалий, когда
он уходил.
Моим первым побуждением снова было беспокойство, но я не
мог собрать энергию, чтобы привести себя в действие. Вместо
этого я обнаружил себя перешедшим в необыкновенное состояние
ясности; большое чувство легкости окутало меня. Я знал,
какая сложность была в моей жизни. Это был мой маленький
мальчик. Я хотел быть его отцом больше, чем что-нибудь еще
на этой земле. Мне нравилась мысль о формировании его характера
и о том, что я бы брал его в путешествия и учил бы его "как
жить", и все же я ненавидел мысль о подчинении его
моему жизненному пути, но это было именно то, что я должен
был сделать, - подчинить его силой или тем рядом искусных
аргументов и повторений, которые мы называем пониманием.
- Я должен выкинуть его из головы, - подумал я. - Я не должен
цепляться за него. Я должен освободить его.
Мои мысли вызвали во мне ужасное чувство меланхолии. Я заплакал.
Мои глаза наполнились слезами и вид крыльца расплылся. Внезапно
у меня появилась большая потребность встать и увидеть дона
Хуана, чтобы объяснить ему о моем маленьком мальчике; и
следующей вещью, которую я знал, было то, что я смотрел
на крыльцо стоя. Я повернулся к фасаду дома и нашел дона
Хуана стоящим передо мной. Очевидно, он стоял здесь позади
меня все время.
Хотя я не чувствовал своих ног, я должен был подойти к нему,
потому что я двигался. Дон Хуан подошел ко мне, улыбаясь
и поддержал меня под мышками. Его лицо было очень близко
ко мне.
- Хорошо, хорошо работаешь, - сказал он убеждающе.
В это мгновение я осознал, что что-то чрезвычайное случилось
прямо здесь. Сначала у меня было чувство, что я только что
вспомнил событие, которое случилось годами раньше. Однажды
в прошлом я видел дона Хуана очень близко: я курил его смесь,
и у меня было чувство тогда, что лицо дона Хуана погрузилось
в бак с водой. Оно было огромным и светящимся и двигалось.
Изображение было таким недолгим, что я не имел времени сохранить
его. На этот раз, однако, дон Хуан держал меня, и у меня
было время рассмотреть его. Когда я встал и повернулся,
то я определенно видел дона Хуана; "дон Хуан, которого
я знаю", определенно подошел ко мне и держал меня.
Но, когда я сфокусировал глаза на его лице, я не увидел
дона Хуана так, как я привык его видеть; вместо этого я
увидел большой предмет перед своими глазами. Я знал, что
это было лицом дона Хуана, но, все же, это знание не руководило
моим восприятием; это было, скорее, логическое заключение
с моей стороны, и в конце концов, моя память подтвердила
это мгновением раньше: "дон Хуан, которого я знаю",
держал меня под мышками. Поэтому необычный, светящийся предмет
напротив меня должен был быть лицом дона Хуана; это было
близко к этому, но, однако, это не походило на то, что я
мог бы назвать "настоящим" лицом дона Хуана. То,
на что я смотрел, было круглым предметом, который имел свое
собственное свечение. Каждая часть в нем двигалась. Я ощущал
сдержанное, волнообразное, ритмическое течение; это было,
как будто текучесть заключалась внутри него самого, никогда
не двигаясь за его пределами; и, все же, объект перед моими
глазами медленно тек движением в любом месте его поверхности.
Мне пришла мысль, что это медленно текущая жизнь. В действительности,
это было таким живым, что был поглощен рассматриванием этого
движения. Это было гипнотизирующим волнением. Оно все больше
и больше поглощало меня до тех пор, пока я не мог больше
различать, что за феномен был перед моими глазами.
Я пережил внезапный толчок; светящийся предмет стал неясным,
как будто что-то волновало его, и затем он потерял свое
свечение и стал плотным и толстым. И затем я увидел знакомое
темное лицо дона Хуана. Он спокойно улыбался. Вид его "настоящего"
лица сохранялся мгновение, а затем лицо снова приобрело
свечение, блеск и переливчатость. Это был не свет, каким
я привык ощущать свет, и даже не свечение; скорее, это было
движение, неправдоподобно быстрое мерцание чего-то. Светящийся
предмет начал подскакивать вверх и вниз снова, и это разрушало
его волнообразную целостность. Его свечение уменьшалось
как бы толчками до тех пор, пока он снова не стал "плотным"
лицом дона Хуана, таким, каким я видел его в обычной жизни.
В этот момент я неопределенно понял, что дон Хуан тряс меня.
Он также говорил мне что-то. Я не понимал, что он говорит,
но так как он продолжал трясти меня, я, наконец, услышал
его.
- Не смотри на меня. Не смотри на меня, - продолжал он говорить.
- Убери свой взгляд. Убери свой взгляд. Переведи свои глаза.
Тряска моего тела, казалось, заставила меня убрать свой
постоянный пристальный взгляд; очевидно, когда я не всматривался
внимательно в лицо дона Хуана, я не видел светящегося предмета.
Когда я отвел свои глаза от его лица и видел это уголком
моего глаза, так сказать, я мог ощущать его плотность; то
есть я мог ощущать трехмерного человека; не смотря действительно
на него, я мог, фактически, ощущать все его тело, но когда
я фокусировал свой пристальный взгляд, лицо его становилось
сразу светящимся предметом.
- Не смотри на меня вообще, - сказал дон Хуан серьезно.
Я отвел глаза и посмотрел на землю.
- Не фиксируй свой взгляд ни на чем, - повелительно сказал
дон Хуан и шагнул в сторону, чтобы помочь мне идти.
Я не чувствовал своих ног и не мог понять, как я выполнял
движения, однако, с помощью дона Хуана, который держал меня
под мышку, мы прошли весь путь к задней стороне его дома.
Мы остановились у канавы.
- Теперь смотри на воду, - приказал мне дон Хуан.
Я посмотрел на воду, но не мог вглядеться в нее. Почему-то
движние течения отвлекало меня. Дон Хуан настойчиво убеждал
меня в шутливой манере упражнять мое "вглядывание силы",
но я не мог сосредоточиться. Я пристально посмотрел на лицо
дона Хуана еще раз, но свечение не становилось очевидным
сколько-нибудь больше.
Я начал испытывать необычный зуд на моем теле, ощущение
членов, которые заснули; мускулы моих ног начали подергиваться.
Дон Хуан столкнул меня в воду, и я упал на дно. Он, по-видимому,
держал мою правую руку, когда толкал меня, и когда я ударился
о мелкое дно, он вытянул меня опять.
Мне потребовалось долгое время, чтобы достичь контроля над
собой. Когда мы вернулись через несколько часов к его дому,
я попросил его объяснить мое переживание. Когда я оделся
в сухую одежду, я возбужденно описал ему то, что я ощущал,
но он отбросил весь мой отчет, сказав, что в этом не было
ничего важного.
- Большое дело! - сказал он, смеясь надо мной. - Ты видел
свечение, большое дело.
Я настаивал на объяснении, но он встал и сказал, что он
должен уйти. Было почти пять часов пополудни.
На следующий день я снова настаивал на обсуждении моего
необычного переживания.
- Это было _в_и_д_е_н_и_е_, дон Хуан? - спросил я.
Он был спокоен и таинственно улыбался, в то время как я
заставлял его ответить мне.
- Можно сказать, что _в_и_д_е_н_и_е_ до некоторой степени
подобно этому, - сказал он, наконец. - Ты пристально смотрел
на мое лицо и увидел его сияющим, но это было, все же, мое
лицо. Так происходит, что дымок заставляет каждого пристально
смотреть, подобно этому. Это пустяки.
- Но каком способом отличить _в_и_д_е_н_и_е_?
- Когда ты _в_и_д_и_ш_ь_, то нет больше привычных черт в
мире. Все является новым. Все никогда не случалось прежде.
Мир становится неправдоподобным!
- Почему ты говоришь неправдоподобным, дон Хуан? Что делает
его неправдоподобным?
- Нет больше ничего знакомого. Все, на что ты пристально
смотришь, становится ничем! Вчера ты не _в_и_д_е_л_. Ты
пристально смотрел на мое лицо и, так как я нравлюсь тебе,
ты заметил мое свечение. Я был не чудовищем, подобно стражу,
но красивым и интересным. Но ты не _в_и_д_е_л меня. Я не
стал ничем перед тобой. Но, однако, ты сделал хорошо. Ты
сделал первый настоящий шаг к _в_и_д_е_н_и_ю_. Единственным
недостатком было то, что ты сосредоточился на мне, и в этом
случае я был для тебя не лучше, чем страж. Ты не выдержал
в обоих случаях и не _в_и_д_е_л_.
- Вещи исчезают? Как они становятся ничем?
- Вещи не исчезают. Они не пропадают, если это то, что ты
имеешь в виду; они просто становятся ничем, и, тем не менее,
они все же здесь.
- Как это может быть возможным, дон Хуан?
- Ты чертовски настойчив в разговоре! - воскликнул дон Хуан
с серьезным лицом. - я думаю, что мы не нашли правильно
твое обещание. Возможно, то, что ты обещал, было никогда
не останавливать разговор.
Тон дона Хуана был строгий. Выражение его лица было озабоченным.
Я хотел улыбнуться, но не посмел. Я думал, что дон Хуан
был серьезен, но он не был серьезен. Он рассмеялся. Я сказал
ему, что если я не говорил, я становился очень нервным.
- Тогда пойдем гулять, - сказал он.
Он привел меня ко входу в каньон у подножия холмов. Это
была примерно часовая прогулка. Мы отдохнули короткое время,
и затем он повел меня через густой пустынный подлесок к
месту с водой; то есть к месту, где, как он сказал, было
водное отверстие. Оно было таким же сухим, как любое другое
место в округе.
- Сядь в центре водного отверстия, - приказал он мне.
Я повиновался и сел.
- Ты так же собираешься сесть здесь? - спросил я.
Я видел, что он собирался сесть в двадцати ярдах от меня.
Я сел коленями перед грудью. Он поправил мое положение и
велел мне сесть так, чтобы я подогнул мою левую ногу под
себя, а правую согнул напротив ее коленом вверх. Моя правая
рука должна была лежать кулаком на земле, а левая рука пересекала
мою грудь. Он велел мне повернуться лицом к нему и оставаться
в этом положении, расслабившись, но не "непринужденно".
Затем он вынул беловатый шнурок из своего мешка. Он выглядел
подобно большой петле. Он закрепил его петлей вокруг своей
шеи и натянул левой рукой, пока он туго не натянулся. Он
дернул натянутый шнурок правой рукой. Тот издал монотонный
вибрирующий звук.
Он ослабил зажатие, посмотрел на меня и сказал мне, что
я должен выкрикнуть особое слово, если я почувствую, что
что-то напало на меня, когда он дергал шнурок.
Я спросил, что должно было напасть на меня, и он ответил,
чтобы я замолчал. Он показал мне своей рукой, что он собирался
начать. Но он не начал; вместо этого, он дал мне еще одно
предостережение. Он сказал, что если что-то нападет на меня
очень угрожающим образом, я должен принять боевое положение,
которое он показывал мне несколько лет назад и которое заключалось
в том, что я плясал, топая по земле левой ногой, в то же
время энергично хлопая по своему правому бедру. Боевое положение
было частью оборонительной техники, которая использовалась
в случаях крайней необходимости при опасности.
У меня появилось мрачное предчувствие. Я хотел узнать о
том, почему мы пришли сюда, но он не дал мне времени и начал
дерганье шнурка. Он делал это в различных темпах с регулярными
интервалами примерно в двадцать секунд. Я заметил, что,
когда он дергал шнурок, он увеличивал натяжение. Я мог ясно
видеть, что его руки и шея дрожали от напряжения. Звук стал
более ясным, и я понял тогда, что он добавлял странный выкрик
каждый раз, когда он дергал шнурок. Общее звучание натянутого
шнурка и человеческого голоса производили странное таинственное
отражение.
Я не чувствовал ничего нападающего на меня, но вид напряжения
дона Хуана и жуткий звук, который он производил, привели
меня почти в состояние транса.
Дон Хуан ослабил свое натяжение и посмотрел на меня. Когда
он играл, он был спиной ко мне, и его лицо было на юго-восток,
как и мое; когда он ослабил, он повернулся лицом ко мне.
- Не смотри на меня, когда я играю, - сказал он. - однако,
не закрывай глаза. Ни за что. Смотри на землю перед тобой
и слушай.
Он снова натянул свою бечевку и начал играть. Я смотрел
в землю и концентрировался на звуке, который он производил.
Я никогда прежде в жизни не слышал такого звука.
Я очень испугался. Жуткое эхо наполнило узкий каньон и начало
отражаться. На самом деле, звук, который производил дон
Хуан, возвращался ко мне эхом ото всех окружающих стен каньона.
Дон Хуан, должно быть, заметил это и увеличил натяжение
своего шнурка. Хотя дон Хуан изменил высоту тона, эхо, казалось,
понизилось, и затем оно, казалось, сконцентрировалось в
одной точке, к юго-востоку.
Дон Хуан уменьшил натяжение шнурка постепенно до тех пор,
пока я не услышал заключительный тупой звук. Он положил
шнурок в свой мешок и подошел ко мне. Он помог мне встать.
Тогда я заметил, что мускулы моих рук и ног одеревенели,
подобно камню; я был буквально пропитан потом. Я не мог
подумать, что я могу так сильно вспотеть. Капли пота набежали
мне в глаза, и их зажгло.
Дон Хуан, фактически, вытащил меня из места. Я пытался сказать
что-нибудь, но он положил руку на мой рот.
Вместо того, чтобы покинуть каньон тем же путем, каким мы
пришли в него, дон Хуан пошел в обход. Мы вскарабкались
по стене горы и вышли на холмы очень далеко от устья каньона.
Мы шли в мертвой тишине к его дому. Когда мы дошли, было
уже темно. Я попытался заговорить снова, но дон Хуан опять
положил свою руку на мой рот.
Мы не ели и не зажигали керосиновой лампы. Дон Хуан положил
мою циновку в своей комнате и указал на нее своим подбородком.
Я понял это, как знак, что я должен лечь спать.
- Я хочу, чтобы ты сделал правильную вещь, - сказал мне
дон Хуан, как только я проснулся на следующее утро. - Ты
начнешь ее сегодня. Это не займет много времени, ты знаешь.
После очень долгой неловкой паузы я почувствовал потребность
спросить его:
- Это то, что ты делал со мной в каньоне вчера?
Дон Хуан захихикал, как ребенок.
- Я просто постучал духу того водного места, - сказал он.
- этот вид духа может быть вызван, когда водное место сухое,
когда дух уединился в горе. Вчера я, можно сказать, пробудил
его из его сна. Но он не имел ничего против этого и указал
тебе удачное направление. Его голос исходил из этого направления.
- дон Хуан указал на юго-восток.
- Что это был за шнурок, на котором ты играл, дон Хуан?
- Ловитель духов.
- Могу я посмотреть на него?
- Нет. Но я сделаю тебе такой. Или, еще лучше, ты сам сделаешь
его для себя как-нибудь, когда ты научишься _в_и_д_е_т_ь_.
- Из чего он сделан, дон Хуан?
- Мой - из кабана. Когда ты получишь его, ты поймешь, что
он живой и может научить тебя различным звукам, которые
ему нравятся. С практикой ты узнаешь своего ловителя духов
так хорошо, что вместе с ним ты будешь издавать звуки полной
силы.
- Почему ты взял меня ожидать духа водного места, дон Хуан?
- Ты очень скоро узнаешь это.
Около 11.30 того же дня мы сидели под его рамада, где он
приготовлял свою трубку мне для курения.
Он велел мне встать, когда мое тело совершенно оцепенело;
я сделал это с большой легкостью. Он помог мне пройтись.
Я удивился своему контролю; я действительно дважды обошел
вокруг рамада сам. Дон Хуан находился рядом, но не руководил
мною и не поддерживал меня. Затм он взял меня под руку и
отвел к канаве с водой. Он усадил меня на край канавы и
приказал мне повелительно пристально смотреть на воду и
ни о чем больше не думать.
Я пытался сфокусировать свой пристальный взгляд на воде,
но ее движение отвлекало меня. Мой ум и мои глаза начали
отклоняться на другие предметы непосредственного окружения.
Дон Хуан потряс мою голову вверх и вниз и приказал мне снова
пристально смотреть только на воду и не думать вообще. Он
сказал, что пристально смотреть на движущуюся воду было
трудно, но что нужно продолжать пробовать. Я пробовал три
раза, и каждый раз я отвлекался чем-то. Дон Хуан очень упорно
тряс мою голову каждый раз. Наконец, я заметил, что мой
ум и мои глаза сфокусировались на воде; несмотря на ее движение
я погрузился в наблюдение текучести. Вода стала несколько
другой. Она, казалось, была тяжелее и однообразнее бледно-зеленой.
Я мог заметить рябь при ее движении. Рябь была чрезвычайно
отчетливой. А затем, внезапно, у меня появилось ощущение,
что я смотрел не на массу движущейся воды, а на картину
воды; я видел перед своими глазами застывший кусок текущей
воды. Рябь была неподвижной. Я мог рассмотреть каждую частичку
ее. Затем она начала приобретать зеленую фосфоресценцию,
и из нее медленно истекал какой-то густой туман зеленого
цвета. Густой туман расходился по ряби и, когда он двигался,
ее зелень становилась более сверкающей, до тех пор, пока
не стала ослепительным сиянием, которое покрыло все.
Я не знал, как долго я находился у канавы. Дон Хуан не прерывал
меня. Я был погружен в зеленое свечение ряби. Я чувствовал,
что оно все вокруг меня. Оно успокаивало меня. У меня не
было ни мыслей, ни чувств. Все, что у меня было, это спокойное
знание, знание о сверкающей, успокаивающей зелени.
Чрезвычайный холод и сырость было следующей вещью, которую
я стал осознавать. Постепенно я осознал, что я был погружен
в канаву. В этот момент вода попала мне в нос, и я закашлялся,
проглотив ее. У меня в носу был раздражающий зуд, и я несколько
раз чихнул. Я встал и так сильно и звучно зачихал, что даже
пукнул. Дон Хуан захлопал руками и расхохотался.
Если тело пукает, то оно живое, - сказал он.
Он показал мне следовать за ним, и мы пошли к его дому.
Я думал о сохранении покоя. В некотором отношении я ожидал,
что я буду в особом и мрачном настроении, но, в действительности,
я не чувствовал усталости или меланхолии. Я чувствовал,
скорее, жизнерадостность, и очень быстро сменил свою одежду.
Я стал насвистывать. Дон Хуан любопытно посмотрел на меня
и притворился удивленным; он открыл рот и выпучил глаза.
Его фигура была очень забавной, и я смеялся немного дольше,
чем требовалось.
- Ты шутишь, - сказал он и засмеялся очень сильно сам.
Я объяснил ему, что я не хотел привыкать к мрачному чувству
после употребления его курительной смеси. Я сказал ему,
что после того, как он вытаскивал меня из канавы во время
моих попыток встретить стража, я стал убежден, что я мог
"видеть", если я пристально смотрел вокруг меня
достаточно долго.
- В_и_д_е_н_ь_е_ - это не смотрение и не сохранение покоя,
- сказал он. - _В_и_д_е_н_ь_е_ - это техника, которую нужно
изучать. Или, может быть, это техника, которую некоторые
из нас уже знают.
Он всматривается в меня как будто, чтобы намекнуть, что
я был одним из тех, кто уже знал технику.
- Ты достаточно сильный, чтобы прогуляться? - спросил он.
Я сказал, что чувстсвовал себя прекрасно и что могу. Я не
был голоден, хотя я не ел весь день. Дон Хуан положил хлеб
и несколько кусков сушеного мяса в рюкзак, вручил его мне
и показал мне головой следовать за ним.
- Куда мы идем? - спросил я.
Он указал слабым движением головы по направлению к холмам.
Мы направлялись к тому же каньону, где было водное место,
но не вошли в него. Дон Хуан влез на скалы справа от нас,
у самого устья каньона. Мы поднялись на холм. Солнце было
почти на горизонте. Был умеренный день, но мне было жарко
и я задыхался. Я едва мог дышать.
Дон Хуан намного опередил меня и был вынужден остановиться,
чтобы позволить мне догнать его. Он сказал, что я был в
ужасном физическом состоянии и что, возможно, было неблагоразумно
вообще идти дальше. Он позволил мне отдохнуть около часа.
Он выбрал гладкий, почти круглый валун и велел мне лечь
там. Он расположил мое тело на камне. Он велел мне выиянуть
руки и ноги и опустить их свободно. Моя спина слегка изогнулась
и шея расслабла, так что моя голова также свободно повисла.
Он оставил меня в этом положении примерно на пятнадцать
минут. Затем он велел мне открыть живот. Он заботливо отобрал
какие-то ветки и листья и наложил их на мой голый живот.
Я почувствовал мгновенную теплоту во всем моем теле. Дон
Хуан затем взял меня за ногу и поворачивал меня до тех пор,
пока моя голова не оказалась к юго-востоку.
- Теперь давай позовем того духа водного места, - сказал
он.
Я попытался повернуть свою голову, чтобы посмотреть на него.
Он с силой удержал меня за волосы и сказал, что я был в
очень уязвимом положении и в ужасно слабом физическом состоянии
и должен оставаться спокойным и неподвижным. Он положил
все эти особые ветки на мой живот, чтобы защитить меня,
и собрался оставаться рядом со мной на случай, если я не
позабочусь о себе.
Он стоял у макушки моей головы, и, если я поворачивал свои
глаза, я мог видеть его. Он взял свой шнурок и натянул его,
но затем понял, что я смотрел на него, повернув мои глаза
ко лбу. Он легко стукнул меня по голове своими пальцами
и приказал мне смотреть на небо, не закрывать глаз и концентрироваться
на звуке. Он добавил, как бы подумав, чтобы я не стеснялся
выкрикнуть слово, которому он научил меня, если я почувствую,
что что-то нападает на меня.
Дон Хуан и его "ловитель духов" начали с низконатянутого
звука. Он медленно увеличивал натяжение, и я начал слышать
такое же отражение, и затем ясное эхо, которое исходило
из юго-восточного направления. Натяжение увеличилось. Дон
Хуан и его "ловитель духов" совершенно соответствовали
друг другу. Шнурок издавал низкую ноту, и дон Хуан увеличивал
ее, усиливая его натяжение до тех пор, пока нота не становилась
проникающим внутрь звуком, воющим зовом. Вершиной был жуткий
визг, непостижимый с точки зрения моего собственного опыта.
Звук отражался в горах и отдавался эхом назад к нам. Я представил
себе, что он приходил прямо ко мне. Я поувствовал, что он,
должно быть, что-то сделал с температурой моего тела. Перед
тем, как дон Хуан начал свои зовы, мне было очень тепло
и удобно, но во время высшей точки его зовов я стал замерзать;
мои зубы непроизвольно стучали, и у меня действительно было
ощущение, что что-то нападает на меня. В один момент я заметил,
что небо стало очень темным. Я не сознавал неба, хотя я
смотрел на него. У меня был момент сильной паники, и я выкрикнул
слово, которому дон Хуан научил меня.
Дон Хуан медленно начал понижать напряжение своих жутких
зовов, но это не принесло мне никакого облегчения.
- Закрой свои глаза, - повелительно пробормотал дон Хуан.
Я закрыл их руками. Через несколько минут дон Хуан совсем
остановился и подошел ко мне сбоку. После того, как он убрал
ветки и листья с моего живота, он помог мне встать и бережно
положил их на камень, где я лежал. Он зажег их и, когда
они загорелись, растер мой живот другими листьями из своей
сумки.
Он положил свою руку на мой рот, когда я хотел рассказать
ему, что у меня была ужасная головная боль.
Мы оставались там, пока все листья не сгорели. К тому времени
стало совершенно темно. Мы спустились с холма, и я дал волю
своему желудку.
Когда мы шли вдоль канавы, дон Хуан сказал, что я сделал
достаточно и не должен останавливаться. Я попросил его объяснить,
каким был дух водного места, но он жестом показал мне молчать.
Он сказал, что мы поговорим об этом в другое время, затем
он умышленно сменил тему и дал мне долгое объяснение о _в_и_д_е_н_и_и_.
Я сказал, что было прискорбно, что я не мог сосредоточиться
в темноте. Он, казалось, был очень рад, и сказал, что большую
часть времени я не уделяю внимания тому, что он говорит,
потому что я принял решение записывать все.
Он говорил о _в_и_д_е_н_и_и_, как о процессе, не зависящем
от олли и от техники магии. Маг - это человек, который мог
командовать олли и, таким образом, манипулировать силой
олли себе на пользу, но тот факт, что он командовал олли,
не означал, что он мог _в_и_д_е_т_ь_. Я напомнил ему, что
он говорил мне раньше, что невозможно "видеть",
если не имеешь олли. Дон Хуан очень спокойно заметил, что
он пришел к убеждению, что возможно было "видеть"
и все же не командовать олли. Он чувствовал, что нет причины,
почему бы не так; так как "виденье" не имеет ничего
общего с манипуляционной техникой магии, которая служит
только для того, чтобы воздействовать на окружающих нас
людей. Техника "виденья", с другой стороны, не
имеет воздействия на людей.
Мои мысли были ясными. Я не испытывал усталости или сонливости
и не имел больше неприятного чувства в своем желудке, когда
мы шли с доном Хуаном. Я был ужасно голоден, и когда мы
добрались до его дома, я объелся.
Потом я попросил его рассказать мне больше о технике "виденья".
Он широко улыбнулся мне и сказал, что я был снова собой.
- Как это так, - сказал я, - что техника "виденья"
не имеет воздействия на окружающих нас людей?
- Я уже говорил тебе, сказал он. - "виденье" -
это не магия. И все же, их легко спутать, потому что человек,
который "видит", может научиться, совсем моментально,
управлять олли и может стать магом. С другой стороны, человек
может научиться определенной технике для того, чтобы командовать
олли и таким образом стать магом, и, тем не менее, он может
никогда не научиться "видеть".
Кроме того, "виденье" противоположно магии. "Виденье"
заставляет понять незначительность всего этого.
- Незначительность чего, дон Хуан?
- Незначительность всего.
Мы не говорили ничего больше. Я чувствовал себя очень расслабленным
и не хотел говорить ничего больше. Я лежал на спине на соломенной
циновке. Мне служила подушкой моя непродувная куртка. Я
чувствовал себя удобно и счастливо и писал мои заметки в
течение часов при свете керосиновой лампы.
Внезапно дон Хуан снова заговорил.
- Сегодня ты сделал очень хорошо, - сказал он. - ты очень
хорошо сделал с водой. Духу водного места ты нравишься,
и он помогал тебе всю дорогу.
Тогда я понял, что я забыл рассказать ему мое переживание.
Я начал описывать способ, которым я воспринимал воду. Он
не дал мне продолжать. Он сказал, что он знал, что я воспринимаю
густой зеленый туман.
Я почувствовал потребность спросить:
- Как ты узнал это, дон Хуан?
- Я _в_и_д_е_л_ тебя.
- Что я делал?
- Ничего, ты сидел здесь и пристально смотрел на воду, и,
наконец, ты ощутил зеленый туман.
- Это было _в_и_д_е_н_ь_е_?
- Нет. Но это было очень близко. Ты приближаешься.
Я стал очень взволнован. Я хотел знать больше об этом. Он
засмеялся и пошутил над моим рвением. Он сказал, что всякий
мог ощутить зеленый туман, потому что это было подобно стражу,
что-то, что было неизбежно там, поэтому, в ощущении этого
не было большого достижения.
- Когда я сказал тебе, что ты сделал хорошо, я имел в виду,
что ты не буспокоился, - сказал он, - так как тогда, когда
ты имел дело со стражем. Если бы ты стал беспокоиться, я
должен был бы встряхнуть твою голову и привести тебя назад.
Когда человек идет в зеленый туман, его бенефактор должен
находиться при нем на случай, если тот начнет заманивать
его. Ты можешь выскочить из пределов досягаемости стража
сам, но ты не можешь сам избежать когтей зеленого тумана.
По крайней мере, не в начале. Позже ты сможешь научиться
способу делать это. Теперь мы пытаемся узнать нечто другое.
- Что же мы пытаемся узнать?
- Можешь ли ты _в_и_д_е_т_ь_ воду.
- Как же я узнаю, что я _в_и_д_е_л_ ее, или что я _в_и_ж_у_
ее?
- Ты узнаешь. Ты путаешься, только когда ты говоришь.
|
