16
Мы прибыли в ту же самую долину поздно после полудня 15
декабря 1969 года. Дон Хуан повторно напомнил мне, когда
мы двигались сквозь кустарник, что направления или точки
ориентации были решающе важными в попытке, которую я собирался
предпринять.
- Ты должен определить верное направление немедленно по
прибытии на вершину холма, - сказал дон Хуан. - Как только
ты будешь на вершине холма,
- сказал дон Хуан, - обратись лицом в этом направлении,
- он указал на юго-восток. - Это твое благоприятное направление,
и ты всегда должен быть обращен лицом к нему, особенно,
когда ты в беспокойстве. Помни это.
Мы остановились у основания холмов, где я воспринимал дыру.
Он указал на особое место, где я должен был сидеть; он сел
рядом со мной и очень спокойным голосом дал мне подробные
инструкции. Он сказал, что, как только я достигну вершины
холма, я должен протянуть перед собой свою правую руку ладонью
вниз и растопырив пальцы подобно вееру, за исключением большого
пальца, который должен быть подогнут к ладони. Затем я должен
повернуть голову к северу и прижать руку к груди, указывая
рукой также на север; затем я должен танцевать, поставив
мою левую ногу позади правой и ударяя в землю носком левой
ноги. Он сказал, что, когда я почувствую тепло, поднимающееся
по моей левой ноге, я должен начать медленно переносить
мою руку с севера на юг, а затем снова к северу.
- Место, над которым ладонь твоей руки почувствует тепло,
когда ты проносишь руку, - это место, где ты должен сидеть,
и это является также направлением, в котором ты должен смотреть,
- сказал он. - Если место к юго-востоку или если оно в этом
направлении, - он снова указал на юго-восток, - результаты
будут превосходными. Если место, где твоя рука становится
теплой, к северу, то ты получишь сильное поражение, но ты
можешь повернуть течение в свою пользу. Если место к югу,
ты будешь иметь тяжелую борьбу.
Тебе нужно будет провести руку сначала четыре раза, но когда
ты станешь более знаком с движением, тебе надо будет провести
только раз, чтобы знать, собирается или нет твоя рука стать
теплой.
Раз ты установил место, где твоя рука становится теплой,
садись там; это твоя первая точка. Если ты обращен лицом
на юг или на север, ты должен решить, чувствуешь ли ты достаточно
силы, чтобы остаться. Если ты имеешь сомнения в себе, то
встань и уйди. Нет необходимости оставаться, если ты не
уверен. Если ты решил не уходить, очисть достаточно большое
место, чтобы развести огонь, примерно в пяти футах от твоей
первой точки. Огонь должен быть на прямой линии с направлением,
в котором ты смотришь. Место, где ты разводишь огонь, -
это твоя вторая точка. Затем собери все ветки, какие сможешь,
между этими двумя точками и разведи огонь. Сядь на твою
первую точку и смотри на огонь. Рано или поздно дух придет,
и ты увидишь его.
Если твоя рука совсем не получает тепло после четырех движений,
медленно проведи своей рукой с севера на юг, а затем повернись
кругом и проведи ее на запад. Если твоя рука получает тепло
в любом месте к западу, брось все и беги. Беги вниз на ровное
место и не оборачивайся, что бы ты ни услышал или ни почувствовал
позади себя. Как только ты достигнешь ровного места, как
бы ты ни был испуган, прекрати бежать, падай на землю, снимай
свою куртку, подбери ее к животу, и скрутись, как мяч, подогнув
колени к животу. Ты должен также закрыть глаза руками, а
руки плотно прижать к бедрам. Ты должен оставаться в этом
положении до утра. Если ты последуешь этим простым мерам,
с тобой не случится никакого вреда.
В случае, если ты не сможешь достичь ровного места вовремя,
падай на землю прямо там, где находишься. У тебя будет ужасное
время там. Тебя будут изводить, но, если ты сохранишь спокойствие
и не будешь двигаться или смотреть, ты выйдешь из этого
без единой царапины.
Теперь, если твоя рука не получит тепла совсем, когда ты
проводишь ее к западу, снова повернись лицом к востоку и
беги в восточном направлении до тех пор, пока хватит дыхания.
Остановись там и повтори те же движения. Ты должен продолжать
бежать к востоку; повторяй эти движения до тех пор, пока
твоя рука не получил тепло.
Дав мне эти инструкции, он заставил повторять меня их до
тех пор, пока я не заучил их наизусть. Затем мы сидели в
молчании долгое время. Я попытался возобновить разговор
пару раз, но он каждый раз заставлял меня молчать повелительным
жестом.
Стало темно, когда дон Хуан встал и начал взбираться на
холм. Я последовал за ним. На вершине холма я исполнил все
движения, которые он описал. Дон Хуан стоял недалеко от
меня и сохранял на мне острый взгляд. Я был очень старателен
и умышленно медлителен. Я пытался почувствовать какое-либо
ощущаемое изменение температуры, но я не мог обнаружить,
чтобы ладонь моей руки стала теплой. К этому времени стало
совершенно темно, однако, я все же мог бежать в восточном
направлении, не натыкаясь на кусты. Я остановился, когда
запыхался, и был не слишком далеко от моей точки отправления.
Я чувствовал чрезвычайную усталость и напряжение. Мои предплечья
и икры болели.
Я повторил там все требуемые движения и снова получил тот
же отрицательный результат. Я бегал в темноте еще два раза,
и затем, когда я проводил своей рукой в третий раз, рука
стала теплой над точкой к востоку. Это было такое определенное
изменение температуры, что я испугался. Я сел и дождался
дона Хуана. Я сказал ему, что обнаружил изменение температуры
в моей руке. Он велел мне продолжать, и я подобрал все сухие
ветки, какие мог найти, и разжег огонь. Он сел в паре футов
от меня, слева.
Пламя рисовало необычные танцующие силуэты. Временами пламя
становилось радужным; оно вырастало красным, а затем становилось
сверкающе белым. Я объяснял эту необычную игру цветов тем,
что это производилось какими-то химическими свойствами особых
сухих ветвей и веточек, которые я собрал. Другой очень необычной
особенностью огня были искры. Новые ветки, которые я продолжал
добавлять, создавали чрезвычайно большие искры. Я подумал,
что они были подобны теннисным мячам, которые, казалось,
взрывались высоко в воздухе.
Я пристально и сосредоточенно смотрел на огонь, таким способом,
каким, как я полагал, дон Хуан советовал мне смотреть, и
у меня закружилась голова. Он вручил мне свою бутыль из
тыквы с водой и показал мне выпить. Вода расслабила меня
и придала мне восхитительное чувство бодрости.
Дон Хуан наклонился вперед и прошептал мне на ухо, что я
не должен пристально смотреть на пламя, а только наблюдать
в направлении огня. Мне стало очень холодно и сыро после
того, как я наблюдал почти час. В момент, когда я собирался
наклониться и подобрать ветки, что-то, подобное мотыльку
или пятнышку в моей сетчатке, пронеслось передо мной справа
налево между мной и огнем. Я немедленно отшатнулся. Я взглянул
на дона Хуана, и он показал мне движением своего подбородка
опять смотреть на пламя. Момент спустя та же тень пронеслась
в противоположном направлении.
Дон Хуан поспешно встал и начал накладывать мусор на вершину
горящих веток, пока совершенно не погасил пламя. Он выполнил
тушение костра с громадной скоростью. Ко времени, когда
я двинулся, чтобы помочь ему, он уже кончил. Он набросал
грязь на верх тлеющих веток, а затем потащил меня вниз к
выходу из долины. Мы шли очень быстро. Он не оборачивался
и не позволял мне заговорить вовсе.
Когда мы добрались до моей машины часы спустя, я спросил
его, что это была за вещь, которую я видел. Он повелительно
потряс головой, и мы поехали в полном молчании.
Когда мы подъехали к его дому рано утром, он пошел прямо
внутрь и снова не позволил мне говорить.
Дон Хуан сидел снаружи возле своего дома. Он, казалось,
ждал, когда я проснусь, потому что он заговорил, как только
я вышел из дома. Он сказал, что тень, которую я видел предыдущей
ночью, был дух, силы которого принадлежит особому месту,
где я видел его. Он сказал, что это особое существо бесполезно.
- Оно только живет там, - сказал он. - оно не имеет секретов
силы, поэтому не было смысла оставаться там. Ты видел только
быстро мелькнувшую тень, проходящую взад и вперед всю ночь.
Однако, есть другие виды существ, которые могут дать тебе
секреты силы, если тебе посчастливится найти их.
Затем мы съели утренний завтрак и совсем не говорили. После
еды мы сели перед его домом.
- Есть три вида существ, - сказал он внезапно, - те, которые
не могут дать ничего, потому что они не имеют ничего, что
бы они могли дать, те, которые могут только вызывать страх,
и те, которые имеют способности. То, что ты видел прошлой
ночью, было молчаливо; оно не может ничего дать, это только
тень. Большую часть времени, однако, другой тип существ
связывается с молчаливым существом - отвратительный дух,
чье единственное качество - вызывать страх и который всегда
болтается вокруг жилища молчаливого существа. Вот почему
я решил быстрее уйти оттуда. Этот злобный тип преследует
людей прямо в их домах, и делает жизнь невозможной для них.
Я знаю людей, которые были вынуждены съезжать со своих мест
из-за них. Но всегда есть люди, которые верят, что они могут
многое получить от такого существа, и простой факт, что
дух присутствует около дома, не имеет никакого значения.
Люди пытаются соблазнить его, или они могут следовать за
ним вокруг дома под впечатлением, что он может открыть тайны
им. Но единственная вещь, которую получают люди, это пугающее
переживание. Я знаю людей, которые поочередно наблюдали
одного из этих отвратительных существ, которые преследовали
их в их доме. Они наблюдали за духом месяцами; в конце концов
кто-нибудь другой должен был вмешаться и вытаскивать людей
из их дома; они становились слабыми и истощенными. Поэтому,
единственная благоразумная вещь, которую можно сделать по
отношению к этому злобному типу, - забыть о нем и оставить
его одного.
Я спросил его, как люди соблазняют духа. Он сказал, что
люди стараются разгадать сначала, где дух наиболее вероятно
появится, а затем они кладут оружие на его пути, в надежде,
что он может коснуться оружия, потому что духи любили принадлежности
войны. Дон Хуан сказал, что любое существо или любой предмет,
которого коснулся дух, по праву становится предметом силы.
Однако, злобное существо никогда ничего не касалось, а только
производило слуховую иллюзию шума.
Затем я спросил дона Хуана о способе, которым эти духи вызывают
страх. Он сказал, что их наиболее простым способом пугать
людей было показываться темной тенью в виде человека, который
бродит вокруг дома, производя пугающий стук или звуки голосов,
или темной тенью, которая неожиданно шатаясь выходит из
темного угла.
Дон Хуан сказал, что третий тип духа был настоящим олли,
который открывает тайны; этот особый тип живет в уединении,
в заброшенных местах, в местах, которые почти недоступны.
Он сказал, что человек, который хочет найти одного из этих
существ, должен путешествовать далеко и идти к нему сам.
В отдаленном и уединенном месте человек должен предпринимать
все необходимые меры один. Он должен сидеть у своего костра,
и, если увидит тень, он должен немедленно уйти. Однако,
он должен остаться, если он неожиданно встретился с другими
условиями, такими, как сильный ветер, который гасит его
костер и не дает ему возможности разжечь его снова в течение
четырех попыток, или если на ближайшем дереве сломается
ветка. Ветка должна действительно сломаться и человек должен
быть уверен, что это не просто звук ломающейся ветки.
Другими условиями было то, что он должен сознавать о покатившихся
камнях или о булыжниках, которые брошены в его огонь, или
о каком-нибудь постоянном шуме, и тогда он должен идти в
направлении, в котором произошел любой из этих феноменов,
пока дух не покажется сам.
Было много способов, которыми такое существо подвергает
воина испытанию. Оно могло внезапно выпрыгнуть перед ним
в очень угрожающем виде, или оно могло схватить человека
сзади и, не давая ему повернуться, держать его связанным
часами. Оно могло также свалить дерево на него. Дон Хуан
сказал, что это были действительно опасные силы, и, хотя
они не могли убить человека лично, они могли вызвать его
смерть, напугав его, или действительно позволив предметам
упасть на него, или, появившись неожиданно и заставив его
споткнуться, сорваться с обрыва.
Он сказал мне, что, если я найду одного из этих существ
при неподходящих обстоятельствах, я никогда не должен пытаться
бороться с ним, потому что он убьет меня. Он отнимет мою
душу. Поэтому я должен броситься на землю и терпеть его
до утра.
- Когда человек сталкивается с олли, дарителем тайн, он
должен собрать все свое мужество и схватить его, прежде
чем тот схватит его, или преследовать его, прежде чем тот
начнет преследовать его. Преследование должно быть неотступным,
и тогда происходит борьба. Человек должен прижать духа к
земле и держать его до тех пор, пока тот не даст ему силу.
Я спросил его, были ли эти силы материальны, если их можно
было действительно коснуться. Он сказал, что сама идея о
"духе" означала что-то эфемерное для меня.
- Не называй их духами, - сказал он. - называй их олли;
называй их необъяснимыми силами.
Он молчал некоторое время, затем лег на спину и подпер голову
сложенными руками. Я настаивал и желал узнать, материальны
ли эти существа.
- Будь ты проклят, они материальны, - сказал он, помолчав
немного. - Когда кто-нибудь борется с ними, они твердые,
но это чувство длится только момент. Эти существа полагаются
на человеческий страх; поэтому, если человек борется с одним
из них, как воин, существо теряет свое напряжение очень
быстро, в то время, как человек становится более сильным.
Можно действительно поглотить силу духа.
- Какой это вид напряжения? - спросил я.
- Сила. Когда касаешься их, они вибрируют, как будто они
готовы разорвать на части. Но это только видимость. Напряжение
кончается, когда человек удерживает свою хватку.
- Что происходит, когда они теряют свое напряжение? Становятся
ли они подобны воздуху?
- Нет, они просто становятся бессильными. Они, тем не менее,
имеют материальность, однако. Но она не похожа ни на что,
чего каждый когда-либо касался.
Позже, вечером, я сказал ему, что, возможно, то, что я видел
предыдущей ночью, мог быть только мотылек. Он засмеялся
и очень терпеливо объяснил, что мотыльки летают взад и вперед
только вокруг электрических ламп, потому что лампа не сжигает
их крыльев. Пламя, напротив, сжигает их сразу же, как только
они подлетают близко к нему. Он также указал, что тень закрывала
весь огонь. Когда он упомянул об этом, я вспомнил, что это
была действительно очень большая тень и что она действительно
закрыла огонь на мгновение. Однако, это произошло так быстро,
что я не придал особого значения этому, вспоминая об этом
раньше.
Затем он указал, что искры были очень большие и летели слева.
Я и сам это заметил. Я сказал, что, возможно, ветер дул
в этом направлении. Дон Хуан ответил, что там совсем не
было ветра. Это было верно. Вспоминая мое переживание, я
мог вспомнить, что ночь была безветренной.
Другой вешью, которую я совершенно не заметил, был зеленоватый
цвет пламени, который я обнаружил, когда дон Хуан показал
мне сохранять взгляд на огне, после того, как тень первый
раз пересекла поле моего зрения. Дон Хуан напомнил мне об
этом. Он также возражал против того, чтобы я называл это
тенью /призраком/. Он сказал, что она была круглой и более
походила на пузырь.
Два дня спустя, 17 декабря 1969 года, дон Хуан очень небрежным
тоном сказал, что я знал все подробности и необходимую технику
для того, чтобы пойти в холмы самому и получить предмет
силы - ловитель духов. Он побуждал меня отправиться одному
и утверждал, что его общество только бы помешало мне.
Я был готов отправиться, когда он, казалось, передумал.
- Ты недостаточно силен, - сказал он. - Я пойду с тобой
к подножью холмов.
Когда мы были в небольшой долине, где я видел олли, он изучил
с расстояния местность, которую я назвал дырой в холмах,
и сказал, что мы должны идти еще дальше на юг к дальним
горам. Жилище олли было самой дальней точкой, которую мы
могли видеть через дыру.
Я посмотрел на расположение, и все, что я мог различить,
это голубоватую массу дальних гор. Он повел меня, однако,
в юго-восточном направлении, и через несколько часов ходьбы
мы достигли точки, которая, как он сказал, была "достаточно
глубокой" в местопребывании олли.
Мы остановились поздно после полудня. Мы сели на камни.
Я устал и был голоден; все, что я ел в течение дня, было
несколько лепешек и вода. Дон Хуан совершенно внезапно встал,
посмотрел на небо и велел мне повелительным тоном выбрать
направление, которое было лучшим для меня и убедиться, что
я мог вспомнить точку, где мы были в этот момент, чтобы
я мог вернуться туда, когда я закончу. Он сказал вновь уверенно,
что он будет ждать меня, даже если это займет все мое время.
Я спросил очень тревожно, верил ли он, что дело по добыче
ловителя духов могло бы отнять много времени.
- Кто знает? - сказал он, таинственно улыбнувшись.
Я пошел к юго-востоку, обернувшись пару раз, чтобы посмотреть
на дона Хуана. Он очень медленно шел в противоположном направлении.
Я взобрался на вершину большого холма и посмотрел на дона
Хуана еще раз; он был в добрых двухстах ярдах от меня. Он
не оборачивался и не смотрел на меня. Я сбежал к подножью
в небольшую чашеобразную впадину между холмами и внезапно
обнаружил себя одного. Я сел на некоторое время и начал
удивляться тому, что я делал здесь. Я почувствовал нелепость
поиска ловителя духов. Я взбежал назад на вершину холма,
чтобы получше разглядеть дона Хуана, но я не мог увидеть
его нигде. Я побежал к подножью, в направлении, где я последний
раз видел его. Я хотел прекратить все дело и уехать домой.
Я чувствовал себя совершенно оцепеневшим и уставшим.
- Дон Хуан! - кричал я снова и снова.
Его нигде не было видно. Я снова взбежал на вершину другого
высокого холма; я не увидел его и оттуда также. Я бегал
везде, высматривая его, но он исчез. Я вернулся и пришел
назад к первоначальному месту, где он оставил меня. У меня
была нелепая уверенность, что я найду его сидящим там и
смеющимся над моей непоследовательностью.
- В какой ад я попал?
Я знал тогда, что не было способа остановить все то, что
я делал там. Я действительно не знал, как вернуться к моей
машине. Дон Хуан много раз изменял направление, а основной
ориентации на четыре точки было недостаточно. Я испугался,
что заблужусь в горах. Я сел, и в первый раз в своей жизни
я имел необычное чувство, что действиетльно не было пути
вернуться к исходной точке отправления. Дон Хуан говорил,
что я всегда настаивал на отправной точке, которую я называл
началом, тогда как в действительности начала не существует.
И там, среди этих гор, я почувствовал, что я понял то, что
он имел в виду. Это было так, как будто исходная точка всегда
была мной самим, как будто дона Хуана никогда в действительности
не было там; и когда я высматривал его, он стал тем, чем
он в действительности был - маленьким образом, который исчез
за холмом.
Я услышал тихий шелест листьев, и необычный аромат окружил
меня. Я почувствовал ветер давлением на мои глаза, подобно
осторожному жужжанию. Солнце собиралось скрыться за плотными
тучами над горизонтом, которые выглядели подобно густо окрашенной
оранжевой стае, когда оно исчезало за тяжелым покровом низких
туч; момент спустя оно появилось снова, как темно-красный
шар, плывущий в дымке. Оно, казалось, боролось некоторое
время, чтобы войти в клочок голубого неба, но тучи как будто
не давали солнцу времени, а затем оранжевая стая и темные
силуэты гор, казалось, поглотили его.
Я лег на спину. Мир вокруг меня был таким спокойным, таким
безмятежным, но, в то же самое время, таким чуждым, что
я почувствовал себя подавленным. Я не хотел плакать, но
слезы покатились сами.
Я оставался в этом положении несколько часов. Я был почти
неспособен встать. Камни подо мной были твердыми, и прямо
там, где я лежал, была редкая растительность, в контраст
с сочными зелеными кустами везде вокруг. Оттуда, где я был,
я мог видеть верхушки высоких деревьев на восточных холмах.
Наконец, стало совершенно темно. Я почувствовал себя лучше;
в действительности, я чувствовал себя почти счастливым.
Для меня полутьма была намного более поучительной и защищающей,
чем безжалостный дневной свет.
Я встал, влез на вершину небольшого холма и начал повторять
движения, которым дон Хуан научил меня. Я пробегал к востоку
семь раз, и только тогда я заметил изменение температуры
в моей руке. Я развел огонь и стал внимательно наблюдать,
как советовал дон Хуан, рассматривая каждую деталь. Прошли
часы, и я начал чувствовать себя очень уставшим и замерзшим.
Я собрал целую кучу сухих веток; я поддерживал огонь и подвинулся
к нему ближе. Бодрствование было таким усердным и таким
напряженным, что оно изнурило меня, и я начал клевать носом.
Я дважды засыпал и просыпался только тогда, когда моя голова
качалась в сторону. Я был таком сонным, что не мог больше
наблюдать за огнем. Я попил воды и даже побрызгал ею на
лицо, чтобы не спать. Мне удалось побороть мою сонливость
только на короткое время. Я стал каким-то унылым и раздраженным;
я чувствовал себя крайне беспомощным существом там, и это
вызвало во мне ощущение иррационального растройства и уныния.
Я был усталым, голодным, сонным и нелепо раздраженным самим
собой. Наконец, я отказался бороться со сном. Я добавил
побольше сухих веток в костер и лег спать. Погоня за олли
и ловителем духов была в этот момент наиболее нелепым и
чуждым стремлением. Я был таким сонным, что не мог даже
думать или разговаривать с собой. Я заснул.
Внезапно я был разбужен громким треском. Казалось, что шум,
чем бы он ни был, раздался как раз над моим левым ухом,
так как я лежал на правом боку. Я сел, совершенно проснувшись.
Мое левое ухо гудело и было оглушено близостью и силой звука.
Я, должно быть, спал только короткое время, судя по количеству
сухих веток, которые все еще горели в костре. Я не слышал
никаких других шумов, но оставался настороженным и поддерживал
огонь.
В моем уме промелькнула мысль, что, возможно, меня разбудил
дальний выстрел; возможно, кто-то рядом следил за мной и
выстрелил в меня. Эта мысль стала очень мучительной и вызвала
поток рациональных страхов. Я был уверен, что какие-то люди
владели этой землей, и, если это было так, они могли принять
меня за вора и убить меня, или они могли убить меня, чтобы
ограбить, не зная, что у меня нет ничего. Я переживал момент
ужасного беспокойства за свою безопасность. Я почувствовал
напряжение в своих плечах и шее. Я подвигал головой вверх
и вниз: кости моей шеи производили трескающий звук. Я все
еще смотрел в огонь, но не видел ничего необычного в нем
и не слышал больше никаких шумов.
После того, как я немного расслабился, мне пришло на ум,
что, возможно, причиной всего был дон Хуан. Я быстро стал
убежден, что это так и было. Эта мысль заставила меня рассмеяться.
У меня возник новый поток рациональных мыслей заключений,
на этот раз веселых. Я подумал, что дон Хуан должно быть
подозревал, что я мог передумать относительно того, чтобы
остаться в горах, или он, должно быть, видел, что я бегал
следом за ним, и спрятался в скрытой пещере или за кустом.
Затем он последовал за мной и, заметив, что я заснул, разбудил
меня треском ветки около моего уха. Я добавил еще веток
в огонь и начал осматриваться вокруг как бы случайно и незаметно,
чтобы увидеть, не могу ли я заметить его, даже хотя я знал,
что, если он скрывался поблизости, я не смог бы обнаружить
его.
Все было совершенно спокойно: сверчки, ветер, объезжающий
деревья на склонах холмов, окружающих меня, тихий, потрескивающий
звук веток, охваченных огнем. Искры летели вокруг, но это
были только обычные искры.
Внезапно я услышал громкий шум от ветки, сломанной пополам.
Звук исходил слева от меня. Я затаил дыхание, так как я
слушал с предельным вниманием. Мгновение спустя я услышал
треск другой ветки справа от меня.
Затем я услышал слабый, отдаленный звук ломаемых веток,
как будто кто-то шагал по ним и ломал их. Звуки были обильные
и полные, они были отчетливые. Они также, казалось, приближались
ко мне. У меня была очень замедленная реакция, и я не знал,
слушать ли мне или вставать. Я обдумывал, что делать, когда
внезапно звуки ломающихся веток стали везде вокруг меня.
Я был поглощен ими так быстро, что едва успел вскочить на
ноги и закидать костер.
Я побежал вниз по склону в темноту. В моем уме промелькнула
мысль, когда я бежал сквозь кусты, что там не было ровного
места. Я бежал и пытался предохранить мои глаза от веток.
Я пробежал полпути вниз к подножью холма, когда почувствовал
что-то позади меня, что почти касалось меня. Это была не
ветка; это было что-то, что я интуитивно чувствовал и что
догоняло меня. Осознание этого заставило меня похолодеть.
Я скинул свою куртку, скатал ее в узел к животу, поджал
ноги и закрыл глаза руками, как предписывал дон Хуан. Я
замер в этом положении на короткое время, когда понял, что
все вокруг меня было безжизненно тихо. Не было никаких звуков.
Я чрезвычайно встревожился. Мускулы моего живота сокращались
и дрожали в судорогах. Затем я услышал другой треснувший
звук. Он, казалось, пришел издалека, но он был совершенно
ясным и отчетливым. Он случился еще раз, ближе ко мне. Наступил
момент тишины, а затем что-то взорвалось как раз над моей
головой. Неожиданность этого шума заставила меня невольно
вздрогнуть, и я почти опрокинулся на спину. Это был определенно
звук ветки, сломанной пополам. Звук раздался так близко,
что я слышал шелест листьев на ветке, когда она лопалась.
Затем последовал град ломающихся взрывов; ветки лопались
с большой силой везде вокруг меня. В этот момент у меня
была несоответствующая реакция на это необыкновенное явление:
вместо того, чтобы ужаснуться, я засмеялся. Я искренне подумал,
что я нашел причину происходящего. Я был убежден, что дон
Хуан снова шутил надо мной. Ряд логических заключений закрепил
мою уверенность; я почувствовал приподнятое настроение.
Я был уверен, что я мог схватить этого хитрого старого дона
Хуана в следующей его хитрости. Он был около меня, ломая
ветки, и знал, что я не отважусь поднять глаза; он был в
безопасности и был волен делать то, что он хотел.
Я представил себе, что он был один в горах, так как я был
с ним постоянно несколько дней. У него не было ни времени,
ни возможности вовлечь каких-нибудь сотрудников. Если он
прятался, как я думал, он прятался один, и, логически, он
мог производить только ограниченное количество шумов. Так
как он был один, шумы должны были происходить в линейной
последовательности во времени, то есть одновременно один,
или, самое большее, два или три одновременно. Кроме того,
разнообразие шумов также должно было быть ограничено механикой
одного человека. Я был абсолютно уверен, так как я оставался
прижатым к земле и спокойным, что все испытание было игрой
и что единственный способ выйти победителем из этого - эмоционально
удалить себя из этого. Я положительно наслаждался этим.
Я поймал себя на том, что радовался мысли, что я мог предвидеть
следующее движение моего противника. Я старался представить
себе, что бы следующее сделал я на месте дона Хуана.
Звук чего-то чмокающего вытряхнул меня из моего ментального
упражнения. Я напряженно прислушался; звук повторялся снова
и снова; я не мог определить, что это такое. Он звучал,
как будто какое-то животное хлюпало воду. Он раздался снова
очень близко. Этот раздражающий звук напоминал мне хлюпающий
звук изо рта юной девушки, жующей резинку. Я был удивлен,
как дон Хуан мог производить такой звук, когда звук повторился
снова, придя справа. Сначала был единственный звук, а затем
я услышал ряд хлюпающих, шлепающих звуков, как будто кто-то
ходил по грязи. Шумы прекратились на момент, а затем раздались
еще раз очень близко слева, возможно, только в десяти футах
от меня. Это был почти ощущаемый, раздражающий звук шагов,
шлепающих по глубокой грязи. Теперь звук был такой, как
будто кто-то тяжелый бегал рысью в сапогах по грязи. Я удивился
богатству звуков. Я не мог представить себе какого-либо
примитивного изобретения, которое я сам мог бы использовать,
чтобы производить такой звук. Я услышал новый ряд бегающих,
хлюпающих звуков у себя за спиной, а затем они раздались
все сразу, со всех сторон. Кто-то, казалось, ходил, бегал,
носился по грязи вокруг меня.
Логическое сомнение пришло мне на ум. Если все это производил
дон Хуан, он должен был бегать кругами с невероятной скоростью.
Быстрота звуков делала эту альтернативу невозможной. Тогда
я подумал, что дон Хуан должен был иметь сообщников, в конце
концов. Я хотел вывести предположение, кем могли быть его
сообщники, но интенсивность звуков захватила все мое внимание.
В действительности, я не мог думать ясно, однако, я не был
испуган; я, возможно, был только ошеломлен необычным свойством
звуков. Хлюпанья действительно вибрировали. Фактически,
их странные вибрации, казалось, были направлены в мой живот,
или, возможно, я воспринимал их вибрации нижней частью своего
живота.
Это осознание повлекло за собой немедленную потерю моего
чувства объективности и равнодушия. Звуки нападали на мой
живот! У меня возник вопрос: "что, если это не дон
Хуан?" - испугался я. Я напряг мускулы живота и плотно
подогнул бедра к узлу моей куртки.
Звуки возросли по числу и скорости, как будто они знали,
что я потерял свою уверенность; их вибрации были такими
интенсивными, что меня тошнило. Я боролся с чувством тошноты.
Я перевел дух и начал петь мои пейотные песни. Меня стошнило,
и хлюпающие звуки сразу же прекратились; звуки сверчков,
ветра и дальний лай койотов наложились на все. Внезапный
перерыв позволил мне передохнуть, и я пригляделся к себе.
Только незадолго до этого я был в лучшем расположении духа,
самонадеянный и в стороне; очевидно, я потерпел жалкую неудачу
в оценке ситуации. Даже если у дона Хуана были сообщники,
для них было механически невозможно произвести звуки, которые
воздействовали на мой живот. Чтобы производить звуки такой
интенсивности, им было бы необходимо приспособление за пределами
их средств и их понимания. Очевидно, необыкновенное явление,
которое я переживал, не было игрой и "еще одной шуткой
дона Хуана" - эта теория была только моим примитивным
объяснением.
У меня были судороги и неодолимое желание опрокинуться и
протянуть ноги. Я решил передвинуться вправо для того, чтобы
отвернуться от места, где меня стошнило. Мгновение спустя,
когда я начал ползти, я услышал очень мягкий скрип прямо
над моим левым ухом. Я застыл на месте. Скрип повторился
с другой стороны моей головы. Это был единственный звук.
Я подумал, что он походил на скрип двери. Я ждал, но не
слышал больше ничего, поэтому я решил двинуться снова. Как
только я начал передвигать осторожно свою голову вправо,
я почти подпрыгнул. Поток скрипов поглотил меня сразу. Они
были подобны иногда скрипу дверей, а в другой раз походили
на писки крыс или морских свинок. Они не были громкими или
сильными, но были очень мягкими и подкрадывающимися и вызывали
мучительные спазмы тошноты во мне. Они прекратились, как
и начались, убывая постепенно, пока я не мог слышать только
один или два из них одновременно.
Затем я услышал что-то подобное крыльям большой птицы, пронесшейся
над верхушками кустов. Оно, казалось, летало кругами над
моей головой. Мягкие скрипы начали возрастать снова, и так
же возрастало хлопанье крыльев. Над моей головой, казалось,
было что-то, подобное стае гигантских птиц, махавших своими
мягкими крыльями. Оба звука слились, производя охватывающую
волну вокруг меня. Я почувствовал, что плавал, взвешенный
в огромной волнообразной пульсации. Скрипы и хлопанье были
такими плавными, что я мог чувствовать их всем телом. Хлопанье
крыльев стаи птиц, казалось, подтягивало меня вверх, в то
время, как писки крыс, казалось, толкали меня снизу и вокруг
моего тела.
Я уже не сомневался, что, благодаря своей неуместной глупости,
я спустил с привязи что-то ужасное на себя. Я стиснул зубы
и, глубоко вздохнув, запел пейотные песни.
Звуки продолжались очень долгое время, и я сопротивлялся
им со всей своей силой. Когда они умолкли, снова наступила
"тишина", такая, какой я привык воспринимать тишину,
то есть я мог обнаружить только естественные звуки насекомых
и ветра. Это время тишины было для меня более вредным, чем
время шумов. Я начал думать и оценивать мое положение, и
мое обдумывание бросило меня в панику. Я знал, что я погиб;
у меня не было ни знания, ни выносливости, чтобы отразить
то, что приставало ко мне. Я был совершенно беспомощен,
припав к земле над своей собственной рвотой. Я подумал,
что пришел конец моей жизни, и заплакал. Я хотел подумать
о своей жизни, но не знал, с чего начать. Ничто из того,
что я делал в своей жизни, не было в действительности достойно
этого последнего конечного выражения, поэтому мне не о чем
было думать. Это было острое осознание. Я изменился с тех
пор, как последний раз переживал подобный испуг. На этот
раз я был более пустой. Я имел меньше личных чувств, чтобы
унести с собой.
Я спросил себя, что сделал бы воин в подобном положении,
и пришел к различным заключениям. Что-то чрезвычайно важное
было вокруг моей пупочной области; в звуках было что-то
сверхестественное - они были нацелены на мой живот; и мысль,
что дон Хуан обманывал меня, была совершенно несостоятельна.
Мускулы моего живота были очень напряжены, хотя у меня не
было больше никаких судорог. Я продолжал петь и глубоко
дышать, и почувствовал успокаивающее тепло, заполняющее
все мое тело. Мне стало ясно, что, если я собираюсь выжить,
я должен продолжать так, как меня учил дон Хуан. Я повторил
его инструкции в уме. Я помнил точную точку, где солнце
скрылось за горами в отношении к холму, где я был, и к месту,
где я упал на землю. Я переориентировался и, когда я убедился,
что моя оценка основных точек была правильной, начал менять
свое положение, чтобы моя голова указывала в новом, "лучшем"
направлении, на юго-восток. Я медленно начал передвигать
свои ноги влево, дюйм за дюймом, пока я не подогнул их в
икрам. Затем я начал выравнивать свое тело ногами, но как
только я начал переползать горизонтально, я почувствовал
необыяный толчок; у меня было действительно физическое ощущение
какого-то прикосновения к незакрытой поверхности задней
стороны моей шеи. Это случилось так быстро, что я невольно
вскрикнул и снова замер. Я напряг мускулы моего живота и
начал глубоко дышать, и запел мои пейотные песни. Мгновение
спустя я еще раз почувствовал такой же легкий удар по своей
шее. Я съежился. Моя шея не была закрыта, и я не мог ничего
сделать, чтобы защитить себя. По мне снова постучали. Моей
шеи касался очень мягкий, почти шелковистый предмет, подобно
меховой лапке громадного кролика. Он коснулся меня снова,
а затем он начал пересекать мою шею взад и вперед до тех
пор, пока у меня не выступили слезы. Это было так, как будто
стадо молчаливых, мягких, невесомых кенгуру ступали ногами
по моей шее. Я мог узнать мягкий большой палец их лап, когда
они нежно ступали по мне. Это вовсе не было болезненным
ощущением, но, тем не менее, это раздражало. Я знал, что,
если я не займусь каким-нибудь делом, я сойду с ума, вскочу
и побегу. Поэтому я медленно начал снова маневрировать своим
телом в новое положение. Моя попытка двинуться, казалось,
усилила похлопывание по моей шее. Оно, наконец, достигло
такого бешенства, что я дернулся всем своим телом и сразу
выровнял его в новом направлении. У меня не было никакой
мысли относительно результата моего действия. Я просто действовал,
чтобы защититься от полного буйного сумасшествия.
Как только я изменил направление, похлопывание по моей шее
прекратилось. После долгой, мучительной паузы я услышал
ломающиеся в отдалении ветки. Шум не приближался. Он как
будто отступал в другое положение далеко от меня. Звук трескавшихся
веток через мгновение слился со звуком сорванных, шелестевших
листьев, как будто сильный ветер пронесся по всему холму.
Все кусты вокруг меня, казалось, затрепетали, однако, ветра
не было. Шелестящий звук и треск веток вызвал во мне чувство,
что весь холм был в огне. Мое тело было твердым, как камень.
Я сильно вспотел. Я начал чувствовать себя все тплее и теплее.
В этот момент я был совершенно убежден, что холм горел.
Я не вскочил и не побежал, потому что я так оцепенел, что
был парализован; фактически, я не мог даже открыть глаза.
Все, что имело значение для меня в этот момент, это вскочить
и убежать от огня. У меня в животе были ужасные спазмы,
которые начали отрезать мне поглощение воздуха. Мне стало
очень трудно дышать. После долгой борьбы я был способен
снова глубоко дышать и мог также заметить, что шелест утих;
был только время от времени потрескивающий звук. Звук ломающихся
веток становился все более и более отдаленным и спорадическим,
пока соверщенно не прекратился.
Я мог открыть глаза. Я посмотрел сквозь полуоткрытые веки
на землю перед собой. Был уже рассвет. Я долгое время ждал,
не двигаясь, а затем начал вытягивать свое тело. Я перекатился
на спину. На востоке над холмами было солнце. У меня заняло
часы выпрямить ноги и потащиться вниз по склону. Я пошел
к месту, где дон Хуан покинул меня, которое было, возможно,
только в миле; к полудню я был только на опушке леса, все
еще в доброй четверти мили от него.
Я не мог больше идти, но не по какой-нибудь причине. Я подумал
о горных львах и попытался взобраться на дерево, но мои
руки не могли удержать мой вес. Я прислонился к скале и
примирился с мыслью умереть здесь. Я был убежден, что стану
пищей для горных львов или других хищников. У меня не было
силы даже бросить камень. Я не был голоден и не хотел пить.
Около полудня я нашел маленький ручеек и выпил много воды,
но вода не помогла мне восстановить силы. Так как я сидел
там в совершенной беспомощности, я чувствовал себя больше
подавленным, чем испуганным. Я был таким уставшим, что не
заботился о своей судьбе и заснул.
Я проснулся от какой-то встряски. Дон Хуан склонился надо
мной. Он помог мне сесть и дал мне воды и жидкой каши. Он
засмеялся и сказал, что я жалко выглядел. Я попытался рассказать
ему о том, что случилось, но он не стал слушать и сказал,
что я не заметил свою отметку - место, где я предполагал
встретиться с ним, было в сотне ярдов в стороне. Затем он
почти понес меня вниз. Он сказал, что он вел меня к большому
потоку и собирался искупать меня в нем. По пути он заткнул
мне уши какими-то листьями, которые были у него в сумке,
а затем завязал мне глаза, наложив по одному листу на каждый
глаз и примотав из куском ткани. Он заставил меня снять
одежду и велел мне положить руки на глаза и уши, чтобы быть
уверенным, что я не мог видеть и слышать ничего.
Дон Хуан натер мое тело листьями, а затем сбросил меня в
реку. Я почувствовал, что это была большая река. Было глубоко.
Я стоял и не мог достать дна. Дон Хуан держал меня за правый
локоть. Сначала я не почувствовал холода воды, но мало-помалу
я начал застывать, а затем холод стал нестерпимым. Дон Хуан
вытащил меня и обтер какими-то листьями, которые имели специфический
запах. Он одел меня и повел прочь; мы прошли большое расстояние
прежде, чем он снял листья с моих глаз и из моих ушей. Дон
Хуан спросил меня, чувствую ли я себя достаточно сильным,
чтобы вернуться к своей машине. Была странная вещь: я чувствовал
себя очень сильным. Я даже взбежал на крутой холм, чтобы
удостовериться в этом.
По пути к своей машине я находился очень близко к дону Хуану.
Я спотыкался множество раз, а он смеялся. Я заметил, что
его смех был особенно укрепляющим, и он стал центральной
точкой моего пополнения силы: чем больше он смеялся, тем
лучше я себя чувствовал.
На следующий день я рассказал дону Хуану последовательность
событий со времени, когда он оставил меня. Он смеялся все
время при моем отчете, особенно когда я рассказал ему, что
я думал, что это была одна из его хитростей.
- Ты всегда думаешь, что над тобой шутят, - сказал он. -
ты веришь себе слишком много. Ты действуешь так, как будто
ты знаешь все ответы. Ты не знаешь ничего, мой маленький
друг, ничего.
В первый раз дон Хуан назвал меня "маленьким другом".
Это захватило меня врасплох. Он заметил это и улыбнулся.
В его голосе была огромная теплота, и это заставило меня
сильно опечалиться. Я сказал ему, что я был беззаботным
и неспособным потому, что это была врожденная склонность
моей личности, и что я никогда не пойму его мира. Я чувствовал
себя глубоко взволнованным. Он был очень ободрен и заявил,
что я сделал хорошо.
Я спросил его о значении моего переживания.
- Это не имело значения, - ответил он. - та же самая вещь
могла случиться с каждым, особенно с подобным тебе, кто
имеет свой просвет уже открытым. Это очень обычно. Любой
воин, который отправляется на поиски олли, расскажет тебе
об их действиях. То, что они делали с тобой, было мягким.
Однако, твой просвет открыт, и вот почему ты такой нервный.
Никто не может превратиться в воина сразу. Теперь ты должен
отправляться домой и не возвращаться до тех пор, пока не
излечишься и пока твой просвет не закроется.
17
Я не возвращался в Мексику несколько месяцев; я использовал
это время, чтобы работать над своими записями, и впервые
за 10 лет, с тех пор, как начал ученичество, учение дона
Хуана начало приобретать реальный смысл. Я чувствовал, что
долгие периоды времени, когда я должен был оставаться вдалеке
от ученичества, производили очень отрезвляющее и благотворное
действие на меня; они предоставляли мне возможность проверить
сведения и расположить их в интеллектуальном порядке, свойственном
моему воспитанию и интересу. Однако, события, которые имели
место в мой последний визит на поле действия, указывали
на ошибочность моего оптимизма по отношению к пониманию
знания дона Хуана.
Я сделал последнюю запись в своих заметках 16 октября 1970
года. События, которые имели место в этом случае, отметили
переходный период. Они не только закрыли цикл обучения,
но они также открыли новый цикл, который так сильно отличался
от того, что я делал до сих пор, что я чувствую, что это
точка, где я должен кончить мой репортаж.
Когда я приблизился к дому дона Хуана, я увидел его сидящем
на его обычном месте под рамада под дверью. Я поставил машину
в тени дерева, взял свой портфель и чемодан с бакалейными
товарами из машины и подошел к нему, громко поздоровавшись
с ним. Затем я заметил, что он был не один. Позади высокой
кучи дров сидел другой человек. Они оба смотрели на меня.
Дон Хуан помахал мне рукой и так же сделал другой человек.
Судя по его наряду, он не был индейцем, а был мексиканцем
с юго-запада. Он был одет, как левис: в бежевую рубашку,
техасскую ковбойскую шляпу и ковбойские ботинки.
Я заговорил с доном Хуаном и затем посмотрел на человека:
он улыбался мне. Я пристально смотрел на него некоторое
время.
- Здесь маленький Карлос, - сказал человек дону Хуану, -
И он совсем не разговаривает со мной. Не говори мне, что
он сердит на меня!
Прежде, чем я мог сказать что-нибудь, они оба разразились
смехом, и только тогда я понял, что незнакомец был дон Хенаро.
- Ты не узнал меня, да? - спросил он, все еще смеясь.
Я должен был признаться, что его наряд сбил меня с толку.
- Что ты делаешь в этой части мира, дон Хенаро? - спросил
я.
- Он прибыл насладиться теплым воздухом, - сказал дон Хуан.
- не правда ли?
- Верно, - вторил дон Хенаро. - Ты не представляешь, что
может сделать теплый воздух для тела старого человека, подобного
мне.
Я сел между ними.
- Что делает он с твоим телом? - спросил я.
- Теплый ветер говорит чрезвычайные вещи моему телу, - сказал
он.
Он повернулся к дону Хуану и глаза его заблестели.
- Не так ли?
- Дон Хуан кивнул ему головой утвердительно.
Я сказал им, что это время горячих ветров санта-ана было
худшей частью года для меня и поэтому очень странно, что
дон Хенаро приехал искать теплый ветер, в то время как я
убегал от него.
- Карлос не переносит жары, - сказал дон Хуан дону Хенаро.
- когда наступает жара, он становится, как ребенок, и задыхается.
- За... Что?
- За... дыхается.
- Мой бог! - сказал дон Хенаро, прикинувшись обеспокоенным,
и сделал жест отчаяния, который был неописуемо забавным.
Затем дон Хуан объяснил ему, что меня не было несколько
месяцев из-за неудачного случая с олли.
- Итак, ты наконец столкнулся с олли! - сказал дон Хенаро.
- Я думаю, да, - сказал я осторожно.
Они громко расхохотались. Дон Хенаро два или три раза похлопал
меня по спине. Это было легкое похлопывание, которое я воспринял,
как дружеское выражение участия. Он задержал свою руку на
моем плече и посмотрел на меня, и я почувствовал спокойную
удовлетворенность, которая длилась только момент, а затем
дон Хенаро сделал со мной что-то необъяснимое. Я внезапно
почувствовал, что он положил валун на мою спину. У меня
было ощущение, что он увеличил вес своей руки, которая лежала
на моем правом плече, так, что он заставил меня согнуться
вниз и удариться головой о землю.
- Мы должны помочь Карлуше, - сказал дон Хенаро и бросил
заговорщиский взгляд на дона Хуана.
Я снова выпрямился и повернулся к дону Хуану, но он смотрел
в сторону. У меня возникло колебание и досадная мысль, что
дон Хуан вел себя так, как будто он был в стороне, отдельно
от меня. Дон Хенаро смеялся; он, казалось, ждал моей реакции.
Я попросил его положить свою руку на мое плечо еще раз,
но он не хотел делать этого. Я убеждал его по крайней мере
объяснить мне, что он делал со мной. Он довольно посмеивался.
Я снова повернулся к дону Хуану и сказал ему, что вес руки
дона Хенаро едва не раздавил меня.
- Я ничего не знаю об этом, - сказал дон Хуан самым комическим
тоном.
- он не клал свою руку на мое плечо.
- Тут они оба расхохотались.
- Что ты делал со мной, дон Хенаро? - спросил я.
- Я просто положил свою руку на твое плечо, - сказал он
невинно.
- Положи ее снова, - сказал я.
Он отказался. Дон Хуан вступил в этом месте и попросил меня
описать дону Хенаро то, что я ощущал в моем последнем переживании.
Я подумал, что он хотел, чтобы я добросовестно описал то,
что происходило со мной, но чем серьезнее становилось мое
описание, тем больше они смеялись. Я останавливался два
или три раза, но они убеждали меня продолжать.
- Олли явился к тебе, не считаясь с твоими чувствами, -
сказал дон Хуан, когда я кончил свое повествование. - я
имею в виду, что ты не сделаешь ничего, чтобы соблазнить
его. Ты можешь сидеть, бездельничая или думая о женщинах,
а затем внезапно - легкий удар по твоему плечу, ты поворачиваешься
- и олли стоит перед тобой.
- Что я могу сделать, если случается что-то, подобное этому?
- спросил я.
- Эй! Эй! Подожди минутку! - сказал дон Хенаро. - это нехороший
вопрос. Не спрашивай о том, что ты можешь сделать, - Очевидно,
что ты не можешь сделать ничего. Спроси о том, что может
сделать воин.
Он повернулся ко мне, прищурившись. Его голова слегка наклонилась
вправо, а его рот сморщился.
Я посмотрел на дона Хуана, чтобы он намекнул мне, не было
ли это положение шуткой, но он сохранял непроницаемое лицо.
- Хорошо! - сказал я. - что может сделать воин?
Дон Хенаро прищурился и зачмокал своими губами, как будто
ища подходящие слова. Он взглянул на меня пристально, поддерживая
свой подбородок.
- Воин мочит в свои штаны, - сказал он с индейским спокойствием.
Дон Хуан закрыл свое лицо, а дон Хенаро хлопнулся на землю,
разразившись воющим смехом.
- Испуг - это нечто такое, отчего никогда нельзя навсегда
избавиться,
- сказал дон Хуан, когда смех утих. - Когда воин попадает
в такое трудное положение, он просто повернется к олли спиной,
не думая дважды. Воин не может потакать себе, поэтому он
не может умереть от испуга. Воин позволяет олли прийти только
тогда, когда он в хорошей форме и готов. Когда он достаточно
силен, чтобы сразиться с олли, он открывает свой просвет,
выманивает олли, хватает его, держит его прижатым к земле
и сохраняет свой пристальный взгляд на нем ровно столько,
сколько ему надо; затем он отводит свои глаза, освобождает
олли и отпускает его. Воин, мой дружок, - это мастер в любое
время.
- Что случится, если ты будешь слишком долго пристально
смотреть на олли? - спросил я.
Дон Хенаро посмотрел на меня и изобразил комический жест
высматривания.
- Кто знает? - сказал дон Хуан. - может быть, Хенаро расскажет
тебе, что случилось с ним.
- Может быть, - сказал дон Хенаро и захихикал.
- Ты расскажешь мне, пожалуйста?
Дон Хенаро встал, потрещал костями, выпрямляя свои руки,
и открыл свои глаза до такой степени, что они стали круглыми
и выглядели безумно.
- Хенаро собирается произвести дрожь пустыни, - сказал он
и пошел в чапараль.
- Хенаро решил помочь тебе, - сказал дон Хуан доверительным
тоном. - он делал то же самое для тебя в своем доме, и ты
почти _в_и_д_е_л_.
Я подумал, что он ссылался на то, что случилось у водопада,
но он говорил о таинственных грохочущих звуках, которые
я слышал у дома дона Хенаро.
- Между прочим, что это было? - спросил я. - мы смеялись
над этим, но ты никогда не объяснял мне, что это было.
- Ты никогда не спрашивал.
- Спрашивал.
- Нет. Ты спрашивал меня обо всем, за исключением этого.
Дон Хуан обвиняюще посмотрел на меня.
- Да.
- Это было искусство Хенаро, - сказал он. - только Хенаро
может делать это. Ты почти _в_и_д_е_л_ тогда.
Я сказал ему, что мне никогда не приходило в голову связать
"виденье" с необычными шумами, которые я слышал
тогда.
А почему ты не связывал? - спросил он решительно.
- "Видеть" - это значит глазами для меня, - сказал
я.
Он рассматривал меня некоторое время, как будто со мной
было что-то не так.
- Я никогда не говорил, что "виденье" - это только
глазами, - сказал он, покачав с недоверием головой.
- Как он делает это? - настаивал я.
- Он уже сказал тебе, как он делает это, - резко сказал
дон Хуан.
В этот самый момент я услышал необычайный грохот.
Я вскочил, а дон Хуан начал смеяться. Грохот был подобен
грому лавины. Прислушавшись к нему, я сделал забавное заключение,
что воспринимаемые мною звуки определенно происходили в
кино. Низкий гул, который я слышал, походил на звуковой
трюк кино, когда целая сторона горы рушится в долину.
Дон Хуан держался за бока, как будто они болели от смеха.
Грохочущий гуд потрясал землю, где я стоял. Я отчетливо
услышал удар чего-то, что, казалось, было увесистым булыжником,
который катился вниз. Я услышал ряд сокрушительных ударов,
что создало у меня впечатление, что валун неумолимо катился
ко мне. Я испытал момент крайнего замешательства. Мои мускулы
напряглись; все мое тело было готово к бегству.
Я взглянул на дона Хуана. Он пристально смотрел на меня.
Затем я услышал самый ужасающий удар, какой я когда-либо
слышал в моей жизни. Как будто огромный валун приземлился
прямо позади дома. Все содрогнулось, и в этот момент у меня
возникло наиболее необычное ощущение. На мгновение я действительно
"увидел" валун величиной с гору прямо позади дома.
Это не было образом, наложенным на картину дома, на который
я смотрел. Это также не было видом настоящего булыжника.
Это было, скорее, тем, как если бы шум создавал образ валуна,
катящегося на своих огромных боках. Я действительно "видел"
шум. Необъяснимый образ моего восприятия привел меня к глубокому
отчаянию и замешательству. Никогда в жизни я не представлял
себе, что мои чувства могли воспринимать таким образом.
На меня напал рациональный страх, и я решил спасаться бегством,
чтобы сохранить свою жизнь. Дон Хуан схватил меня рукой
и повелительно приказал мне не убегать и также не оглядываться,
но повернуться лицом в направлении, куда ушел дон Хенаро.
Я услышал следующую серию шумов, которые походили на звук
камней, падающих и громоздящихся друг на друга, а затем
все снова стало спокойно. Через несколько минут дон Хенаро
вернулся и сел. Он спросил, "видел" ли я. Я не
знал, что сказать. Я повернулся к дону Хуану за указаниями.
Он пристально смотрел на меня.
- Я думаю, что он "видел", - сказал он и засмеялся.
Я хотел сказать, что не понимаю, о чем они говорят. Я чувствовал
себя ужасно расстроенным. У меня было физическое ощущение
возмущения, крайнего неудобства.
- Я думаю, мы оставим его _з_д_е_с_ь_ сидеть одного, - сказал
дон Хуан.
Они встали и прошли мимо меня.
- Карлос потакает себе в своем замешательстве, - сказал
дон Хуан очень громко.
Я оставался один несколько часов и имел время написать свои
заметки и обдумать нелепость моего переживания. Думая об
этом, мне стало ясно, что с того самого момента, когда я
увидел дона Хенаро, сидевшим под рамада, ситуация приняла
нелепый вид. Чем больше я раздумывал над этим, тем больше
убеждался, что дон Хуан уступил контроль надо мной дону
Хенаро, и эта мысль наполнила меня мрачным предчувствием.
Дон Хуан и дон Хенаро вернулись в сумерках. Они сели рядом
со мной, сбоку от меня. Дон Хенаро сидел ближе и почти прислонился
ко мне. Его худое и хрупкое плечо слегка касалось меня,
и я испытывал то же самое чувство, которое у меня было,
когда он похлопад меня. Сокрушительная тяжесть навалилась
на меня, и я упал на колено дона Хуана. Он помог мне сесть
прямо и спросил в шутливом тоне, не пытался ли я уснуть
на его колене.
Дон Хенаро, казалось, наслаждался; его глаза блестели. Мне
хотелось заплакать. У меня было чувство, что я был подобен
животному, которое было загнано в загон.
- Я пугаю тебя, Карлуша? - спросил дон Хенаро, казалось,
действительно озабоченно. - Ты выглядишь подобно дикой лошади.
- Расскажи ему сказку, - сказал дон Хуан. - Только это успокаивает
его.
Они передвинулись и сели напротив меня. Они оба наблюдали
за мной с любопытством. В полутьме их глаза казались зеркальными,
как огромные темные лужи воды. Их глаза внушали страх; это
не были глаза людей. Мы пристально смотрели друг на друга
некоторое время, а затем я отвел свои глаза. Я заметил,
что я не боялся их, и, тем не менее, их глаза напугали меня
до такой степени, что я задрожал. Я почувствовал очень неудобное
замешательство.
Помолчав немного, дон Хуан убедил дона Хенаро рассказать
мне о том, что случилось с ним один раз, когда он попробовал
пересмотреть своего олли. Дон Хенаро сидел в нескольких
футах от меня, лицом ко мне; он ничего не говорил. Я взглянул
на него: его глаза, казалось, были в четыре или в пять раз
больше обычных человеческих глаз; они сияли и непреодолимо
притягивали. То, что, казалось, было светом его глаз, господствовало
над всем вокруг него. Тело дона Хенаро, казалось, съежилось
и выглядело подобно телу кошки. Я заметил движение его кошачьего
тела и испугался. Совершенно автоматически, как будто я
делал это всю свою жизнь, я принял "боевую позу"
и начал ритмично бить по своей правой икре. Когда я стал
сознавать свои действия, я смутился и взглянул на дона Хуана.
Он всматривался в меня, как он делал обычно; его глаза были
добрыми и успокаивающими. Он громко засмеялся. Дон Хенаро
издал мурлыкающий звук, встал и вошел в дом.
Дон Хуан объяснил мне, что дон Хенаро был очень сильным
и не любил заниматься пустяками, и что он просто дразнил
меня своими глазами. Он сказал, что, как обычно, я знал
больше, чем ожидал сам. Он сделал замечание, что каждый,
кто был связан с магией, был ужасно опасен в часы сумерек
и что маги, подобные дону Хенаро, могли совершать чудеса
в это время.
Мы молчали несколько минут, я чувствовал себя лучше. Разговор
с доном Хуаном расслабил меня и восстановил мою уверенность.
Затем он сказал, что он хотел поесть что-нибудь и что мы
собираемся прогуляться для того, чтобы дон Хенаро мог показать
мне технику прятанья.
Я попросил его объяснить, что он подразумевает под техникой
прятанья. Он сказал, что он закончил с объяснением вещей
мне, потому что объяснение только усиливало мое потакание
себе.
Мы вошли в дом. Дон Хенаро при свете керосиновой лампы пережевывал
пищу.
После еды мы трое пошли в густой пустынный чапараль. Дон
Хуан шел почти рядом со мной. Дон Хенаро был передо мной,
в нескольких ярдах впереди меня.
Была ясная ночь; были тяжелые тучи, но было достаточно лунного
света, чтобы ясно представлять себе окружающее. В один момент
дон Хуан остановился и сказал мне, чтобы я шел вперед и
догонял дона Хенаро. Я заколебался; он нежно подтолкнул
меня и заверил, что все хорошо. Он сказал, что я всегда
должен быть готов и всегда должен доверять собственной силе.
Я догонял дона Хенаро следующие два часа и пытался поравняться
с ним, но как сильно я ни старался, я не мог догнать его.
Силуэт дона Хенаро был всегда впереди меня. Иногда он исчезал,
как будто прыгал в сторону от тропинки, только чтобы снова
появиться впереди меня. Что касалось меня, то это, казалось,
была странная, бессмысленная ходьба в темноте. Я шел потому,
что я не знал, как вернуться к дому. Я не мог понять, что
делал дон Хенаро. Я подумал, что он вел меня к какому-то
неясному месту в чапарале, чтобы показать мне технику, о
которой говорил дон Хуан. В одном месте, однако, у меня
возникло необычное ощущение, что дон Хенаро был позади меня.
Я повернулся и мельком увидел человека в некотором отдалении
позади меня. Эффект был потрясающим. Я изо всех сил старался
увидеть в темноте и верил, что мог различить силуэт человека,
стоявшего примерно в пятнадцати ярдах от меня. Фигура почти
сливалась с кустами; она как будто хотела скрыться. Я пристально
вглядывался момент и мог действительно разобрать силуэт
человека в поле моего восприятия, даже хотя он и старался
спрятаться за темными очертаниями кустов. Тогда логичная
мысль пришла мне в голову: этим человеком должен быть дон
Хуан, который должен был следовать за нами все время. Мгновенно
я стал убежден, что это было так, я также понял, что я не
мог больше различать его силуэт; все, что было передо мной,
это неразличимая темная масса пустынного чапараля.
Я пошел к месту, где я видел человека, но не мог никого
найти. Дона Хенаро также нигде не было видно, и, так как
я не знал дороги, я сел ждать. Через полчаса дон Хуан и
дон Хенаро пришли. Они громко звали меня по имени. Я встал
и присоединился к ним.
Мы шли к дому в полной тишине. Я приветствовал этот антракт
тишины, потому что я чувствовал себя совершенно дезориентированным.
Фактически, я чувствовал себя неизвестным самому себе. Дон
Хенаро сделал что-то для меня, что-то, что удерживало меня
от формулирования моих мыслей тем путем, каим я привык это
делать. Мне стало это очевидно, когда я сидел на тропинке.
Я автоматически проверил время, когда сел, и затем оставался
спокойным, как будто мой ум был выключен. Все же, я сидел
в состоянии настороженности, какую я никогда не испытывал
прежде. Это было состояние безмыслия, возможно, сравнимое
с беззаботностью ко всему. Мир, казалось, был в течение
этого времени, в странном равновесии: я ничего не мог добавить
к нему и ничего не мог вычесть из него.
Когда мы пришли к дому, дон Хенаро раскатал соломенный мат
и лег спать. Я чувствовал необходимость воспроизвести свои
переживания дону Хуану. Но он не позволил мне говорить.
13 октября 1970 года.
- Я думаю, что я понял то, что дон Хенаро пытался сделать
прошлой ночью, - сказал я дону Хуану.
Я сказал это для того, чтобы вызывать его на разговор. Его
постоянные отказы разговаривать лишали меня присутствия
духа.
Дон Хуан улыбнулся и медленно покачал головой, как будто
соглашаясь со мной. Я должен был принять этот жест как подтверждение,
если бы не странный блеск в его глазах. Его глаза как будто
смеялись надо мной.
- Ты думаешь, я не понимаю, да? - спросил я непридужденно.
- Я полагаю, да... Понимаешь, на самом деле; ты понимаешь,
что Хенаро был позади тебя в то время. Однако, понимание
- это не настоящее дело.
Его утверждение, что дон Хенаро был позади меня все время,
потрясло меня. Я попросил его объяснить это.
- Твой ум направлен так, что ищет только одну сторону этого,
- сказал он.
Он взял сухую ветку и стал двигать ею по воздуху. Он не
бросал ее воздух и не рисовал фигуры; то, что он делал,
походило на движения, которые он делает своими пальцами,
когда вычищает сор из кучи зерна. Его движения были подобны
мягкому уколу или царапанью воздуха веткой.
Он обернулся и посмотрел на меня, а я машинально пожал плечами
в недоумении. Он стал чертить ближе и повторять свои движения,
сделав восемь точек на земле. Он обвел первую точку.
- Ты здесь, - сказал он. - Все мы здесь - это чувство, и
мы двигаемся отсюда сюда.
Он описал вторую, которую он начертил прямо над первой точкой.
Затем он стал двигать своей веткой взад и вперед между двумя
точками, чтобы изобразить тяжелое движение.
- Однако, человек имеет еще шесть точек, которыми он способен
управлять, - сказал он. - Большинство людей ничего не знают
о них.
Он поместил свою ветку между первой и второй точками и ткнул
землю ею.
- Движение между этими двумя точками ты называешь пониманием.
Ты делал это всю свою жизнь. Когда ты говоришь, что понимаешь
мое знание, ты не делаешь ничего нового.
Затем он соединил некоторые из восьми точек линиями; получилась
вытянутая трапецевидная фигура, которая имела восемь центров
с неровными лучами.
- Каждая из этих шести оставшихся точек - это мир, точно
так же, как чувство или понимание - это два мира для тебя,
- сказал он.
- Почему здесь восемь точек? Почему не бесконечное число,
как в круге? - спросил я.
Я начертил круг на земле. Дон Хуан улыбнулся.
- Насколько я знаю, есть только восемь точек, которыми чедловек
способен управлять. Возможно, люди не могут превысить этого.
И я сказал управлением, не пониманием, что ты получил?
Его тон был таким забавным, что я засмеялся. Он подражал
или, скорее, передразнивал мое настаивание на точном употреблении
слов.
- Твоя проблема в том, что ты хочешь все понять, а это невозможно.
Если ты настаиваешь на понимании, ты не учитываешь всю свою
судьбу, как человеческого существа. Твой камень преткновения
цел. Поэтому, ты не сделал почти ничего за все эти годы.
Ты, правда, вытряхнулся из своей полной дремоты, но этого
можно было достичь при любых других обстоятельствах.
После паузы дон Хуан велел мне подняться, потому что мы
собирались к водному каньону. Когда мы садились в мою машину,
из-за дома вышел дон Хенаро и присоединился к нам. Мы проехали
часть пути, а затем пошли пешком в глубоком ущелье. Дон
Хуан выбрал место в тени большого дерева, чтобы отдохнуть.
- Ты однажды упомянул, - начал дон Хуан, - что твой друг
сказал, когда вы наблюдали лист, падавший с самой вершины
сикомора, что тот же самый лист не упадет снова с того же
самого сикомора никогда в вечности, помнишь?
Я вспомнил, что рассказывал ему об этом случае.
- Мы у большого дерева, - продолжал он, - и теперь, если
мы посмотрим на другое дерево перед нами, мы можем увидеть
лист, падающий с самой вершины. Он указал мне смотреть.
На другой стороне оврага было большое дерево, его листья
были пожелтевшими и сухими. Он побудил меня движением своей
своей головы сохранять взгляд на дереве. После нескольких
минут ожидания с вершины сорвался лист и начал падать на
землю; он ударился о другие листья и ветки дерева три раза,
прежде чем упал на высокий подлесок.
- Ты видел его?
- Да.
- Ты скажешь, что тот же самый лист никогда снова не упадет
с того же самого дерева, правда?
- Правда.
- Насколько ты понимаешь - это истина. Но это только насколько
ты понимаешь. Смотри снова.
Я машинально взглянул и увидел падающий лист. Он действительно
ударялся о те же самые листья и ветки, что и предыдущий
лист. Я как будто смотрел текущую телевизионную передачу.
Я проследил за волнообразным падением листа, пока он не
упал на землю. Я поднялся узнать, были ли это два листа,
но высокий подлесок вокруг дерева препятствовал мне рассмотреть,
где лист действительно приземлился.
Дон Хуан рассмеялся и велел мне сесть.
Смотри, - сказал он, указав своей головой на вершину дерева.
- Там падает тот же самый лист снова.
Я еще раз увидел лист, падающий точно таким же образом,
что и два предыдущие.
Когда он упал, я знал, что дон Хуан собирается указать мне
снова посмотреть на вершину дерева, но прежде, чем он сделал
это, я поднял глаза. Лист падал снова. Тогда я понял, что
только видел первый сорвавшийся лист, или, скорее, первый
раз лист упал, когда я видел его с того мгновения, когда
он отделился от ветки; другие три раза лист был уже упавшим,
когда я поднимал голову посмотреть.
Я сказал это дону Хуану и настаивал, чтобы он объяснил мне
то, что он делал.
- Я не понимаю, как ты заставляешь меня видеть повторение
того, что я видел прежде. Что ты сделал со мной, дон Хуан?
Он засмеялся, но не отвечал, и я настаивал, что он должен
сказать мне, как я мог видеть этот лист, падающим снова
и снова. Я сказал, что, по моему мнению, это невозможно.
Дон Хуан сказал, что его разум говорит ему то же самое,
однако, я был свидетелем падения листа снова и снова. Затем
он повернулся к дону Хенаро.
- Не так ли? - спросил он.
Дон Хенаро не ответил. Его глаза были сосредоточены на мне.
- Это невозможно! - сказал я.
- Ты привязан! - воскликнул дон Хуан. - Ты привязан к своему
разуму. Он объяснил, что лист падал снова и снова с того
же самого дерева,
если только я остановлю попытки понять. Доверительным тоном
он сказал мне, что вся вещь у меня прошла удачно, но, однако,
моя мания всегда ослепляла меня в конце.
- В этом нечего понимать. Понимание - это только очень небольшое
дело, очень маленькое, - сказал он.
В этот момент дон Хенаро встал. Он бросил острый взгляд
на дона Хуана, их глаза встретились и дон Хуан посмотрел
на землю перед собой. Дон Хенаро стоял передо мной и начал
размахивать своими руками в стороны, взад и вперед ритмично.
- Смотри, Карлуша, - сказал он. - Смотри! Смотри!
Он издал чрезвычайно резкий, свистящий звук. Это был звук
чего-то рвущегося. Точно в то мгновение, когда раздался
звук, я почувствовал ощущение пустоты внизу моего живота.
Это было ужасно мучительное ощущение падения, не болезненного,
но, скорее, неприятного и поглощающего. Это продолжалось
несколько секунд, а затем спало, оставив странный зуд в
моих коленях. В то время, как длилось ощущение, я переживал
другой невероятный феномен. Я увидел дона Хенаро на вершине
гор, которые были, возможно, в десяти милях. Восприятие
длилось только несколько секунд и случилось так неожиданно,
что у меня не было времени действительно рассмотреть его.
Я не мог воскресить, видел ли я человеческую фигурку на
вершине горы или это был уменьшенный образ дона Хенаро.
Я не мог даже вспомнить, был ли это дон Хенаро или нет.
Однако, в этот момент для меня не было никакого сомнения,
что я видел его, стоящим на вершине гор. Однако, в тот момент
я подумал, что я не мог различить человека в десяти милях,
и восприятие исчезло.
Я повернулся, чтобы посмотреть на дона Хенаро, но его не
было. Недоумение, которое я переживал, было таким же удивительным,
как все
другое, что случалось со мной. Мой ум согнулся от напряжения.
Я чувствовал себя совершенно дезориентированным.
Дон Хуан встал и велел мне закрыть нижнюю часть моего живота
руками и плотно прижать ноги к телу в этом положении. Мы
в молчании некоторое время, а затем он сказал, что действительно
собирался воздержаться от объяснения чего-нибудь мне, потому
что только действуя, человек может стать магом. Он посоветовал
мне немедленно уехать, иначе дон Хенаро, возможно, убьет
меня в своем усилии помочь мне.
- Ты собираешься изменить направление, - сказал он, - и
ты разобьешь свои оковы.
Он сказал, что мне нечего было понимать в действиях его
и дона Хенаро и что маги были вполне способны совершать
необыкновенные проявления.
- Хенаро и я действуем отсюда, - сказал он и указал на один
из центров на своей диафрагме. - а это центр понимания,
и все же ты знаешь, что это такое.
Я хотел сказать, что я в действительности не знал, о чем
он говорил, но он не дал мне времени, встал и указал мне
следовать за ним. Он начал идти быстро необыкновенно, и
я, пыхтя и потея, старался не отставать от него.
Когда мы сели в машину, я огляделся, ища дона Хенаро.
- Где он? - спросил я.
- Ты знаешь, где он, - резко ответил дон Хуан.
Прежде, чем уехать, я посидел с ним, как я делал всегда.
У меня было непреодолимое побуждение спросить разъяснений.
Как говорит дон Хуан, - объяснения - это в действительности
мое потакание себе.
- Где дон Хенаро? - осторожно спросил я.
- Ты знаешь, где, - сказал он. - все же ты каждый раз терпишь
поражение, потому что ты настаиваешь на понимании. Например,
ты знал в ту ночь, что Хенаро был позади тебя все время,
ты даже повернулся и увидел его.
- Нет, - запротестовал я. - нет, я не знал этого.
Я был искренен в этом. Мой ум отказывался принять этот вид
влияния, как "реальное", и, однако, после десяти
лет ученичества с доном Хуаном мой ум не мог больше защищать
мои старые обычные критерии того, что является реальным.
Однако, все предположения, которые я до сих пор возбуждал
о природе реальности, были просто интеллектуальным махинациями;
доказательством тому было то, что под давлением действий
дона Хуана и дона Хенаро, мой ум зашел в тупик.
Дон Хуан посмотрел на меня, и в его глазах была такая печаль,
что я заплакал. Слезы потекли сами. В первый раз в своей
жизни я чувствовал обременяющий вес моего разума. Неописуемая
мука овладела мной. Я невольно завыл и обнял его. Он быстро
стукнул меня суставами пальцев по макушке моей головы. Я
почувствовал это как волну вниз по позвоночнику. Это имело
отрезвляющее действие.
- Ты слишком много потакаешь себе, - сказал он мягко.
ЭПИЛОГ
Дон Хуан медленно ходил вокруг меня. Он, казалось, раздумывал,
говорить или не говорить что-то мне. Дважды он останавливался
и, казалось, передумывал.
- Вернешься ты или нет - это совершенно неважно, - наконец,
сказал он. - однако, теперь тебе необходимо жить, как воину.
Ты всегда знал это, теперь ты просто в положении, что вынужден
использовать нечто, чем ты пренебрегал прежде. Но ты должен
бороться за это знание; оно не просто дано тебе; оно не
просто вручено тебе свыше. Ты должен выбить его из себя.
Все же, ты все еще светящееся существо. Ты все еще собираешься
умереть подобно всем другим. Я однажды говорил тебе, что
ничего нельзя изменить в светящемся яйце.
Он помолчал момент. Я знал, что он смотрел на меня, но я
избегал его глаз.
- Ничто реально не изменилось в тебе, - сказал он.
|
