ГЛАВА
20
Свою третью ночь в домике на дереве я провела как на курорте.
Я просто забралась в спальный мешок, крепко заснула и проснулась
на рассвете. Опускаться вниз на этот раз тоже было легче.
Я наловчилась пользоваться веревками и блоками так, что
при этом мне не приходилось напрягать спину и плечи.
- Сегодня - последний день твоего переходного периода, -
объявил Эмилито, когда мы закончили завтракать. - Тебе предстоит
немало потрудиться. Но ты не лентяйка, поэтому для тебя
это будет несложно.
- Что ты называешь переходным периодом?
- Речь идет о шести днях, которые прошли с тех пор, когда
ты в последний раз разговаривала с Кларой. Не забывай, что
ты провела на дереве уже шесть ночей, три из которых ты
помнишь, а три не помнишь. Маги всегда группируют события
в серии по три.
- Я тоже должна делать все по три раза? - спросила я.
- Разумеется. Ты ведь преемница Нелиды, не так ли? Ты продолжаешь
ее линию. - Затем он застенчиво улыбнулся и добавил:
- Но сейчас ты должна делать то, что тебе говорю я. Помни,
что пока мы с тобой здесь вдвоем, как бы долго это ни продолжалось,
- я твой наставник. Вт слов Эмилито меня немного покоробило.
Когда Нелида говорила "мы с тобой" во всех своих
высказываниях, я каждый раз чувствовала гордое волнение,
но когда так говорил со мной смотритель, это мне совсем
не нравилось.
Заметив мое смущение, он заверил меня, что никем не контролируемые
силы свели нас с ним вместе для выполнения особой задачи.
Поэтому мы должны были действовать согласованно, ведь именно
так осуществляются все начинания в магической традиции.
- Клара подготовила физический аспект твоего существа, научив
тебя вспоминанию, и приоткрыла твои энергетические врата
с помощью магических приемов, объяснил он. - Моя же задача
в том, чтобы укрепить твой двойник, а затем научить его
сталкингу.
Он заверил меня, что никто кроме него не может научить меня
сталкингу с двойником.
- Ты мне можешь объяснить, что такое сталкинг с двойником?
- спросила я.
- Конечно, могу. Но разговаривать об этом было бы неразумно,
потому что сталкинг подразумевает действие, а не разговоры
о том, как нужно действовать. Кроме того, ты сама уже знаешь,
о чем идет речь, потому что ты уже занималась этим сталкингом.
- Где и когда я им занималась?
- В первую свою ночь в домике на дереве, - сказал Эмилито,
- когда ты чуть было не умерла от страха. Тогда твой рассудок
не мог найти выхода из сложившейся ситуации, потому что
обстоятельства вынудили тебя положиться на двойника. Именно
твой двойник пришел тебе тогда на помощь. Он просочился
через те врата, которые широко открыл в тебе страх. Я называю
то, что тогда случилось с тобой, сталкингом с двойником.
Нагваль и Нелида достигли мастерства в управлении двойником.
Поэтому они помогут расставить тебе все точки над "i",
- продолжал он, - при условии, что я проделаю всю черновую
работу. Таким образом, от меня зависит, сможешь ли ты понять
то, что они будут тебе говорить, точно так же, как от Клары
зависело, будешь ли ты готова для работы со мной. Отсюда
следует, что если я не подготовлю тебя, они ничему не смогут
тебя научить.
- А почему Клара не могла и дальше оставаться моим учителем?
- спросила я, выпив немного воды.
Он пристально посмотрел на меня, а затем моргнул глазами,
как птица.
- Это традиция - иметь двух наставников, - сказал Эмилито.
- У каждого из нас их было двое. Но в конце концов я продолжил
занятия с одним учителем, которым был нагваль. Это тоже
традиция.
Эмилито объяснил, что нагваль Хулиан Грау был не только
его учителем, но и учителем каждого из шестнадцати других
представителей семейства. Нагваль Хулиан вместе со своим
учителем, другим нагвалем по имени Элиас Абеляр, нашли каждого
из членов магической группы и помогли всем стать на путь
освобождения.
- А почему фамилии Грау и Абеляр перешли ко всем остальным
магам?
- Это имена силы, объяснил Эмилито. - Их берут себе маги
всех поколений. Еще есть правило чередования фамилий нагвалей
из поколения в поколение. Это значит, что Джон Мишель Абеляр
унаследовал свою фамилию от Элиаса Абеляра, а новый нагваль,
который продолжит дело Джона Мишеля Абеляра, возьмет себе
фамилию Грау в честь Хулиана Грау. Это правило распространяется
на всех нагвалей.
- Почему Нелида сказала, что я - Абеляр?
- Потому что вы с ней похожи как две капли воды. А традиция
гласит, что в таком случае ты должна унаследовать ее фамилию
или имя, - если пожелаешь, и то, и другое. Сама она унаследовала
от своей предшественницы и имя, и фамилию.
- Кто ввел эти правила и зачем они ему понадобились? - спросила
я.
- Правила нужны для того, чтобы маги руководствовались ими
и не становились слишком своенравными и непредсказуемыми.
Они должны придерживаться этой традиции, потому что она
предложена им самим духом. Вот что мне говорили по этому
поводу, и сомневаться в чем у меня нет никаких оснований.
Эмилито сказал, что его другим учителем была женщина по
имени Талиа. Он описал ее как самую великолепную женщину,
которую можно себе вообразить существующей на земле.
- А мне кажется, что Нелида - самое прекрасное существо!
- выпалила я, но тут же и остановилась. Если бы я этого
не сделала, мои слова прозвучали бы так же, как слова Эмилито,
- исполненными бесконечного почитания.
Эмилито наклонился ко мне через стол и с видом конспиратора,
который все же собирается поведать мне какой-та секрет,
произнес:
- Я с тобой согласен. Но подожди еще некоторое время, пока
Нелида старательно возьмется за тебя, - тогда ты будешь
любить ее так, будто во всем мире никого больше не существует.
Яго слова не удивили меня, потому что он правильно высказался
о том, о чем я сама уже начала догадываться. Я любила Нелиду
так, словно знала ее вечно, словно она была моей матерью,
которой у меня в семье, можно сказать, и не было. Я сказала
ему, что для меня она была самой доброй, самой прекрасной
и безупречной женщиной, которую я когда-либо встречала,
и это все при том, что всего лишь несколько дней назад я
даже не подозревала, что она существует.
На самом деле ты знала ее, - запротестовал Эмилито. - Каждый
из нас встречался с тобой, а Нелида навещала тебя чаще,
чем все остальные. Задолго до того, как ты встретилась с
Кларой, Нелида обучила тебя множеству полезных вещей.
- Чему же она, по-твоему, меня обучила? - спросила я неловко.
Он почесал макушку, а затем ответил:
Она научила тебя, например, советоваться с двойником.
- Ты уже говорил, что с помощью двойника я выжила в первую
свою ночь на дереве. Но я совсем не представляю себе, как
мне это удалось.
- Да представляешь ты, представляешь. Ты всегда умела контактировать
с ним. Что ты скажешь, если я напомню тебе твой метод получения
советов с помощью расслабления и посматривания на горизонт
в южном направлении?
Как только он сказал об этом, что-то прояснилось у меня
в уме. Я совсем позабыла о тех снах, которые мне снились
многие годы и в которых прекрасная загадочная леди разговаривала
со мной и оставляла мне подарки на прикроватном столике.
Однажды мне приснилось, что ока подарила мне кольцо с опалом,
а в другой раз - золотой браслет с маленьким амулетом в
виде сердечка. Иногда она просто садилась на краю моей кровати
и говорила мне о том, что я должна сделать по пробуждении.
Тогда же она научила меня смотреть в поисках ответа на горизонт,
носить одежду определенных цветов и даже делать прическу,
которая бы была мне больше к лицу.
Когда я чувствовала себя уныло и одиноко, она успокаивала
и веселила меня, шепча мне в ухо забавные глупости. Но отчетливее
всего я помню, как она говорила мне, что любит меня такой,
какой я была тогда. Она так и говорила: "Я люблю тебя
такой, какая ты есть". Затем она обычно гладила меня
по спине там, где я чувствовала напряжение, касалась головы
и трепала мои волосы. Я поняла теперь, что именно потому,
что она так ласкает меня, я не любила прикосновений своей
матери. Мне было неприятно, когда кто-то кроме нее дотрагивался
до меня. Проснувшись утром после такого сна, я всякий раз
чувствовала, что ничто в мире не страшно мне до тех пор,
пока эта леди лелеет в своем сердце любовь ко мне.
Мне всегда казалось, что это все мои фантазии. Посещая католическую
школу, в то время я даже думала, что это ко мне является
Блаженная Дева Мария или какая-то из святых. Меня учили,
что все добро в мире исходит от них. Одно время мне даже
казалось, что моя волшебница-крестная, о которой я прочла
в какой-то детской сказке, но никогда мне не могло прийти
в голову, что эта женщина реально существует на Земле.
- Это была не Дева Мария и не святая, дуреха, сказал Эмилито,
засмеявшись. - Это была наша Нелида. И все те драгоценности
она на самом деле давала тебе. Ты найдешь их все под платформой
в домике на дереве. Ей они достались от ее предшественницы,
поэтому она теперь передает их тебе.
Ты хочешь сказать, что кольцо с опалом действительно существует?!
- вырвалось у меня.
Эмилито утвердительно кивнул.
- Если не веришь, иди посмотри. Нелида просила меня, чтобы
я сказал тебе...
Прежде чем он успел закончить свою реплику, я выскочила
из кухни и побежала к дереву перед домом. С рекордной скоростью
я поднялась в домик на дереве. Там, в маленькой обитой шелком
шкатулке, спрятанной под платформой, лежали изысканные драгоценные
украшения. Я сразу же узнала кольцо с опалом, в котором
мерцал красный огонек, и золотой браслет с амулетом. Кроме
них, там были другие кольца, золотые часы и цепочка с бриллиантом.
Я достала золотой браслет и надела его. Впервые с тех пор,
как я рассталась с Кларой, мои глаза наполнились слезами.
Но это были слезы не жалости к себе и грусти, а радости
и возбуждения. Ведь теперь я знала вне всяких сомнений,
что прекрасная леди была не просто причудой моего воображения.
Я произнесла вслух имя Нелиды и поблагодарила ее громким
голосом за все ее добрые дела. Я пообещала ей измениться,
оправдать ее доверие и делать все, что Эмилито велит мне,
- до тех пор, пока снова не увижусь с ней.
Когда я спустилась вниз, оказалось, что Эмилито ждет меня
возле двери в кухню. Я показала ему браслет и кольца и спросила,
как могло случиться, что те же самые драгоценности снились
мне много лет назад.
- Маги - очень удивительные существа, - сказал Эмилито,
- и все потому, что большую часть времени они действуют
с помощью двойника. Нелида
- великий сталкер. Она использует сталкинг для того, чтобы
входить в сны других. Ее сила так велика, что она может
не только сама оказываться во сне, но и приносить туда с
собой вещи. Вот так она встречалась с тобой. Теперь ты понимаешь,
почему она носит фамилию Абеляр. Абеляр - означает сталкер.
А Грау у нас значит сновидящий. Все маги в этом доме либо
сталкеры, либо сновидящие.
- В чем разница, Эмилито?
- Сталкеры замышляют, а затем воплощают в жизнь свои замыслы.
Они делают изобретения и открытия, изменяя при этом вещи
во сне и наяву. Сновидящие идут вперед без всяких замыслов
и рассуждений. Они просто окунаются в реальность мира или
в реальность сновидения.
- Это все непонятно мне, Эмилито, - сказала я, рассматривая
отблески света в опале.
- Я и занимаюсь с тобой затем, чтобы это стало тебе понятным,
- ответил он. - И для того, чтобы содействовать мне, ты
должна делать то, что я тебе говорю. Все, что я говорю,
делаю или советую тебе, - это либо буквальное воспроизведение
слов двух моих учителей, либо что-то, непосредственно выведенное
из их наставлений. - Он наклонился ближе ко мне. - Ты можешь
мне не верить, прошептал он, - но по своей натуре мы с тобой
очень схожи.
- В чем, Эмилито?
- Мы оба чуть-чуть чокнутые, - сказал он с самым серьезным
выражением лица. - Обрати на это внимание и хорошенько запомни
это. Для того чтобы быть здравыми, мы должны работать, как
лошади, над достижением гармонии, но не ума и тела, а двойника.
Я не видела, как можно ему возразить, и поэтому согласилась
с этим. Но через некоторое время, сидя за кухонным столом,
я спросила его:
- Как мы можем быть уверены, что совершенствуем двойник?
- М этом можно судить по тому, как нам удается открывать
врата, - ответил он. - Первые врата находятся на подошвах
ног, у основания большого пальца.
Одним быстрым движением он ухватил под столом мою левую
ногу и мгновенно снял с нее туфлю и носок. Затем большим
и указательным пальцами он как клещами сдавил круглую выпуклость,
которая находится на стопе там, где расположено основание
большого пальца. От неожиданности и резкой боли я вскрикнула.
Я так сильно рванула ногу к себе, что ударила коленом о
нижнюю сторону столешницы. Я вскочила и завопила:
- Как это называется, черт побери!
Он не обратил никакого внимания на мой сердитый порыв и
сказал:
- Я показываю тебе, где расположены врата, в полном соответствии
с традицией. Поэтому будь внимательна.
Он встал и перешел на мою сторону.
- Вторые врата находятся в области икр и внутри колен, -
сказал он, нагибаясь и ударяя меня по ногам. Третьи - это
половые органы и копчик. Прежде чем я успела отодвинуться,
он протянул свои горячие руки до моей промежности и, ухватив
за брюки, немного приподнял.
Я с силой оттолкнула его, но он ухватил меня за одежду внизу
спины.
- Четвертые и наиболее важные находятся в области почек,
- сказал он. Не обращая внимания на мое сопротивление, он
снова толкнул меня на скамью. Его руки поднялись выше по
моей спине. Я съежилась, но ради Нелиды не мешала ему.
- Пятая точка находится между лопатками, - сказал он. -
Шестая - у основания черепа, а седьмая - на макушке головы.
- Для того, чтобы продемонстрировать, где находится последняя
точка, костяшки его руки с силой опустились на самую макушку
моей головы.
Он вернулся на другую сторону стола и сел.
- Если открыты первые и вторые врата, мы излучаем энергию,
которая делает нас невыносимыми для окружающих, - продолжал
он. - Если же третьи и четвертые врата не закупорены так
плотно, как это обычно бывает, мы излучаем энергию, которая
располагает к нам людей.
Я знала наверняка, что у смотрителя были настежь открыты
нижние центры, потому что более несносным и отвратительным
я не могла его себе представить. Отчасти шутя, а отчасти
потому, что чувствовала себя виноватой перед ним за эту
мысль, я заметила, что люди не очень-то любят меня. Мне
всегда казалось, что мне недостает доброжелательности и
внимательности, и поэтому мне постоянно хотелось чем-то
располагать их к себе.
- Это вполне понятно, - согласился он. - Твои врата на подошвах
и икрах приоткрыты с самого рождения. Еще одним следствием
того, что у тебя открыты нижние центры, является то, что
у тебя возникают трудности с ходьбой.
- Послушай, - сказала я, - в том, как я хожу, нет ничего
плохого. Я занимаюсь боевыми искусствами. Клара говорила
мне, что я передвигаюсь очень плавно и грациозно.
Тут он рассмеялся.
- Можешь заниматься всем чем хочешь, - возразил он, - но
ты таскаешь ноги во время ходьбы. У тебя походка старика.
Эмилито был еще хуже, чем Клара. Она по крайней мере умела
смеяться со мной, а не только надо мной. У него же не было
совсем никакого уважения к моим чувствам. Он издевался надо
мной так, как старшие дети издеваются над младшими - теми,
кто еще беззащитен.
Ты ведь не обиделась, правда? - спросил он, пристально глядя
на меня.
Я? Обиделась? Разумеется, нет, - сказала я, кипятясь.
- Вот и хорошо. Клара уверяла меня, что с помощью вспоминания
ты почти полностью избавилась от жалости к себе и от чувства
собственной важности. Проработка в ходе вспоминания эпизодов
твоей жизни, особенно половой жизни, еще больше приоткрыла
у тебя врата. Хруст, который иногда раздается в твоем затылке,
происходит в тот момент, когда левая и правая стороны у
тебя разделяются. В результате точно в середине тела образуется
зазор, по которому энергия поднимается в затылок, туда,
откуда доносится этот звук. Если ты слышишь по временам
этот звук, это значит, что двойник у тебя вот-вот осознает
себя.
- Что мне делать, когда я слышу этот звук?
- Знание о том, что делать, не имеет никакого значения,
поэтому мы практически ничего не можем изменить, - сказал
он. - Можно продолжать сидеть дальше или встать и пройтись.
Главное, знать при этом, что мы ограничены потому, что физическое
тело сковывает наше осознание. Но когда случается переворот
и двойник начинает управлять осознанием, мы можем сделать
почти все, что можем себе вообразить.
Он встал и подошел ко мне.
- Знай, что тебе не удастся хитростью вынудить меня рассказывать
тебе обо всем этом так, как ты заставляла это делать Клару
и Нелиду, - сказал он. - Понять что-то о двойнике можно
только тогда, когда ты сама осуществила соответствующее
действие. А пока я говорю с тобой потому, что твой переходный
период еще не закончился.
Он взял меня за руку и практически выволок за собой во двор
дома. Затем он усадил меня под деревом так, что одна толстая
ветка проходила несколькими дюймами выше моей головы. Он
сказал, что собирается посмотреть, смогу ли я еще раз воссоздать
двойник, на этот раз с помощью дерева и в полном сознании.
Я очень сильно сомневалась в том, что смогу что-нибудь воссоздать,
и сказала ему об этом. Но он настаивал на том, что если
я использую намерение, мой двойник сам выйдет из меня и
распространится за пределы моего физического тела.
- Что конкретно я должна делать? - спросила я, надеясь,
что он покажет мне какую-то последовательность действий,
которая является частью магической традиции.
Он велел мне закрыть глаза и сосредоточиться на дыхании.
Затем мне следовало выразить намерение, которое приведет
в действие силу. Эта сила устремится вверх до тех пор, пока
я не почувствую вратами, расположенными на макушке головы,
что могу касаться веток, находящихся надо мной. Он сказал,
что это сделать мне будет довольно легко, потому что я воспользуюсь
поддержкой моего друга - дерева. Его энергия, объяснил он,
сформирует матрицу, которая заполнит собой мое осознание.
После того, как я некоторое время сосредоточивалась на дыхании,
я почувствовала восходящие пульсации энергии в позвоночнике.
Казалось, что они выталкивают что-то на макушке головы.
Затем что-то во мне открылось. С каждым вдохом энергетическая
линия простиралась из меня до вершины дерева, а на выдохе
ее втягивало обратно в тело. С каждым вдохом во мне росло
ощущение, что я достаю до вершины дерева. В конце концов
у меня не осталось сомнений в том, что мое тело увеличилось
до размеров дерева.
В один момент меня охватило чувство огромной расположенности
и привязанности к дереву. Мгновенно я почувствовала, как
что-то хлынуло вверх по позвоночнику и еще выше за пределы
головы. Внезапно я осознала, что обозреваю окружающую местность
с вершины дерева. Это ощущение длилось лишь мгновение, потому
что до меня донесся голос смотрителя, приказывающего мне
опуститься и вернуться вновь в свое тело. Я почувствовала,
как что-то пенящееся и шипящее, подобное водопаду, обрушилось
вниз, вошло в меня через макушку и заполнило тело знакомым
теплом.
- Не следует потакать желанию надолго отождествляться с
деревом, - сказал он мне, когда я открыла глаза.
Меня переполняло стремление обнять дерево, но смотритель
за руку оттянул меня на некоторое расстояние от него и усадил
на большой камень. Он отметил, что с помощью внешней силы,
которая в данном случае объединила мое осознание с деревом,
человек легко может дать возможность двойнику расширяться.
Однако это настолько легко, что мы можем переусердствовать
и слиться с деревом на столь продолжительное время, что
лишим его всей его энергии, которая необходима ему для того,
чтобы жить и расти. Еще существует опасность, что мы можем
потерять часть энергии, отдав ее дереву вследствие своей
чрезмерной привязанности к нему.
- Сливаться можно с чем угодно, - объяснил он. Если тот
человек или та вещь, с которыми ты сливаешься, сильны, твоя
энергия возрастает, как это было всякий раз, когда ты сливалась
с волшебником Манфредом. Но если человек или вещь слабы,
лучше держись от них подальше. В любом случае не увлекайся
этим упражнением, потому что, как и все остальное, это обоюдоострый
меч. Внешняя энергия всегда отличается от нашей внутренней,
а нередко и враждебна ей.
Я внимательно слушала то, что рассказывал мне смотритель.
Одно показалось мне чрезвычайно интересным.
Эмилито, скажи пожалуйста, почему ты назвал Манфреда волшебником?
- Таким образом мы подчеркиваем его уникальность. Манфред
для нас не может быть кем-то иным кроме волшебника. Он -
больше чем маг. Он был бы магом, если бы жил среди своих
собратьев. Но он живет среди людей, и к тому же магов, и
при этом не уступает им. Только весьма продвинутый волшебник
может вести себя так.
Я спросила его, увижу ли когда-нибудь Манфреда вновь. Но
смотритель с таким пафосом прижал свой указательный палец
к губам, что я решила дальше молчать и не требовать от него
ответа.
Он поднял с земли палочку и нарисовал на земле овал. Затем
он провел еще одну горизонтальную черту, пересекающую его
посередине. Указывая на эти две половинки овала, он сказал,
что двойник разделяется на верхнюю и нижнюю части, которые
в первом приближении соответствуют в физическом теле животу
и грудной клетке. В этих двух частях тела обращается два
различных типа энергии. В нижней части циркулирует изначальная
энергия, которая была у нас еще тогда, когда мы находились
в лоне матери. В верхней части находится энергия мысли.
Эта энергия входит в тело после рождения с первым вдохом.
Он объяснил, что с годами энергия мысли возрастает и проникает
в голову, а исходная энергия опускается в область гениталий.
В обычной жизни эти две энергии разделены в двойнике, что
вызывает слабость и недомогание физического тела.
Он провел еще одну линию, на этот раз разделяя овальный
контур по вертикали, и сказал, что это соответствует делению
тела на левую и правую стороны. Эти две стороны, заявил
он, также характеризуется каждая своей структурой круговорота
энергии. Справа энергия циркулирует по передней части двойника
вверх, а по задней - вниз, но слева происходит наоборот:
она опускается по передней части и поднимается по задней.
Он объяснил, что типичная ошибка многих магов, которые пытаются
пробиться к двойнику, состоит в том, что они распространяют
на него закономерности, которые присущи лишь физическому
телу. Они, например, могут начать обращаться с ним так,
будто он создан из мышц и костей. Он заверил меня, что физические
упражнения никак не могут повлиять на двойник.
- Самый простой выход из этого затруднения, объяснил смотритель,
- разделить тело и двойник. Только когда вне всяких сомнений
ясно, что они разделены, осознание может перетекать от одного
к другому. Этим и занимаются маги. Таким образом им удается
оставить в стороне всю бессмысленность ритуалов, заклинаний
и изощренных методов дыхания, которые, как предполагается,
должны объединять их.
- А что ты скажешь о дыхательных упражнениях и магических
приемах, которым Клара обучила меня? Они тоже бессмысленны?
- Нет. Она обучала тебя только тому, что поможет тебе разделить
тело и двойник. Поэтому все они нам пригодятся.
Он сказал, что, вероятно, самая большая ошибка людей в том,
что они считают самым важным здоровье тела и заботятся лишь
о том, чтобы ему было удобно, тогда как в сущности смысл
наших жизней находится в сфере двойника. Непонимание этого
связано с тем, что люди склонны видеть источник осознания
в физическом теле. Он добавил, что наше обычное восприятие
базируется на энергии, которая обращается к правой части
двойника. С этим связана наша способность думать, рассуждать
и эффективно работать с идеями и мнениями других. Иногда
случайно, но чаше всего вследствие целенаправленных занятий,
осознание может переместиться к энергии, которая циркулирует
в левой части двойника, что приводит к появлению в поведении
человека тенденций, которые не благоприятствуют умственной
работе и контактам с людьми.
Когда осознание устойчиво обращается к левой части двойника,
- продолжал он, - двойник становится независимым от тела,
и человек может совершать невиданные трюки. И это не удивительно,
ведь двойник - это источник нашей энергии. А физическое
тело представляет просто вместилище, где эта энергия может
временно находиться.
Я спросила его, существуют ли люди, которые могут по своей
воле помешать свое осознание на любой стороне двойника.
Он утвердительно кивнул.
- Маги могут делать это, - ответил он. - В тот день, когда
ты достигнешь этой способности сама, ты тоже станешь магом.
Он сказал, что некоторые люди могут перемещать осознание
в левую часть двойника или в правую сразу после того, как
им удается совершить абстрактный полет. Для этого им достаточно
только управлять своим дыханием. Такие люди могут заниматься
магией или боевыми искусствами так же успешно, как и постигать
заумные научные построения. Он сказал, что стремление постоянно
осознавать лишь левую часть двойника является более опасной
ловушкой, чем все соблазны обычного мира, потому что это
стремление приводит нас к тайне и обещает силу.
- Наша подлинная надежда лежит в центре, - сказал он, касаясь
моего лба и центра грудной клетки, - потому что в стене,
которая разделяет двойник на части, имеется тайная дверца,
ведущая к маленькой третьей части, о которой мало кто знает.
Только тогда, когда эта дверца открывается, мы познаем подлинную
свободу.
Он схватил меня за руку и стянул с камня.
- Твой переходный период уже почти закончился, сказал он,
поспешно увлекая меня за собой в дом. - Некогда больше рассуждать.
А сейчас мы отметим его завершение тем, что провернем одну
штуку. Пошли в мою комнату.
Я обмерла. Теперь я была не просто смущена, но и почувствовала
страх. Каким бы экцентричным Эмилито ни был, и как бы много
он ни говорил о двойнике, он все же был мужчиной, и воспоминание
о том, как он протягивал ко мне руки на кухне, были еще
слишком ярки. Я знала к тому же, что это не было с его стороны
бесстрастное прикосновение с целью продемонстрировать мне
местоположение энергетических центров. Его прикосновения
ясно дали мне понять, что он желает меня.
Смотритель уставился на меня холодным взглядом.
- Кто ты хочешь сказать тем, что мои прикосновения дали
тебе понять, что я желаю тебя?
Мне оставалось лишь смотреть на него с открытым ртом. Он
воспроизвел мою мысль дословно. Волна стыда прокатилась
по мне, а затем все мое тело задрожало. Я начала неуклюже
извиняться. Я сказала ему, что часто воображала себя такой
прекрасной, что ни один мужчина не мог передо мной устоять.
- Вспоминать означает сжигать это все, - сказал он. Ты не
справилась со своей работой. Несомненно, именно в этом причина
того, что ты потерпела неудачу при попытке совершить магический
переход.
Он развернулся и пошел прочь от дома.
- Значит, еще не время показывать тебе то, что я хотел показать,
- сказал он. - Нет, время еще не пришло. Тебе нужно еще
немало поработать ты должна быть намного внимательней. И
настойчивей тоже, потому что тебе нельзя больше спотыкаться.
-
ГЛАВА 21
Мой переходный период закончился сразу после того, как Эмилито
упрекнул меня в том, что я неправильно поняла его замысел.
Начиная с этого времени он полностью прекратил разыгрывать
роль своенравного шута и стал очень требовательным наставником.
Я больше не слышала от него пространных рассуждений о том,
что такое двойник, или объяснений каких-то других магических
понятий. Мне больше не приходилось выслушивать утешительные
речи. Я работала много и упорно. Каждый день с утра до вечера
я ни на минуту не покладала рук. И лишь вечером, изнемогая
от усталости, я засыпала в домике на дереве.
Продолжая заниматься кунг-фу и работая в огороде, я должна
была также готовить обед и ужин. Смотритель научил меня
разжигать печь и готовить простые блюда. Следует отметить,
что моя мать тоже пыталась научить меня этому, но потерпела
полную неудачу. Поскольку теперь у меня были другие дела,
я обычно засыпала все что нужно в горшочек и ставила его
в печку, а затем приходила позже и ела. После нескольких
недель приготовления одного и того же плова я добилась наконец
того, что он стал вкусным. Эмилито даже заметил, что я стала
если не довольно хорошим поваром, то, по крайней мере, таким
поваром, еда которого съедобна. Я отнеслась к его словам
как к комплименту, потому что ни разу в моей жизни то, что
я готовила, - будь то отбивная или торт - не было съедобным.
Мы каждый раз ели в молчании. Тишина нарушалась лишь тогда,
когда он хотел мне что-то сказать. Но когда завязать разговор
хотела я, он похлопывал по своему животу, напоминая мне
тем самым о своем утонченном пищеварении.
Как и раньше, большую часть времени я посвящала вспоминанию.
Смотритель велел мне проработать еще раз те же самые события
с участием тех же людей, что и раньше, только на этот раз
я должна была заниматься этим в домике на дереве. Я так
привыкла подниматься в него каждый день, что потеряла свой
врожденный страх высоты. Мне нравилось проводить время на
свежем воздухе. Очень приятен для меня был вечер, когда
я занималась особыми делами. Под руководством Клары я занималась
вспоминанием в пещере. Тогда мое доминирующее настроение
было мрачным, тяжелым, земным и нередко имело примесь страха.
Но под руководством Эмилито мое вспоминание в домике на
дереве приобрело новые качества. Оно стало легким, воздушным,
прозрачным. Я припоминала события с беспрецедентной ясностью.
То ли у меня прибавилось энергии, то ли дело было в том,
что я находилась над землей, но воспоминания стали необычайно
подробными. Все стало более ярковыраженным, но в то же время
не так заряженным жалостью к себе, мраком, страхом или сожалением
о случившемся, что было очень характерно для моих прежних
занятий вспоминанием.
Клара предлагала мне писать на земле имя каждого человека,
которого я встречала в своей жизни, а затем стирать его
рукой, когда я очистила дыханием все, что ассоциировалось
у меня с этим человеком. Эмилито же заставлял меня писать
имена людей на сухих листиках, а затем подносить к. ним
горящую спичку, когда я заканчивала работать с воспоминаниями
о них. Он дал мне специальное приспособление для сожжения
листьев. Это был металлический куб высотой двенадцать дюймов,
в стенках которого были аккуратно сделаны маленькие круглые
дырочки. Половина одной грани куба была прозрачной - в нее
было вмонтировано стеклышко, напоминающее маленькое окошко.
Верх куба открывался, и на нижней стороне крышки было длинное
отверстие. Со стороны окошка был небольшой рычажок, который
вдвигался внутрь и выдвигался оттуда. К нему можно было
привязать спичку и зажечь ее трением о шероховатую поверхность
внутренней стороны крышки после того, как она оказывалась
закрытой.
- Для того, чтобы ты не могла прямо смотреть на огонь,-
объяснил Эмилито, - ты должна наколоть листок на острие
с тем, чтобы когда ты закроешь крышку, он оказался внутри
ящика. Затем смотри внутрь через окошко и с помощью рычажка
зажги спичку, поднеси ее к листику и наблюдай, как он сгорает,
оставляя после себя золу.
Глядя на пламя, поглощающее листик, я должна была вбирать
в себя глазами энергии огня, но внимательно следить за тем,
чтобы не дышать дымом. Он приказал мне ссыпать золу в специальную
металлическую коробочку, а использованные спички - в бумажный
пакетик. Каждая из спичек представляла собой символ человека,
имя которого было написано на листике, который сгорел от
этой конкретной спички. Когда коробочка переполнялась, я
высыпала ее содержимое с верхушки дерева, давая возможность
ветру разнести золу во всех направлениях. Я получила приказ
опустить пакетик с сожженными спичками вниз на специальной
веревке, а Эмилито взял его щипцами, и поместил в корзинку,
которую он использовал лишь для этой цели. Он был очень
внимателен в том, чтобы не касаться ни спичек, ни пакетика.
Я могла лишь догадываться о том, что он закапывал их где-то
на холмах или высыпал в ручей, чтобы вода унесла их по течению.
Он заверял меня, что правильная утилизация спичек - это
завершение процесса разрыва связей с миром.
После трех месяцев занятий вспоминанием во второй половине
дня Эмилито решил изменить мой распорядок.
- Я устал постоянно есть один и тот же плов, - сказал он
однажды утром, поднимая мне на дерево еду, которую приготовил
сам.
Я была рада этому, но не потому что у меня появилась возможность
проводить больше времени в домике на дереве, а потому что
я очень любила есть то, что приготовил кто-то другой.
Когда я впервые попробовала то, что он приготовил, я уже
больше не сомневалась в том, что Клара никогда не варила
те блюда, которые мне подавала. Поваром всегда был Эмилито.
Он делал все с душой, и поэтому что бы он ни приготовил,
получалось просто объедение.
Каждое утро около семи часов Эмилито уже стоял у дерева,
готовый к тому, чтобы поднять мне в корзинке что-то поесть.
Закончив завтракать, я обычно приступала к занятиям вспоминанием.
Теперь, когда я освободилась от неприятных ощущений, связанных
с вытаскиванием на поверхность сознания воспоминаний о своих
неудачах, вспоминание стало больше напоминать увлекательное
путешествие, в ходе которого я делала интереснейшие открытия.
Ведь чем больше я освобождалась от прошлого, тем легче и
раскованнее я себя чувствовала.
Когда старые связи с людьми перестали отягощать меня, я
начала подругому относиться к тем, кто меня окружал. В данном
случае речь идет об отношениях с тем уникальным существом,
которое направляло мои усилия. Хотя Эмилито и проявлял строгость
и настойчивость в том, чтобы я работала непокладая рук,
его характер был легок как перышко. Поначалу меня очень
удивляло то, что и он, и Клара утверждали, что я похожа
на них. Но познакомившись с собой поглубже, я должна была
согласиться, что являюсь такой же напористой, как Клара,
и такой же взбалмошной, если не сумасшедшей, как Эмилито.
Но как только я привыкла к его странностям, мое отношение
к нему перестало отличаться от отношения к Кларе, нагвалю
или Манфреду. Чувства, которые я питала по отношению к этим
людям, теперь уже составляли одно целое, поэтому я начала
чувствовать симпатию к Эмилито. Вполне естественно, что
в один прекрасный день я почувствовала нема чую радость
оттого, что называю его "Эмилито". Во время нашей
первой встречи смотритель сказал мне, что его зовут Эмилито
- уменьшительное от испанского имени Эмилио. Поначалу мне
казалось смешным то, что я называю этого взрослого мужчину
"маленьким Эмилио ", поэтому мне не нравилось
его имя. Но когда я сошлась с ним поближе, я не могла вообразить,
как можно было бы величать его по-иному.
Всякий раз, когда я думала об этих четверых, они были для
меня словно один человек. Но я все никак не могла соотнести
их с Нелидой. Она была особо дорога мне. Она всегда стояла
в моих глазах в стороне от других, и это при том, что я
видела ее в реальном мире лишь раз. Я поняла, что в тот
день, когда мой взгляд впервые остановился на ней, узы,
которые уже давно связывали нас, просто проявились в этом
мире. Всего лишь одной встречи в обычной жизни, какой бы
короткой она ни была, было достаточно для того, чтобы эти
узы стали несокрушимыми и вечными.
Однажды, когда мы обедали на кухне, Эмилито вручил мне пакет.
Взяв его в руки, я поняла, что он от Нелиды. Я попыталась
найти на нем обратный адрес, но его нигде не было. К пакету
был прицеплен маленький кусочек картона, на котором была
нарисована женщина, сводившая губы так, словно она собиралась
кого-то поцеловать. Внизу рукой Нелиды было написано: "Поцелуй
дерево". Я разорвала пакет и нашла в нем пару ботинок
из мягкой кожи с высокими голенищами, которые зашнуровывались
спереди и имели на подошвах большие резиновые шипы.
Я подняла их для того, чтобы показать Эмилито. Я не могла
себе представить, для чего они предназначены.
- Это ботинки для лазания по деревьям, - сказал он, кивая
головой так, словно узнал что-то знакомое. Нелида знает,
что ты любишь деревья, несмотря на то, что боишься упасть.
Шипы сделаны из резины для того, чтобы ты не повреждала
кору деревьев.
Казалось, что появление этого пакета было сигналом для Эмилито,
чтобы он дал мне детальные наставления о лазании по деревьям.
До сих пор для того, чтобы добираться до домика, я пользовалась
только подъемным приспособлением. А иногда я дремала или
спала в нем, как в гамаке. Но я так ни разу и не карабкалась
на дерево, за исключением нескольких случаев, когда мне
нужно было достать что-нибудь с нижних веток. В этом случае
я становилась ногами на нижние ветки или на некоторое время
повисала на руках.
- Пришло время посмотреть, из чего ты сделана, сказал Эмилито,
и не думая шутить. - Новое задание нетрудное, но если ты
не будешь предельно внимательна, оно может оказаться твоим
последним. Ты должна будешь пустить в ход всю свою вновь
приобретенную энергию для того, чтобы научиться тому, что
я сейчас собираюсь тебе показать.
Он велел мне подождать его среди высоких деревьев, которые
росли перед парадным входом в дом. Через несколько минут
он вернулся, неся с собой длинный плоский ящик. Он открыл
его и достал оттуда несколько поясов безопасности и большие
мотки альпинистской веревки. Один пояс он надел мне на талию,
а другой пристегнул к нему с помощью карабинов, которые
используются при скалолазании. Надев на себя похожий пояс,
он показал мне, как взбираться по дереву, цепляясь за более
длинный пояс, который охватывает ствол дерева, и затем используя
этот пояс для того, чтобы подняться по стволу вверх. Он
поднимался по дереву быстрыми и точными движениями. По мере
продвижения вверх он набрасывал веревочные петли на ветки
для того, чтобы застраховаться от падения. В результате,
поднявшись до вершины, он оставил после себя вереницу петель,
которые теперь давали ему возможность двигаться по всей
высоте дерева в полной безопасности.
Вниз он спустился так же проворно, как и поднялся вверх.
- Убеждайся в том, что все узлы, которые ты завязываешь
на веревках, надежны, - сказал он. В этом деле нельзя допускать
серьезных ошибок. Незначительные оплошности исправить легко,
но одна грубая ошибка - и тебе конец.
- Боже мой, неужели мне придется заниматься тем, что ты
только что показал? - спросила я с нескрываемым удивлением.
И дело было вовсе не в том, что я по-прежнему боялась высоты.
Мне просто казалось, что у меня не хватит терпения завязать
столько узлов и постоянно цеплять и расцеплять карабины.
Ведь даже для того чтобы научиться подниматься на дерево
с помощью приспособления, в котором я когда-то проснулась,
мне понадобилась длительная практика.
Эмилито утвердительно кивнул и весело засмеялся.
- Это будет для тебя серьезным испытанием, - заметил он.
- Но когда ты научишься висеть уверенно, не сомневаюсь,
что ты убедишься в том, что игра стоила свеч. Тогда узнаешь,
что я имел в виду.
Он дал мне в руки моток веревки и терпеливо показал, как
завязывать и развязывать узлы. Кроме того, он научил меня
надевать на веревку куски резинового шланга для того, чтобы
веревка не повреждала кору деревьев, когда я охватывала
ею ветку, делая очередную петлю. Я узнала, как упираться
в ствол ногами, чтобы сохранять равновесие, и как миновать
гнезда птиц, если они попадутся на моем пути.
В течение последующих месяцев я работала под его постоянным
руководством и не поднималась выше самых низких веток. Когда
я научилась обращаться со снаряжением и уверенно двигаться,
сохраняя равновесие, кожа на руках у меня так затвердела,
что перчатки были больше не нужны, Эмилито разрешил мне
подниматься на более высокие ветки. Я тщательно отрабатывала
на них те же маневры, которые до этого изучала на нижних
ветках. И вот однажды совершенно неожиданно для себя я поднялась
на самую вершину дерева, по которому училась лазить. В этот
день Эмилито подарил мне то, что по его словам было самым
ценным подарком. Это был комплект, состоящий из трех защитного
цвета полевых комбинезонов и соответствующих им по раскраске
кепок. Очевидно, он купил его на каком-нибудь складе армейского
обмундирования в Штатах.
Нарядившись в лесные тона, я жила в роще высоких деревьев,
которая находилась перед фасадом дома. Я спускалась на землю
лишь для того, чтобы сходить в туалет, или для того, чтобы
изредка отобедать с Эмилито. Я взбиралась на каждое дерево,
которое мне нравилось, при условии, конечно, что оно было
достаточно высоким. Было всего несколько деревьев, на которых
я не побывала: среди них были очень старые, для которых
мое присутствие оказалось бы вторжением, и очень молодые,
которые еще не были столь крепкими, чтобы выдерживать мое
движение на веревках.
Я предпочитала молодые и сильные деревья, потому что они
вселяли в меня бодрость и оптимизм. Однако общение с некоторыми
из тех, что были постарше, было тоже приятным мне, потому
что им было что мне рассказать. Однако Эмилито разрешал
мне ночевать только на одном дереве - на том, где находился
домик, потому что лишь оно было оснащено громоотводом. Я
спала на платформе в домике, в кожаном приспособлении, а
иногда просто пристегнувшись к какой-нибудь ветке по собственному
выбору.
Некоторые из моих излюбленных веток были толстыми и без
сучков. Я часто лежала на них, глядя вниз. Положив голову
на небольшую подушечку, которую л везде носила с собой,
я обнимала ветку руками и ногами, оставаясь при этом в неустойчивом,
но очень приятном положении. Конечно же, я всегда следила
за тем, чтобы вокруг талии у меня была повязана веревка,
надежно зацепленная за одну из верхних веток, на тот случай,
если я потеряю равновесие или усну.
Чувства, которые я питала по отношению к деревьям, невозможно
описать. Я была уверена, что проникаюсь их настроениями,
знаю точно их возраст, привычки и ощущения. Я научилась
общаться с деревьями с помощью импульсов, которые исходили
изнутри моего тела. Часто наше общение начиналось с пробуждения
во мне искренней симпатии, приближающейся по глубине к той,
которую я чувствовала по отношению к Манфреду. Эта симпатия
всегда появлялась во мне неожиданно и непринужденно. Тогда
я начинала чувствовать их корни, уходящие в землю. Я знала,
хотят ли они пить и какие корни достигают подземных источников
влаги. Я могла сказать, что значит протягивать ветви навстречу
свету, ожидать восхода солнца, намереваться увидеть его,
чувствовать тепло, холод и бурю с громом и молнией. Я узнала,
что значит никогда в жизни не сходить с одного места. Что
значит молчать, ощущать через кору и впитывать свет листьями.
Я вне всяких сомнений знала, что деревья могут страдать
и что, как только общение с ними наладилось, они изливают
на человека свою ласку и нежность.
Сидя на толстой ветке и прижимаясь спиной к стволу дерева,
я занималась вспоминанием, которое приобрело теперь всецело
иное качество. Я могла припомнить мельчайшие подробности
своих прошлых переживаний, не боясь оказаться в плену у
отвлекающих эмоций. Я могла громко смеяться над тем, что
раньше было очень болезненным для меня. Я обнаружила, что
никакие воспоминания не вызывают во мне чувства жалости
к себе. Теперь я видела все в ином свете, не как закомплексованная
городская жительница, которой я когда-то была, а как свободная
и беззаботная живущая на дереве, которой я стала.
Однажды вечером, когда мы ели плов, который я приготовила
из кролика, Эмилито удивил меня тем, что завязал очень оживленный
разговор. Он попросил меня не уходить после ужина, потому
что у него было что мне сказать. Это было столь на него
не похоже, что я просто сгорала от нетерпения. Ведь я многие
месяцы общалась преимущественно с деревьями и птицами. Я
готовила себя к тому, что услышу что-то грандиозное.
- Прошло уже больше шести месяцев, как ты стала живущей
на деревьях,- начал он. - Пришло время посмотреть, чему
ты за это время научилась. Пошли в дом. У меня есть что
тебе показать.
- Что ты собираешься мне показать, Эмилито? спросила я,
вспомнив о том дне, когда он хотел что-то показать мне в
своей комнате, но я отказалась последовать за ним.
Имя "Эмилито" больше всего подходило ему теперь.
Он стал для меня самым дорогим существом, точно как Манфред.
В ходе одного из самых возвышенных озарений, которые посетили
меня, когда я сидела на ветвях высокого дерева, я поняла,
что Эмилито вовсе не человек. Был ли он когдато человеком,
а потом стер в себе все человеческое с помощью вспоминания,
я могла только догадываться. Его не-человечность была тем
барьером, который становился на пути каждого, кто хотел
поговорить с ним по душам. Ни один обычный человек не мог
понять, что у Эмилито на уме, о чем он думает и что чувствует.
Но если он того хотел, он мог войти во внутренний мир любого
и разделить его настроения и мысли. Его не-человечность
была тем, что я почувствовала еще тогда, когда впервые встретилась
с ним возле кухни. Теперь меня не смущало его присутствие,
и, хотя этот барьер еще разделял нас, я искренне восхищалась
его совершенством.
Я спросила Эмилито снова, поскольку в первый раз он не ответил
мне, что он собирается показать.
- Я хочу показать тебе нечто непревзойденной важности, -
сказал он. - Но то, как ты увидишь его, зависит всецело
от тебя. Все сводится к тому, смогла ли ты обрести молчание
и гармоничность, присущие деревьям.
Мы быстро прошли через темный внутренний дворик в дом. Я
проследовала за ним через холл к двери в его комнату. Мое
беспокойство удвоилось, когда я увидела, что он надолго
остановился перед ней для того, чтобы глубоко подышать,
словно готовя себя к тому, что должно произойти.
- Порядок, давай войдем, - сказал он и легонько потянул
меня за рукав. - Одно предостережение. Находясь в комнате,
не смотри ни на что пристально. Гляди на все что угодно,
но не присматривайся, скользи по всему поверхностными взглядами.
Он открыл дверь, и мы вошли в его странную комнату. Живя
на деревьях, я совсем забыла, что уже заходила сюда в тот
день, когда уехали Клара и Нелида. Теперь меня снова поразил
диковинный набор предметов, которые ее наполняли. Первыми,
что я увидела, были четыре лампы, которые стояли на полу,
по одной у каждой стены. Я не могла себе и представить,
что это могут быть за лампы. Комната и ее интерьер были
освещены жутковатым бледно-янтарным светом. Я достаточно
хорошо разбиралась в электрическом оборудовании для того,
чтобы понять, что ни одна обычная электрическая лампочка
не могла бы дать такого света, даже если бы абажур был сделан
из самого диковинного материала.
Я почувствовала, как Эмилито взял меня за руку и помог переступить
через заграждение высотой в один фут, которое отделяло от
всей остальной комнаты небольшую часть пола в юго-западном
углу.
- Добро пожаловать в мою пещеру, - сказал он, загадочно
улыбаясь, когда мы с ним ступили на выделенную территорию.
Здесь стоял длинный стол, наполовину закрытый черной занавеской,
и четыре кресла, очень странные на вид. Каждое из них имело
высокую твердую овальную спинку, немного изогнутую по форме
спины, а вместо ножек у кресла было основание, которое казалось
прочным и круглым. Все кресла были обращены к стене.
- Не смотри пристально, - напомнил смотритель, помогая мне
сесть в одно из кресел.
Я заметила, что кресла сделаны из какого-то пластичного
материала. Круглое сидение пружинило, хотя я не могла сказать,
почему так происходило: оно было твердым, как дерево, и
в то же время прогибалось, когда я покачивалась на нем.
Кроме того, оно поворачивалось вокруг своей оси. Овальная
спинка, которая, казалось, охватывала меня сзади, была тоже
одновременно пружинистой и твердой. Все кресла были яркого
небесноголубого цвета.
Смотритель сел в кресло рядом со мной. Он повернулся на
кресле лицом к центру комнаты и непривычно напряженным голосом
велел мне тоже повернуться. Когда я сделала это, из глубины
моего тела вырвался судорожный вздох. Комната, по которой
я совсем недавно ходила, исчезла. Я смотрела в необъятное
пустое пространство, озаренное тусклым сиянием. Комната,
казалось, стала бесконечным пространством прямо у меня перед
глазами. Мой взгляд простирался до далекого темного горизонта.
Я еще раз судорожно глотнула воздух, потому что в животе
у меня ощущалась пустота. Я почувствовала, что пол уходит
из-под моих ног, и меня притягивает к себе пространство.
Я не осознавала, где нахожусь, хотя по-прежнему сидела в
кресле.
Я услышала слова Эмилито.
- Давай повернемся назад.
Но у меня не осталось сил, чтобы вращать сидение кресла.
Должно быть, он сделал это за меня, потому что я внезапно
поняла, что снова смотрю в угол комнаты.
- Ну что, скажешь, что так не бывает? - спросил смотритель,
улыбаясь.
Я не могла вымолвить ни единого слова, не говоря уже о том,
чтобы задавать вопросы, на которые, очевидно, не было ответов.
Через пару минут Эмилито еще раз повернул мое кресло для
того, чтобы снова дать мне возможность окунуться в бесконечность.
Безграничность пространства казалась мне такой ужасной,
что я закрыла глаза. Я ощутила, как он вернул мое кресло
в исходное положение.
- А теперь встань, - сказал он.
Я бессознательно повиновалась ему и стояла рядом, непроизвольно
дрожа и пытаясь вернуть себе дар речи. Он взял меня за плечи
и повернул лицом к комнате.
Одолеваемая страхом, я из упрямства или по благоразумности
отказывалась открывать глаза. Тогда смотритель ударил меня
костяшками пальцев по макушке головы, отчего глаза у меня
мгновенно широко открылись. С облегчением я увидела, что
комната не является больше темным бесконечным пространством,
а представляет собой ту самую комнату, в которую я недавно
вошла. Игнорируя запрет смотреть пристально, я стала разглядывать
все непонятные вещи, которые лежали вокруг.
- Эмилито, пожалуйста, скажи мне, что это за вещи? спросила
я.
- Я - всего лишь смотритель,- сказал Эмилито. Все это находится
у меня на попечении. - Взмахом руки он указал на все, что
находилось в комнате. - Но будь я проклят, если я знаю,
что это. В действительности никто из нас этого не знает.
Нам это все досталось по наследству вместе с домом от моего
учителя, нагваля Хулиана, а он унаследовал это от своего
учителя, нагваля Элиаса, который тоже получил это от своего
учителя.
- Все здесь напоминает комнату, в которой в театре хранят
декорации,
- заметила я. - Но ведь это не так. Правда, Эмилито?
- Это магия! Ты можешь видеть это все, потому что ты освободила
свою энергию и можешь выходить на иные уровни восприятия.
Каждый может видеть это при условии, что он накопил достаточно
энергии. Трагедия многих в том, что их энергия поглощена
бессмысленными заботами. Но вспоминание - это ключ. Оно
освобождает уловленную энергию - и voila! Ты видишь бесконечность
прямо у себя перед глазами.
Я засмеялась, когда Эмилито сказал опа, потому что это было
очень неуместно и неожиданно. Смех немного снял мое напряжение.
- Но реально ли все это, Эмилито, или я просто вижу сон?
- только и могла я спросить.
- Ты находишься в состоянии сновидения, но все это реально.
Настолько реально, что мы можем растаять здесь, как снежинки.
Рационально я не могла объяснить, что именно только что
видела, поэтому у меня не было никаких оснований для того,
чтобы доверять либо не доверять своим ощущениям. Мое положение
было невыносимым, равно как и мой страх. Смотритель подошел
ближе.
- Магия - это больше, чем черные кошки и обнаженные люди,
танцующие ночью на кладбище и замышляющие недоброе против
других, - прошептал он. - Магия холодна, абстрактна, сверхличностна.
Вот почему мы называем постижение ее тайны магическим переходом
или полетом к абстрактному. Для того, чтобы понять ее ужасное
притяжение, мы должны быть сильны и решительны, а не пугливы
и малодушны. Нагваль Хулиан любил это повторять.
Мне было так интересно, что я заметила, что слушаю его слова
необычайно внимательно. Но тем не менее все это время мои
глаза шарили по комнате, переходя от одного предмета к другому.
Я пришла к выводу, что ни одна вещь здесь не была реальной.
Но поскольку было ясно, что мне удается наблюдать их, я
спрашивала себя, реальна ли я сама, или это все какой-то
чудовищный сон. И дело было не в том, что эти вещи были
неописуемы. Они просто не вписывались ни в какие мои представления.
А теперь готовься к полету лагов, - сказал Эмилито. - Что
бы ни случилось, держись за меня. Если хочешь, ухватись
за мой пояс или садись мне на плечи. Но что бы ты ни делала,
не отпускай меня.
Прежде чем я успела спросить у него, что он решил делать
дальше, он быстро повернул меня и усадил в кресло лицом
к стене. Затем он повернул кресло на девяносто градусов,
и я снова увидела в центре комнаты жуткое бесконечное пространство.
Поддерживая меня за талию, он помог мне встать и сделать
несколько шагов в сторону бесконечности.
Каждый шаг давался мне невероятными усилиями: казалось,
что каждая нога весит не меньше тонны. Я почувствовала,
как смотритель толкнул меня вперед, продолжая поддерживать.
Внезапно какая-то грандиозная сила втянула меня вовнутрь,
и я больше не шла, а парила в пространстве. Смотритель плавно
плыл рядом со мной. Я вспомнила о его предостережении и
ухватилась за его пояс. В мгновение ока новый прилив энергии
ускорил мой полет до невероятной скорости. Я завопила ему,
чтобы он остановил меня. Он быстро усадил меня себе на плечи,
и я что есть мочи вцепилась в него. Я с силой зажмурилась,
но это не подействовало. Я видела перед собой одну и ту
же необъятность, независимо от того, закрыты или открыты
были мог глаза. Мы парили в чем-то, не похожем на воздух.
Земли в поле зрения тоже не было. Более всего я боялась,
что какой-то головокружительный всплеск энергии оторвет
меня от смотрителя. Я делала все что могла, для того чтобы
держаться за него и в то же время оставаться сосредоточенной.
Все кончилось так же внезапно, как и началось. На меня налетел
еще один энергетический вихрь, и я очнулась, стоя возле
лазурного кресла и истекая потом. Меня трясло, и я, задыхаясь,
судорожно глотала воздух. Волосы у меня растрепались, запутанные
и мокрые, они рассыпались по лицу.
Смотритель толкнул меня назад в кресло и снова повернул
к стене.
- Не вздумай написать в штаны, сидя в этом кресле, предупредил
он строго.
Я не управляла телом. Все покинуло меня, включая и страх.
Оно все выветрилось из меня, когда я парила в бесконечном
пространстве.
- Ты уже можешь осознавать так же, как и я,- сказал Эмилито,
кивая головой. - Но ты все еще не можешь управлять собой,
находясь в этой новой сфере восприятия. Эта способность
приходит после долгих лет упорных занятий и накопления силы.
- Я никогда не смогу объяснить этого себе, - сказала я и
повернулась в кресле лицом к центру комнаты, чтобы еще раз
полюбоваться бледно-розовой бесконечностью. На этот раз
все, что было в комнате, показалось мне крошечным, похожим
на фигурки на шахматной доске. Мне пришлось приложить специальные
усилия, чтобы обнаружить их. Но холодность и жуткость этого
пространства наполнили мою душу непревзойденным ужасом.
Я припомнила, что Клара говорила о тех провидцах, которые
сподобились достичь этого, и о том, как они смотрели в эту
ширь и как она смотрела на них с холодным и неприступным
безразличием. Клара никогда не говорила мне, что видела
ее, но теперь я поняла, что она видела. Но даже если бы
она и сказала мне тогда об этом, что бы это дало? Я бы только
посмеялась над ней и подумала, что она все это выдумала.
Теперь пришел мой черед смотреть в бесконечность и знать,
что я никогда не смогу понять, на что смотрю. Эмилито был
прав, когда сказал, что потребуются долгие годы упорных
занятий и развития силы, чтобы чувствовать себя уверенно
перед лицом этой бездонности.
- А теперь давай посмотрим на другую сторону бесконечности,-
сказал Эмилито и плавно повернул мое кресло в сторону стены.
Церемониальным жестом он поднял черную занавеску, а я в
это время наблюдала за его действиями отсутствующим взглядом,
стараясь перестать стучать зубами.
За занавеской оказался длинный узкий стол. Он был без ножек,
и казалось, что он крепится к стене, хотя мне и не удалось
разглядеть ни шарниров, ни кронштейнов, на которых бы он
держался.
- Поставь локти на стол и положи голову на кулаки так, чтобы
они находились под подбородком. Клара учила тебя делать
это, - приказал он мне. - Прижми подбородок к рукам. Но
держи голову легко и не напрягайся. Сейчас нам понадобится
легкость.
Я сделала все так, как он сказал. В то же мгновение в черной
стене на расстоянии шести дюймов от моего носа появилось
маленькое окошечко. Смотритель сидел справа от меня и, наверное,
смотрел в другое подобное окошко.
- Смотри туда, - сказал он. - Что ты видишь?
Я видела дом. Я узнала парадную дверь, а затем гостиную
левого крыла дома, которую я успела осмотреть лишь мельком,
когда мы с Эмилио проходили через нее в первый раз по пути
к моему дереву. Гостиная была хорошо освещена и заполнена
людьми. Они смеялись и разговаривали по-испански. Некоторые
из них ели, сидя за столом, который изобиловал аппетитными
блюдами, красиво сервированными в серебряной посуде. Я узнала
среди них нагваля, а затем Клару. Она была сияющей и радушной.
Она играла на гитаре и пела дуэтом с другой женщиной, которая
вполне могла оказаться ее сестрой. Она была такой же крупной,
как и Клара, но смуглокожей и черноволосой. Глаза ее были
не такие лучисто зеленые, как у Клары. Они были сверкающими,
но черными и зловещими. Затем я увидела, как в стороне Нелида
исполняет танец под какую-то прекрасную незабвенную мелодию.
Она чем-то отличалась от той Нелиды, которую я помнила,
но я не могла понять, в чем же конкретно заключается это
отличие.
Некоторое время я наблюдала за ними. Я была так очарована,
словно умерла и оказалась в раю - настолько эта картина
была нереальной, светлой и далекой от земных забот. Но мое
веселье куда-то отлетело, когда я вдруг заметила, что в
комнату через боковую дверь вошла еще одна Нелида. Я не
могла поверить своим глазам - их было две! Я повернулась
к смотрителю и задала ему бессловесный вопрос.
- Та, которая танцует, - это Флоринда,- сказал он. Она и
Нелида очень похожи, только Нелида выглядит немного ласковее.
- Он посмотрел на меня и подмигнул. Но на самом деле она
намного беспощаднее.
Я сосчитала всех, кто был в комнате. Кроме нагваля здесь
было четырнадцать человек: девять женщин и пять мужчин.
В гостиной присутствовали две Нелиды, Клара со своей сестрой
и пять других женщин, которые были мне незнакомы. Три из
них явно были пожилыми, но, как и в случае Клары, Нелиды,
нагваля и Эмилито, об их возрасте судить было очень трудно.
Две другие женщины были лишь несколькими годами старше меня.
Вероятно, им шел третий десяток.
Четверо мужчин были постарше и выглядели так же сурово,
как и нагваль, но один был молодым. Он был смуглым, низкорослым
и выглядел совсем юным. Его волосы были черными и кудрявыми.
Он оживленно жестикулировал, его лицо было живым и выразительным.
В нем было что-то такое, что выделяло его среди остальных.
Сердце у меня забилось, и я ощутила к нему бесконечную симпатию.
- Это новый нагваль, - сказал смотритель.
Пока мы глядели в комнату, Эмилито объяснил мне, что каждый
нагваль привносит в магию что-то новое, соответствующее
его темпераменту и жизненному опыту. Нагваль Джон Мишель
Абеляр, как индеец яки, привнес в группу индейскую степенность,
которая стала отличительной чертой всех действий представителей
группы. Их магия, сказал он, впитала в себя унылость, которая
присуща индейцам яки. И всем им, включая и меня, традиция
предписывает знакомство с мировоззрением этих индейцев и
использование их принципов в своей жизни.
- Эта тенденция будет доминировать до тех пор, пока группу
не возглавит новый нагваль,- сказал он мне на ухо. - Тогда
тебе придется пропитаться его склонностями и причудами.
Это правило. В соответствии с ним, ты должна будешь поступить
в университет. Ведь он с головой ушел в научные исследования.
- Когда это случится? - шепотом спросила я.
- Когда все члены группы совместно взглянут в бесконечность,
которая находится у нас за спиной, и позволят ей растворить
нас, - ответил он тихо.
Облако усталости и мрака начало окутывать меня. Напряжение
от попыток понять немыслимое давало о себе знать.
Эта комната, которая находится на моем попечении, - сказал
Эмилито мне на ухо, - представляет собой совокупное намерение
всех нагвалей, которые предшествовали Джону Мишелю Абеляру,
и отражает все их характеры одновременно. Не существует
абсолютно никакой возможности объяснить, что она собой представляет.
Для меня, точно так же, как и для тебя, это непостижимо.
Я перевела глаза с комнаты, где сидели все эти люди и где
веселье било ключом, и посмотрела на Эмилито. Мне захотелось
заплакать, когда я вдруг поняла, что он так же одинок, как
и Манфред, и является существом, которое достигло невообразимых
уровней восприятия, но обречено на одиночество самим своим
совершенством. Однако мое желание заплакать длилось очень
недолго и уступило место благоговению, когда я поняла, что
в данном случае оно намного более уместно, чем моя глупая
грусть.
Новый нагваль позаботится о тебе, - сказал Эмилито, возвращая
мое внимание обратно в комнату. Он является твоим окончательным
учителем, который откроет тебе путь к свободе. У него много
имен, каждое имя отражает его владение каким-то одним аспектом
магии. В магии бесконечности его имя - Дилас Грау!* Когда-нибудь
ты встретишься и с ним, и со всеми остальными. Ты не смогла
сделать это тогда, когда вошла в левое крыло дома с Нелидой,
и ты все еще не можешь сделать этого сейчас, сидя здесь
со мной. Но ты завершишь магический переход очень скоро.
Они ждут тебя.
* В обычной жизни - Карлос Кастанеда (прим. ред.).
Невыразимая тоска охватила меня. Я хотела проскользнуть
через глазок в стене в ту комнату, чтобы быть вместе с ними.
Там царили сердечность и взаимопонимание. И они ждали меня.
|
